Карачи и эмиры. Власть хана считалась неограниченною, но она несколько умерялась советом (диван), составленным из важнейших особ. Члены этого совета носили название «карачи», которое Абуль-Гази производит от слова «карамэк» — смотреть.[306] Форма «карачи» в этом случае значит «смотритель», подобно другим формам, обозначающим действующее лицо и оканчивающимся на «чи», напр. тамгачи, ямчи, туфанкчи, ильчи и т. п. Такие советы имелись и в других татарских государствах — в Крыму, в Сибири, в Касимовском ханстве. Сибирские документы переводят слово «карачи» выражением «думный», сопоставляя ханский совет с боярскою думой.[307] Польский историк Броневский называет крымских карачи «consiliarii», т. е. советниками.[308] Герберштейн говорит о них следующее: "Татарские цари имеют четырех мужей (viros), с которыми преимущественно советуются в важнейших делах".[309] Среди карачи выделялся "улу карачи" — большой карачи. Такое звание носили князь Булат Ширин — "карача Казанский большой" и его сын Нур- Али — "большой карача Казанский", В Крымском ханстве звание карачи также было наследственным и передавалось из поколения в поколение в четырех знатнейших княжеских родах (Ширин, Аргын, Барын и Кипчак; впоследствии род Кипчак прекратился, и на его место стали два рода — Мангыт и Седжеут, а еще позднее место Мангыт занял род Мансур). Судя по передаче звания "улу карачи" от отца к сыну в роду Ширин, а также по аналогии с Крымским ханством, следует считать, что звание карачи в Казани было наследственным.

Русские историки считали, что в Казанском ханстве родов карачи было, как в Крыму, четыре, и что они были теми же самыми, что и в Крыму, но это предположение не имеет достаточных оснований. Правда, в царствование Сафа-Гирея и Утямыша звание "улу карачи" принадлежало, как и в Крыму, роду Ширин, а при Абдул-Латыфе в 1508 году находились члены крымских родов карачи, но это не значит, что в Казани не могло быть карачи из иных родов. Напротив, при Ядыгаре одним из карачи был ногайский князь Зениет, который едва-ли мог принадлежать к членам крымских фамилий. Отождествлять четырех казанских князей, восставших в 1495 году против Мухаммеда-Эмина, с четырьмя фамилиями крымских[189] карачи, как это делает Вельяминов-Зернов,[310] также нет достаточных оснований. Очень возможно, что число Карачи было четыре, но присутствие среди них ногайского князя Зениета препятствует отождествлению с крымскими фамилиями карачи. Вельяминов-Зернов обратил внимание на "Мангитцких князей", бывших в Казани в 1552 году и упомянутых в переписке русского правительства с ногайским князем Юсуфом; Иван IV писал также князю Юнусу: "Хотели есмя тебя юртом устроити, как были прежде сего в Казани Мангитцие князья".[311] Вельяминов-Зернов отождествляет "Мангитцких князей" с родом Мангыт и говорит: "Чем же могли быть "Мангитцкии князи в Казани", место которых обещано было Юнусу, как не князьями, биками особого дворянского рода Мангыт, утвердившегося в Казани?".[312] В действительности же под "Мангитцкими князьями" следует разуметь не князей из рода Мангыт, а вообще ногайских князей, так как по-татарски «Мангыт» означает ногайцев. В этом случае делается вполне понятным сопоставление князя Юнуса с другими ногайскими князьями в Казани: Иван IV обещал ему "на княженье устроити", "юртом устроити", то есть дать удел в пределах Казанского ханства.

Крымский историк XVIII в. Сеид-Мухаммед Риза отождествляет с названием «карачи» термин «эмир», т. е. владетельный князь; при описании похода Менгли-Гирея против хана Сеид-Ахмеда он говорит — "Из четырех эмиров, так называемых карачи, мир-лива Ширин со своими людьми шел в передовом полку… другие же эмиры Карачи, именно Аргын, Барын и Кипчак, составляли левое крыло".[313] В ярлыке Сагиб-Гирея, открытом С.Г. Вахидовым, на первом месте в числе должностных лиц стоят эмиры. Русские летописцы выделяют среди казанской аристократии 1499 года князя Урака названием "князь Казанских князей", что соответствует понятию эмир, т. е. владетельный кчязь, и нет оснований сомневаться в принадлежности его к числу карачи.

