Обстоятельства царствования хана Махмута до сих пор совершенно еще неизвестны, так как русские летописи, сообшаюшие о войнах с Казанью, об этой мирной эпохе, в течение которой войн между русскими и казанцами не происходило, молчат. Из единственного русского документа, дошедшего до нас от этого времени и упоминающего о Казани, видно, что в 1455 году митрополит московский Иона посылал в Казань двух слуг с подарками — «рухлядью» (шубами, платьем, тканями и т. п.) и с письмом к казанскому вельможе[34] Шаптяку, которого глава русской церкви называл «приятелем» и в униженном тоне просил его представительства пред ханом Махмудом. Н. П. Загоскин, цитирующий документ, говорит: "Ясно, что престиж Казани высоко стоял уже к началу второй половины XV века, если русскому иерарху представлялось целесообразным искать покровительства казанского сановника".[23]
Мирные отношения между русскими и казанцами в течение всего царствования хана Махмуда ни разу не нарушались, и двадцатилетие 1446–1466 годов следует считать тем временем, в течение которого преимущественно окрепли торговые связи Казанского ханства с Россией, и когда Казань стала окончательно центром международной торговли на Волге. Выгодный договор с русским правительством, заключенный в 1445 году, давал приток из России денежных средств, которые оставались в Казани и давали возможность расширять торговые предприятия. Ежегодный «выход» дани из России в Казань вливал в страну новые и новые капиталы — "дань эта была действительно выходом, ежегодным изъятием из народного обращения значительной части капитала, успевшего за это время накопиться в стране".[24] Казанцы стали усиленно развивать свою деятельность на поприще международной торговли, и город Казань стал первоклассным центром товарообмена в Восточной Европе. Сюда стекались товары и съезжались купцы из Средней Азии, Сибири, из Персии, Закавказья, со всего Поволжья и из России. Ежегодная ярмарка, происходившая в Казани, получила то же значение огромного международного рынка, какой раньше имела Булгарская ярмарка, а впоследствии получило Нижегородское "всероссийское торжище". Ярмарка собиралась летом, после спада полой воды, на песчаном волжском острове против Казани, который имел у русских название "Гостиного острова". Здесь находились торговые помещения, амбары и склады, ежегодно затоплявшиеся весенним разливом.
Военное могущество Казанского ханства, составлявшее надежную гарантию спокойной торговли, привлекало сюда значительное число переселенцев. "Казанский Летописец" отмечает, что "начаша сбиратися ко царю мнози варвары от различных стран, ото Златыя Орды и ото Асторохани, от Азуева и от Крыма, и нача изнемогати время то и Великая Орда Золотая, усиляти и укреплятися вместо[35] Золоты Орды Казань новая орда".[25] В этот период, по всей вероятности, столица ханства особенно обогатилась, разрослась до размеров крупного города, стала многолюдным средоточием мусульманской культуры. В мирное царствование хана Махмуда должна была окончательно сформироваться структура Казанского ханства, сложиться и окрепнуть внутренний строй государства, и поэтому следует особенно пожалеть об отсутствии источников для изучения этой эпохи.
Хан Махмуд, еще царствовавший в 1461 году, скончался в 1460-х годах. Согласно обычаю, его вдова должна была выйти замуж за брата своего покойного мужа — царевича Касима, который жил в России в качестве удельного государя Мещерского городка на Оке.
Хан Махмуд оставил двух сыновей — Халиля и Ибрагима. На престол вступил хан Халиль. Царствование его было очень непродолжительным, и обстоятельства его совсем неизвестны. Возникал даже вопрос о том, царствовал ли Халиль, существование которого засвидетельствовано присутствием его имени во всех старинных родословных ханов Казанских, но о котором не упоминается ни в одной из русских летописей. Однако, о царствовании Халиля говорит Герберштейн,[26] который называет Халиля Хелеалеком (Chelealeck), а также имя его значится в старинном татарском списке ханов Казанских, приведенном проф. Фуксом.[27] Хан Халиль был женат на ногайской княжне Нур-Салтан, дочери князя Тимура.
