Фигуры Казанских ханов проходят перед нами бледными тенями, и большинство из них для историков совсем пропадает. Прежде всего, остается неясною личность первого Казанского хана Улу Мухаммеда. Это был дальновидный политик, талантливый организатор и опытный полководец. Он сумел правильно понять положение целой страны, оценить шансы на се независимое существование, энергично принялся за дело, и успешно провел свои замыслы в жизнь. Интерес, который представляет личность[177] Улу Мухаммеда, вызывается тем, что он оказался выразителем производительных сил страны и дал новый толчок самостоятельному развитию местного края как в Крыму, так и в Среднем Поволжьи Разрушая централизацию Сарайского ханства и опираясь на местное население, он достиг замечательных результатов — никто из ханов татарских после Улу Мухаммеда уже не достигал такого прочного могущества над Россией.
Еще менее известна личность хана Махмуда. В молодости он был храбрым воителем, героем Белевской и Суздальской битв, в дни своего царствования — «царем-миротворцем», не имевшим ни одного столкновения с русскими. В его правление окрепло торговое могущество Казанского ханства. Совершенно в тени остается личность хана Халиля, рано угасшего от какой-то безвременной смерти. Более заметным является хан Ибрагим — последний могущественный государь из династии Улу Мухаммеда, В его царствование талантливыми полководцами были выработаны приемы защиты и нападения, ставшие основой военного искусства казанцев. Хан Али был непримиримым противником русских, и ему первому пришлось испытать унижение иностранного плена. В противоположность ему, Мухаммед-Эмин, воспитанный среди русских, названный сын Ивана III, был искренне привязан к России. Он отличался умом, хитростью и осторожностью. Его упрекали в деспотизме, расточительстве и свободном отношении к женщинам; все эти привычки могли легко быть усвоены им в России, при дворе Ивана III. Абдул-Латыф получил воспитание совершенно иное: он вырос в Бахчисарае, среди османских влияний. Русских он не любил и пал жертвою ответной ненависти со стороны иноземцев.
Шах-Али — одна из самых колоритных фигур на казанском престоле. Это был неудачник, которого обижали и природа, и люди. Карикатурная внешность вызывала отталкивающее чувство к нему. Его никто не любил, многие ненавидели, все презирали. Будучи безвольным рабом иностранцев и совершенно чуждым Казани, он не мог никому внушить уважения. Общая неприязнь сделала его необщительным, озлобленным и угрюмым. Мустафа Дженнаби говорит: "Владелец этот был человек жестокий, крутой и кровожадный".[286] Он возбудил против себя даже русское правительство, и подвергнут был ссылке на Север. Ему трижды пришлось оставить казанский престол, и большую часть жизни он провел в незавидной роли[178] претендента. Тем не менее, этот несчастливый человек не был лишен хороших задатков. В решительный момент казанской истории он выказал неожиданную стойкость и отказался сдать столицу и власть иностранцам; в Касимове он построил большую мечеть и, не имея детей, воспитал двух своих родственниц Хан-Салтан и Маги-Салтан.
Сагиб-Гирей был одним из замечательнейших ханов в Казани, но не успел здесь себя проявить. Он обладал широким умом, обширными знаниями, способностями даровитого преобразователя, а также был храбрым воителем. Человек высокой османской культуры, он не дорожил своею северною столицей и, отправившись в Константинополь, нашел себе более блестящее поле для деятельности. Последним выдающимся ханом Казанским был Сафа-Гирей. Непримиримый противник России, он был талантливым администратором и отличался широкими взглядами. В целях общей выгоды, в его царствование произошло примирение различных политических партий, и правительство сумело высоко поднять свое значение в глазах иностранцев.
Хан Ядыгар постоянно колебался между русскими и татарами. Он выехал из Астрахани на русскую службу, затем порвал свои связи с Россией и ушел в свободные степи. Казанцы избрали его своим вождем в борьбе за независимость, но в решительную минуту казанской истории он выказал постыдное малодушие и отказался разделить геройскую участь своего народа. Не решившись ни на смерть, ни на бегство, он трусливо сдался в плен врагам, и спася себе жизнь, пережил весь позор унижения. Последний хан Али-Акрам продолжил борьбу за независимость, но было уже поздно; ему не удалось сломить несравненно сильнейших врагов, и он пал как жертва неумолимого хода истории.