Соединение определенных государственных должностей с принадлежностью к знатнейшим родам составляет характерную черту государственного строя Казанского ханства и дает повод татарским историкам говорить о феодализме в Казанском ханстве. Несменяемость, пожизненность[190] и наследственность высших административных чинов является важнейшей особенностью государственного строя Казанского ханства. Этот строй характеризуется, таким образом, резко выраженным аристократизмом, отлившимся в чрезвычайно неподвижные, консервативные формы. Замкнутость высшего круга администрации делала государственный аппарат крайне негибким и хрупким. Состав высшего управления, определявшийся не личными качествами, а происхождением, во многих случаях оказывался недостаточно стойким и энергичным для сопротивления внешним врагам для проведения крупных реформ. Внутри административного аппарата также должны были возникать трения, вследствие несменяемости высших чинов, и эти трения тормозили нормальный ход государственного управления. Известен ряд крупных конфликтов, возникавших при расхождении во взглядах между ханом и карачи: таковы конфликты между Мухаммедом-Эмином и князем Ураком в 1496 году, между Сафа-Гиреем и князем Булатом в 1531 году. Конфликты, возникавшие внутри правительства, осложнялись переворотами, причем несменяемость высшей административной касты приводила к тому, что сменялись ханы — столкновения 1496 и 1530 г. завершились низложением ханов. Совет карачи имел значение законосовещательного органа, но фактически размеры его влияния варьировались в широком масштабе и находились в тесной зависимости от личного состава совета, политических обстоятельств, личного характера хана и т. д. Значение карачи особенно возрастало в тех случаях, когда хан был малолетним — в такие моменты вся полнота власти сосредоточивалась в руках совета.

Курултай. Кроме постоянного законосовещательного органа, совета карачи, Казанское ханство знало орган законодательный или даже учредительный, с более широким составом, созывавшийся в некоторых важнейших случаях государственной жизни, для решения определенных вопросов. Это было народное собрание, называемое у татар «курултай». В русских источниках (в Царственной Книге) это собрание называется "вся земля Казанская".[314] До нас дошло описание одного из таких собраний, состоявшегося 14 августа 1551 года для обсуждения вопроса об избрании на престол хана Шах-Али и об уступке России горной стороны р. Волги. Ввиду исключительных условий момента, осложнявшихся положением внешней политики, собрание происходило не в городе, а под открытым небом, при устьи Казанки, на берегу Волги — на границе спор[191]ной территории. Обычное же собрание происходило, по всей вероятности, на кремлевском бугре, в главной мечети или во дворце, а летом, быть может, на открытом воздухе. Состав курултая был следующим: 1) духовенство во главе с Кул-Шерифом, 2) огланы во главе с Худай-Кулом, 3) князья и мурзы во главе с "улу карами" Нур-Али Ширин. Нормальный состав собрания возглавлялся ханом, но в данном случае, вследствие междуцарствия, этого не было.

Таким образом, курултай был собранием трех сословий — духовенства, войска и земледельцев, и при том собранием не представительным, но таким, на котором все три сословия присутствовали в полном составе. Прочие слои населения в курултае представлены не были, и название его народным собранием или собранием всей земли не отвечает действительности. Насколько несовершенным было волеизъявление народа при помощи курултая, видно из событий 1551 года: курултай 14 августа формально признал, под давлением угроз со стороны русских, уступку России нагорной стороны, но самое население не могло с этим примириться и фактически отказалось признавать действительность этого акта. Выражением воли народа курултай не являлся, и в нем находили выражение стремления и пожелания лишь привилегированных слоев казанского населения.