В течение 1460-х годов среди руководящих слоев казанского населения обнаружилась дифференциация, и наметилось образование двух политических направлений. В настоящее время, по недостатку источников и при неразработанности данного вопроса в научной литературе, еще невозможно определить главную линию этой дифференциации и выяснить характер политических направлений. Одно направление, по-видимому, поддерживало существовавший в то время государственный строй, другое имело значение оппозиции по отношению к правительственному направлению. Во главе оппозиции стоял кн. Абдул-Мумин.
Хан Хзлиль скончался в 1467 году. Он умер бездетным, и после его смерти ханом был провозглашен его брат Ибрагим. Согласно обычаю, вдова Халиля царица Нур-Салтгн вышла замуж за Ибрагима, как за брата своего покойного мужа. Оппозиция воспользовалась[36] переменою царствования, чтобы добиться влияния на государственные дела и сделала попытку произвести переворот. Партия Абдул-Мумина выдвинула нового кандидата на ханский престол в лице царевича Касима, дяди Халиля и Ибрагима.
Борьба за престол была обусловлена обстоятельствами трех категорий — династическими соображениями, партийными направлениями внутри Казанского ханства и иностранным вмешательством со стороны русского правительства.
С точки зрения династических соображений это была борьба за власть между дядей и племянником, каких мы немало насчитываем и в истории удельной России. Это была борьба между «очередным» порядком правления и единонаследием верховной власти. Из сыновей Улу Мухаммеда старший, Махмуд, получил Казанское ханство, младший, Касим, был удельным государем в Мещере. По смерти Махмуда естественно был должен возникнуть вопрос, должен ли Касим передвинуться из своего удела на ханский престол. Если нам ничего не известно о возникновении такого вопроса при хане Халиле, то это может быть объяснено недостатком источников и кратковременностью самого царствования Халиля, в течение которого претензии Касима могли не успеть проявиться. Смерть Халиля вновь поставила на очередь вопрос о престолонаследии, и царевич Касим выступил в качестве претендента. Династический характер борьбы, происшедшей между Касимом и Ибрагимом, до сих пор оставался не освещенным в литературе: русские историки, в том числе С. М. Соловьев и Вельяминов-Зернов видели центр тяжести всей борьбы не в притязаниях Касима, а исключительно в партийной оппозиционности сообщников Абдул-Мумина. Карамзин склонен был уделять большую инициативу самому Касиму, который "имел сношения с вельможами казанскими", но он не обратил внимания на династическое соотношение Касима и Ибрагима, подчеркнув то обстоятельство, что последний был пасынком первого, а не то, что он был его племянником.
Партийные направления внутри Казанского ханства, возникшие в 1460-х годах, с трудом поддаются уяснению, за отсутствием прямых указаний в источниках. Если же попытаться представить себе характер политических направлений на основании их династических стремлений, то получится следующая картина. Царевич Касим жил далеко вне Казани, и его права на престол были чисто-формальными; от него могли ждать чего-то нового в государственном управлении. Царевич же Ибрагим был пред[37] глазами, и от него мы вправе ожидать большего знакомства с текущими делами Казанского ханства; устранить такого естественного кандидата могло быть выгодно лишь для тех, кто был недоволен существующим строем и желал перемены режима с переходом власти к пришлому издалека и престарелому кандидату, неопытному в казанских делах. Вокруг Ибрагима, вероятно, объединились все те, кто был у власти в правлении ханов Махмуда и ладила, — для них новое царствование представлялось непосредственным продолжением предыдущих, и они не имели в виду подвергать себя случайностям новой политики, которая исходила бы от хана, приехавшего в Казань из-за границы. Кандидатуру Касима должны были поддерживать те, кто имел основания ждать политических перемен и рассчитывал играть видную роль при новом правительстве, которое было бы обязано этой группе своею властью, Вельяминов-Зернов высказал мысль, что против Ибрагима были князья, им угнетаемые (стр.53). Если об угнетении со стороны Ибрагима, только что вступившего на престол, и не приходится говорить, то все же является очень правдоподобным, что к власти стремились лица, неудовлетворенные прежним режимом. Немногочисленность приверженцев Абдул-Мумина говорит в пользу того, что партийная дифференциация носила скорее личный, чем социальный характер. Искать каких-либо более глубоких, социальных причин расслоения высшего казанского общества данной эпохи нет достаточных оснований.