– Потому что знаю, – ответила Софи. – Я хочу сказать, что давно знаю, что могу умереть. Я, в общем-то, не боюсь, ничего подобного.

– Ты не умрешь, милая, – сказала Зои.

Эти слова казались единственно правильными сейчас. Но Софи не обманешь банальностями.

– Вы ничего не понимаете в болезни почек, – сказала она. – Я не могу жить без диализа.

– Как долго ты можешь прожить без него? – спросила Марти.

– Марти!

Зои испугала бесчувственность ее дочери. Хуже того, у нее было неуютное чувство, что, если Софи могла бы сказать, сколько она проживет, Марти начала бы считать дни до ее смерти.

– Ну, она говорит это так, будто в этом нет ничего особенного, – сказала Марти.

– Я не знаю, как долго, – сказала Софи. – Я никогда так раньше не делала.

Зои пришлось улыбнуться из-за заумного тона ответа малышки.

– Как я могу помочь, милая?

Она приподнялась на локте, при этом хворостинка или что-то такое в ее импровизированной подушке хрустнуло под ее весом.

– Ты сказала мне, что тебе важно следить за тем, что ты ешь. Что для тебя лучше всего?

– Протеины, – ответила Софи. – Мясо. Курица.

– Ну, я, вероятно, смогу подстрелить кролика или белку, и мы могли бы приготовить их на обед, если хочешь.

– Ты забыла, что мы не можем разжечь костер, – напомнила Марти.

– Я не хочу, чтобы ты кого-то убивала, – сказала Софи.

– Почему бы тебе не убить одну из тех паршивых собак? – предложила Марти.

Зои проигнорировала ее вопрос.

– Здесь водится кое-какая рыба, которую мне до этого удавалось поймать, она довольно вкусная, – сказала она, вспоминая привкус темно-чешуйчатой рыбы. – Как насчет того, чтобы я попробовала поймать одну из них? В рыбе много протеина.

– Хорошо, наверное, – сказала Софи.

– Ну, я надеюсь, вы обе любите суши, – резко бросила Марти.

– Марти, у нас будет костер, – возразила Зои, удивив их обеих своей безапелляционностью. – Я собираюсь накормить этого ребенка. Если мы услышим самолет или что-то еще над головой, мы можем залить костер водой и войти в хижину.

– Звучит так, будто ты уже все решила, мама, – сказала Марти.

Зои встала с постели и прошла через комнату к убогому ложу Софи.

– Позволь мне взглянуть на твою ногу, милая, – сказала она, убирая покрывало с ног Софи.

Софи лежала не шевелясь, пока Зои осторожно разматывала повязку. Отек немного спал, рана не казалась уже такой воспаленной и чувствительной, и Зои почувствовала огромное облегчение.

– Она намного лучше, Софи, – сказала она. Софи подняла голову, чтобы самой посмотреть на ногу. – Антибиотики действуют.

Софи опять уронила голову на подушку.

– Если бы только они могли починить все остальное, – вздохнула она.

– Я знаю, милая, – сказала Зои, вставая. – Я тоже этого хотела бы.

Она села на камень у ручья, держа ведро и сеть наготове, и ждала, когда проплывет одна из тех темно-чешуйчатых рыб. Обычно их было очень много. Но сегодня, когда они были нужны ей как никогда, казалось, что они вдруг испарились из ручья. Тем не менее отсутствие рыбы предоставило ей много времени для размышления.

Она подумала о нежелании Марти разжигать огонь. Эти два слова, Марти и огонь, вызывали у нее какое-то беспокойство, и она боялась, что знала, почему так происходит. Многие годы эти слова были неразделимо связаны в ее голове, несмотря на то что она прикладывала все усилия, чтобы разорвать эту мысленную связь между ними. Сколько Марти было лет, когда возник пожар? Одиннадцать? Может, только десять?

Зои и Макса вызвали из Нью-Йорка, где они снимали фильм, поскольку в доме в Малибу произошел пожар. Комната няни была разрушена, сгорела, и сначала все подумали, что молодая женщина заснула с зажженной сигаретой в руке. Но после того как пожарные инспекторы более тщательно поискали причину пожара, они определили, что дом намеренно кто-то поджег посреди ночи. Причиной пожара была намоченная в бензине и затем воспламенившаяся тряпка, которая была спрятана в углу комнаты. А пропитанная бензином тряпка просто так не появилась бы в комнате няни, если только кто-то не положил ее туда.

