XLI. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., II, 14]

Формийская усадьба, между 24 и 29 апреля 59 г.

1. Какое ты вызываешь у меня нетерпение узнать слова Бибула497, о беседе с волоокой498, о том изящном пире! Постарайся поэтому приехать, мы жаждем послушать тебя. При всем том, я думаю, более всего нам следует опасаться, как бы наш знаменитый Сампсикерам499, почувствовав, что все в своих разговорах бичуют его, и увидев, что сделанное500 легко опрокинуть, не начал действовать насилием. Что касается меня, то я обессилен до такой степени, что предпочел бы жить под властью тирана среди этого покоя, в котором мы теперь чахнем, нежели сражаться, имея наилучшие надежды.

2. Из сочинений, которыми ты часто советуешь мне заняться, ничего не может выйти. У меня не усадьба, а базилика501, большое стечение формийцев...502 Но я оставляю в стороне простой народ: после четвертого часа503 эти остальные не в тягость. Гай Аррий — мой ближайший сосед, а сейчас уже даже сожитель; он говорит, что не едет в Рим для того, чтобы целые дни философствовать здесь со мной. Вот по другую сторону Себос, тот друг Катула. Куда обратиться? Клянусь, я тотчас же уехал бы в Арпин, если бы не находил, что мне удобнее ждать тебя в формийской усадьбе, по крайней мере до кануна майских нон. Вот кого принужден я выслушивать. Было бы чудесной случайностью, если бы кто-нибудь захотел теперь, пока они у меня, купить мою формийскую усадьбу. И все же не одобрить ли мне твоего предложения: «Приступим к чему-нибудь великому, требующему больших размышлений и досуга»? Однако постараюсь удовлетворить и не пожалею труда.

XLII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., II, 15]

Формийская усадьба, между 24 и 29 апреля 59 г.

1. Согласен с тем, что ты пишешь: состояние государственных дел не менее неопределенное, чем ты описываешь его. Однако меня радует именно это разнообразие высказываний и мнений. Когда я читаю твои письма, мне кажется, что я в Риме и слышу то одно, то другое, как бывает при столь важных обстоятельствах. Однако я не могу объяснить себе одного: что именно может он предложить для решения земельного вопроса504, не вызывая ничьих возражений?

2. Что же касается той силы духа, какую проявил Бибул, отсрочив комиции505, то она только позволяет судить о нем, но нисколько не улучшает общего положения. Бесспорно, надеются на Публия506. Пусть, пусть он сделается народным трибуном, хотя бы только для того, чтобы ты поскорее возвратился из Эпира; ибо, я думаю, не может случиться, чтобы ты мог жить без него, особенно если он захочет вступить в какой-либо спор со мной. Во всяком случае несомненно: если произойдет что-нибудь в этом роде, то ты прилетишь. Но допустим, что этого не случится; все же, если он будет благодетельствовать государству, то я предвижу прекрасное зрелище, лишь бы только мне можно было смотреть на него в твоем присутствии.

3. Только я написал эти строки, вот и Себос. Не успел я вздохнуть, как Аррий507 уже говорит мне: «Здравствуй». И это значит удалиться из Рима! От каких же людей я убежал, если угодил к этим! Но я уйду

Наконец, если я не смогу быть один, то лучше буду общаться с деревенскими, чем с этими слишком городскими людьми. Однако, так как ты не пишешь ничего определенного, буду ожидать тебя в формийской усадьбе еще за два дня до майских нон.

4. Теренция очень признательна за твою настойчивость и старание в спорном деле с Мульвием509. Она совсем не знает, что ты защищаешь общее дело тех, кто владеет государственной землей. Но ты все-таки платишь откупщикам кое-что, а она отказывает даже в этом. Итак, она и аристократичнейший мальчик Цицерон шлют тебе привет.

XLIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., II, 16]

Формийская усадьба, начало мая 59 г.

1. В канун майских календ, когда я пообедал и уже дремал, мне передали то твое письмо, в котором ты пишешь о кампанской земле510. Что еще нужно? Сначала это так поразило меня, что я лишился сна, но больше от раздумий, нежели от неприятности. Когда же я стал размышлять, то мне пришло на ум приблизительно следующее. Прежде всего, на основании того, что ты написал в предыдущем письме, будто ты слышал от его511 друга, что будет внесено предложение, против которого никто не будет возражать, — я опасался большего; а это мне таким не казалось. Затем — чтобы утешить себя, — все ожидание раздачи земли направлено, по-видимому, на кампанскую землю, а последняя, если давать до десяти югеров, не удовлетворит более пяти тысяч человек; все же остальное множество людей неизбежно отвернется от тех512. Помимо этого, если существует что-либо, что могло бы еще сильнее зажечь гневом честных людей, которые, я вижу, уже взволнованы, то, конечно, именно это, тем более, что после отмены пошлины в Италии513 и раздела кампанской земли — какие еще остаются отечественные поступления в казну, кроме двадцатой доли514, а она, мне кажется, исчезнет на первой же народной сходке под крики наших прихвостней.

2. Что думает наш Гней515, положительно не знаю.

Право, его можно будет довести и до этого, ибо до сего времени он держался таких софизмов: законы Цезаря он одобряет, но тот сам должен позаботиться о способе провести их; с земельным законом он был согласен517, но его совершенно не касается, может ли на него быть наложен запрет, или нет518; он был согласен на то, чтобы дело с александрийским царем519 было, наконец, закончено, а наблюдал ли тогда Бибул небесные знамения, или нет520, не его дело было спрашивать; что касается откупщиков, то он хотел сделать угодное этому сословию521, но не мог же он угадать, что произойдет, если Бибул тогда спустится на форум. Что скажешь ты теперь, Сампсикерам522? Что ты установил для нас дань на горе Антиливане и лишил нас доходов с земель в Кампании? Что? Как заставишь согласиться с этим? «Я, — говорит, — буду держать вас в повиновении при помощи войска Цезаря»523. Клянусь, меня ты удержишь в повиновении не столько при помощи этого войска, сколько неблагодарностью так называемых честных людей, которые никогда не отплатили мне не только наградой на деле, но даже благодарностью на словах524.