Таковы неясные облики казанских ханов. Среди них были грозные воители и слабые юноши, крупные администраторы с широким умом и твердой волей и безвольные личности, носители османской культуры и воспитанники России, убежденные сторонники иностранцев и стойкие борцы с чужеземным засильем. Легко различаются две группы ханов, получивших крымское и русское воспитание (с одной стороны — Абдул-Латыф, Сагиб-Гирей и Сафа-Гирей, с другой — Мухаммед-Эмин. Шах-Али и Джан-Али), но третья, самая интересная, группа ханов местного, казанского воспитания (основоположники его Улу Мухаммед и Махмуд, далее — Халиль, Ибрагим и Али) остается совершенно в тени. [179]
Еще менее ясны женские образы — портреты казанских цариц или ханш, носивших титулы «бикем» и «ханым». Это вполне понятно, так как женщины на Востоке играли менее видную (но не менее крупную) роль, чем на Западе: их значение ограничивалось чаще всего закулисным влиянием, и такое влияние отмечено было русским автором еще в XVI веке: составитель "Казанского Летописца" приписал жене Мухаммеда-Эмина энергичное воздействие на политику мужа и изобразил ее, как виновницу погрома 1505 года. Как бы то ни было, татарские женщины сумели вписать свои имена в историю Казанского ханства. Иностранные (русские) летописи сохранили память о Нур-Салтан, двух ханшах Фатимах, о Ковгоршад и Сююн-Бике. Источники освещают наиболее ярко личность царицы Нур-Салтан, но наибольшим вниманием пользуется как в народной памяти, так и у историков ханша Сююн-Бике, являвшаяся последним могущественным монархом на казанском престоле: ее низложение было одним из наиболее ярких моментов падения ханства и глубоко врезалось в память народа. Ханше Нур-Салтан посвящена статья Н. М. Бережкова. "Нур-Салтан, царица Крымская",[287] Сююн-Бике — многочисленные легенды, живущие как среди татар, так и греди русских, и специальная книжка Атласова "Сююн-Бике".
Нур-Салтан была Ногайской княжной и, дважды овдовев на казанском престоле, вышла замуж за Крымского хана Менгли-Гирея. До нас дошла (в русских переводах) замечательная переписка Нур-Салтан с сыновьями и с Иваном III, сохранившаяся в Крымских делах Московского архива б. Министерства Иностранных Дел и опубликованная в 41-м Сборнике Русского Исторического Общества. Письма эти представляют большой интерес, так как сквозь официальную форму дипломатической переписки можно различить следы личных переживаний. Под деликатной любезностью ханши бьется живое сердце любящей матери, тревожащейся за своих сыновей и готовой на всякие жертвы для них. Материнское чувство заставляет Нур-Салтан забывать о своем высоком положении и вставлять в письма к Ивану III униженные просьбы о детях. Кроме того, замечателен общий тон глубокого чувства гуманности, которым насквозь проникнуты письма Нур-Салтан. Приведем отрывок из ее переписки. В 1491 году она писала Мухаммеду-Эмину в Казань: "Слава богу, на отцовом юрте ся еси учинил: от недруга бы[180] сердце на месте было! В той земле мати у тобя и брат у тобя есть; не можно ли тебе послати спросити? Почаешь меня, что яз далече отошла: ино у тебя один брат был, и ты бы велел того отпытати (т. е. справиться о нем), душа моя. И нынеча Абды Латиф к брату к большому мыслит ехати: ся земля лиха, блюстися ея; аж даст бог, и сами хотим отпустити: не ведаю, как тебе будет пригоже. И нынеча слышали есмя, за себя у Мусы мырзы дочерь емлешь, князь великий Иван женит тобя, у посла слышали мы; бедная мати, богомолца твоя, рада если вельми, бог дай в добрый час!" В заключение письма Нур-Салтан просила Мухаммеда-Эмина о присылке различных вещей: хочется-де ей послать подарки турецкому султану Баязиду, а в Крыму добыть приличных подарков (вероятно, мехов) не удалось.[288] Н. М. Бережков говорит: "Так писала царица мать к своему сыну царю то с легким упреком, то больше с ласкою и любовью, то с просьбами о гостинцах".[289] На вопрос Нур-Салтан к Мухаммеду-Эмину, советует ли он ей отпустить из Крыма Абдул-Латыфа и примет ли его к себе в Казань, Мухаммед-Эмин ответил согласием, но политические обстоятельства сложились так, что Абдул-Латыф был отправлен в Россию.