Макс постарался направить дело в сторону того, что няня сама это сделала. Она была в депрессии, доказывал он. К тому же она время от времени выпивала.

Лежа на больничной койке, с обожженными руками, няня уверяла, что не имеет никакого отношения к пожару, но Зои и Макс проигнорировали ее протесты и сделали из ее увольнения публичное шоу. Об этом инциденте несколько дней кричали все газеты, и Зои сомневалась, что бедной женщине удастся когда-либо найти работу. Но в тот момент существовала крайняя необходимость не позволить свету прожекторов упасть на человека, которого пожарные инспекторы считали настоящим виновным, – Марти.

Впрочем, Марти отрицала, что имела какое-то отношение к пожару, и реальных доказательств ее причастности к этому не было, так что Зои легко было не доверять теориям пожарных инспекторов. О Боже, как хорошо у нее получалось тогда ничего не замечать! Не спрашивайте, не рассказывайте. Это можно было назвать правилом семьи Гарсон-Полинг. Ни она, ни Макс не хотели спрашивать Марти, сделала ли она что-то плохое и почему она это сделала, поскольку тогда им пришлось бы разбираться с ответами. Гораздо легче было пустить все на самотек. Так они и сделали.

Когда Марти рассматривали как кандидата для учебы в интернате, заместитель директора долго разговаривала с Зои.

– Марти писалась в кровати? – спросила замдиректора.

– Да, до двенадцати лет, – призналась Зои.

Макс лупил Марти за писанье в постели, которое считал результатом простого неповиновения с ее стороны.

– Ага, – протянула замдиректора, чиркнув что-то в своих записях, и Зои подумала, что ей лучше с этого момента следить за тем, как она отвечает на вопросы.

– Марти нравилось играть с огнем? – задала следующий вопрос замдиректора. – Ей нравилось зажигать спички? Пламя ее зачаровывало?

– Нет, – ответила Зои.

Она полностью выбросила из головы пожар в комнате няни. Удивительно, как у нее это легко получалось.

– Какая-нибудь жестокость по отношению к животным? – продолжала допытываться замдиректора.

Зои подумала о котенке, но ведь никогда не было никаких доказательств того, что именно Марти была виновна в смерти маленького пушистого комочка.

– Нет, – сказала она. – Почему вы задаете мне такие странные вопросы?

– О, мы всем родителям задаем эти вопросы, – объяснила замдиректора. – Понимаете, существует три вида поведения, которое предсказывает возможное ненормальное или жестокое поведение в будущей жизни, – сказала она. – Писанье в кровати в позднем детстве, поджоги и жестокость с животными. Так что это то, что мы хотим исключить, как нечто само собой разумеющееся, когда опрашиваем кандидата на учебу в этой школе. К счастью, у нас такое редко случается. Обычно это бывает у детей, о которых не заботились или с которыми плохо обращались.

– А, – сказала Зои.

Ей удалось закончить беседу и выйти на улицу, прежде чем ее стало сильно тошнить.

Прошло какое-то время, пока Зои осознала, что одна из темных рыб была как раз перед ней и, можно сказать, насмехалась над Зои, плавая среди камней. Протянув сеть, она с легкостью зачерпнула ее и бросила в ведро. Еще одна рыбина, такая же, как первая, практически заплыла в ее сеть, а за ней еще одна. Там, должно быть, делая стая, подумала Зои, и поймала еще несколько, пока не решила, что у нее уже достаточно рыбы, чтобы приготовить хороший обед для них троих.

И она приготовит его на костре. Она рассмотрит лицо Марти сквозь пламя костра. Если бы только она могла переделать детство своей дочери! Она посвятила бы ей все свое время, отдала бы всю свою любовь, все, чего она застуживала и чего у нее не было. Но она не могла вернуться в прошлое и прожить все заново. У нее, было только настоящее, и она сделает все, что в ее силах, чтобы уберечь Марти от возвращения в тюрьму. Марти нужна была помощь, но это была не та помощь, которую может дать ей тюрьма.