Расту открылась горькая истина: Люси Донован никогда не станет его женщиной. Ее невообразимое богатство, ее глупая фантазия о выставочном ранчо привели бы к тому, что он не сдержал бы слово, данное отцу.
— Обещайте, — звучал в ушах голос Говарда Шефилда. — Никогда не продавайте ранчо. «Лейзи С» должно остаться в нашей семье. Поклянитесь.
Спустя годы мечта отца стала и его мечтой. И как и другие ковбои, о которых он говорил Люси, Раст не примет подобных перемен, он скорее согласен разориться.
Единственный способ воплотить мечту, не нарушить данное слово — это выкупить долю компаньонки. Компромисса быть не может. Ей придется уйти.
Признав это, Раст обнаружил, что, если раньше ему было трудно держать руки подальше от Люси, теперь это стало невыносимо трудно.
Он хотел остановить ее в прихожей, прижать к стене, хотел целовать ее, проникнуть языком в рот.
Ночью он хотел упасть вместе с ней на один матрас, оставив в комнате слабый свет, чтобы можно было всю ее рассмотреть, каждую выпуклость и впадину обнаженного тела. Он хотел скользить пальцами по сияющей коже. Он хотел ее. Он хотел.
В смертельном упорстве одолеть желание он взвалил на себя еще больше работы. Бульдозеры, экскаваторы и трактора вгрызались в залежи гипса, вода отводилась на луга соседа, еще одна компания брала гравий из карьера на переработку.
За это работники немилосердно издевались над ним, но Раст стоически терпел насмешки: гравий приносил столь необходимые деньги.
К несчастью, Раст обнаружил, что может не достичь цели. С самого начала он рассчитал, какой ему требуется ежемесячный доход, открыл банковский депозит и потом изредка проверял баланс. В последнее время он раскрывал свой гроссбух каждый день, словно за ночь какая-нибудь фея могла залететь в офис и обронить крупный вклад на его счет.
Неужели он обманулся? Неужели он этого не осилит?
Пришло Рождество и принесло Люси столько радости, сколько она в жизни своей не видела. В детстве мать непременно вручала ей подарок, всегда один и всегда практичный. В 10 лет это была настольная лампа. «Чтобы делать уроки», — объяснила мать. В 14 — шерстяной свитер. «Чтобы не мерзнуть в интернате». В 18 лет Люси было объявлено, что она уже не ребенок и можно покончить с глупыми хлопотами по обмену подарками.
В Сочельник Люси увидела, как Фрици прилаживает к каминной полке четыре чулка из грубой красной шерсти; белыми нитками на них были вышиты имена: Раст, Фрици, Стрекоза, — и на последнем, к своему удивлению, она прочла: «Люси».
— Фрици, откуда это? — в восторге воскликнула Люси. Она ткнула пальцем в свой чулок, на котором была вручную вышита сценка — Санта и санки с игрушками.
— Я трудилась над ними по вечерам, — отмахнулась экономка, а Люси вспомнила, что не раз видела вязанье в скрюченных пальцах старухи.
— Какая прелесть, — выдохнула Люси, довольная без меры, — и как много работы! — Она порывисто обняла толстуху. — Спасибо! У меня никогда в жизни не было рождественского чулка.
Фрици попыхтела, но потом широко улыбнулась и обняла се в ответ.
— Это семейная традиция Шефилдов, а ты не знала? Мы дарим друг другу подарки.
Люси подумала о красиво упакованных подарках, которые хотела ночью положить под елку. Раст притащил трехметровую ель, установил ее в гостиной и ушел, предоставив Люси и Фрици украшать ее. Сейчас она была обвешана красными шарами, серебряными звездами и гирляндами, сохранившимися от прошлых лет. Приуныв, Люси спросила:
— Значит, я должна положить что-нибудь в эти чулки?
— Не волнуйся, дорогуша, ты же не знала. На следующий год положишь.
Не ответив, Люси вышла из комнаты. У себя она достала со шкафа коробку, набитую подарками, разложила их на кровати. Для Стрекозы она купила три нарядных платьица, но они не влезут в чулок! К счастью, есть еще слоник, он подойдет. Она его завернула в блестящую зеленую бумагу и перевязала красной ленточкой. Еще подойдет маленькая серебряная расческа и щеточка для волос.
Она отложила в сторону новый фартук и шелковую блузку для Фрици, а взяла полосатый флакончик духов и пакетик ее любимых специй — их можно засунуть в чулок. Наконец для Раста у нее была красная клетчатая рубашка-ковбойка и шапочка в форме головы вола. Шапка подойдет, к тому же, если ее немного сжать, она становится похожа на кепку его любимой футбольной команды.
Люси облегченно вздохнула. Слава Богу, у нее нашлись вещи маленького размера. Как бы она себя чувствовала, если бы не поддержала семейную традицию?! Можно надеяться, это станет и ее традицией.
Поздно ночью, когда в доме все стихло, она на цыпочках спустилась по темной лестнице, положила большие подарки под елку, а с маленькими подошла к чулкам.
В камине еще светились угли, окрашивая комнату в красные и янтарные тона. Чулки топорщились от подарков, и Люси восхищенно вздохнула. Витая золотая ленточка свисала с ее чулка, и она с трудом удержалась от того, чтобы заглянуть в него. Она вдруг ощутила себя ребенком в кондитерской лавке, представив, как бы чувствовала себя, если бы в детстве кто-нибудь набил для нее подарками чулок и повесил его на камин. Только на миг ее кольнуло сожаление, но оно не затмило радость.
Люси тихонько разложила подарки и вернулась в спальню; напевая, почистила зубы, надела ночную рубашку и нырнула под одеяло. Радостное изумление сохранилось до утра.
— Счастливого Рождества, — с кожаного кресла подал голос Раст, держа в руках огромную коробку с непомерным шелковым бантом. Принимая ее, она почувствовала себя такой счастливой, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. Еще ночью начался дождь, он стучал в окно гостиной, а на диване, где она устроилась рядом с Фрици, было тепло и уютно.
В честь праздника Люси надела белую блузку, свитер винного цвета и черные слаксы. С ушей свисали соблазнительные серьги-елочки, и Стрекоза в них с восторгом вцепилась. Смеясь, Люси ее оторвала и посадила на пол вместе со слоником из подарочного чулка.
Стрекозу нарядили в белые ползунки с танцующими эльфами, Фрици облачилась в длинное хлопковое платье с рисунком из дубовых листьев. Только Раст был в своей обычной синей рубахе и джинсах, правда чистых и тщательно отутюженных. Черные ботинки сияли, волосы были приглажены щеткой.
— Спасибо, — сказала Люси, принимая подарок. Коробка была тяжелая, Люси с удовольствием ощутила, как она давит на колени. — Интересно, что там? Большущая коробка. Новое одеяло? Или комбинезон?
— Собралась открывать? Ну уж нет, — поддразнил ее Раст. — Не получишь, пока не отгадаешь. — И он сделал вид, что отбирает подарок. Сегодня его манеры смягчились, видимо в честь праздника. Люси не стала доискиваться причины, просто радовалась его теплому взгляду.
— Нет! — взвизгнула она и дернула коробку к себе. Они возились в игре «тяни-толкай», пока не победила Люси.
— Открой же, Бога ради, — усмехнулась Фрици. Развязав бант, Люси сняла белую крышку и увидала желтовато-коричневый овчинный тулуп. Быстренько надела — точно ее размер!
— Совсем как твой! — воскликнула она, радостно оглядывая себя в зеркало: пальто ниже колен, с накладными карманами и большим белым воротником. Замечательно.
— Я же сказал, что тебе нужно свое. Перчатки и шапку я засунул в чулок.
— Грандиозно, — объявила Фрици. — Тебе в нем будет тепло и уютно.
— А теперь ты открывай свой. — Люси подождала, пока Раст открыл коробку, вынул красную фланелевую рубашку и вышел в соседнюю комнату примерить.
— Мне нравится. У меня никогда не было красной рубашки. — Он улыбался, поглаживая себя по груди. Рубашка была застегнута на все пуговицы и заправлена в штаны.
— Теперь у тебя праздничный вид, — заметила Люси. Жаль, что ей нельзя тоже погладить его по груди. — Я рада, что она подошла. Красный цвет тебе идет.
— А тебе… идет коричневый. — (Она еще не сняла тулуп и в ответ на комплимент закатила глаза.) — Тебе не жарко?
— Как жареной индейке, — ответила Люси и с сожалением дала себя раздеть. Оба посмеялись, глядя друг на друга. — Это мое лучшее Рождество, торжественно сказала она им обоим. — Спасибо за то, что сделали его таким необыкновенным.