— Ты шарил в моем бумажнике? — В голосе парня слышалось неподдельное изумление. — Боже, я должен был знать, что ты способен на такое! Вас же именно этому обучают — быть свиньями, скажешь, я не прав?

— Не надрывайся, сынок. В конце концов именно за этим ты и приехал сюда.

— Жить со свиньей?

— Нет, посмотреть, что тебе удастся выжать из меня. Я разговаривал с Морисом, парень. Поверь, я знаю о тебе все.

— Так вы опять общаетесь? Приятно сознавать, что это я соединил вас, — заметил Шерман с горькой усмешкой. — И что же Морис сообщил обо мне?

— Ты думаешь, он дал тебе блестящую рекомендацию?

— Какое там! Но если он сказал, что я приехал сюда только из-за тебя, он просто чертов лжец! Подумай, Мак! Я приезжаю сюда, чтоб очернить полицейского-гея лишь на основании того, о чем Морис наболтал в постели? Чушь собачья! Те свиньи, которых я знаю в Лондоне, схватили бы меня в Хитроу, если бы унюхали, что я опасен! И пока никто не сказал мне, что здесь, среди йоркширских полей, все по-другому…

— Тем не менее ты позвонил мне, — отрезал Уилд. Аргумент Клиффа был настолько силен, что ему пришлось чуть ли не защищаться.

— Я растерялся, я никого здесь не знал. А в этих местах, насколько мне известно, геев все еще забивают камнями. Мне нужен был друг из местных, и я понял, что смогу найти его в тебе.

Это звучало почти убедительно, но, поскольку Уилд отдавал себе отчет в том, что только того и ждет, чтобы его убедили, слова Клиффа лишь усиливали его скептицизм.

— Очень трогательно. Так что же привело тебя в солнечный Йоркшир? Может, поручение Мориса?

— Послушай! Не Морис первым упомянул это место, а я. Вот почему он вспомнил о тебе. Это была моя затея, он тут ни при чем. Понял?

— Неужели? И что же ты мог сказать о Йоркшире, черт побери? — усмехнулся Уилд.

Мальчишка помолчал, потом, словно бы решившись, глубоко вздохнул и начал рассказывать:

— Мо расспрашивал меня о моей семье. Не думаю, чтобы он по-настоящему интересовался ею. Ты знаешь, что люди обычно болтают, когда они… Ну, ты знаешь! Как бы то ни было, я сказал ему, что живу в Далвиче с бабушкой. Мама умерла несколько лет назад, и бабка воспитала меня. Отец оплачивал счета; ну, он платил, сколько мог, он приходил и жил у нас, когда мог. Он работал в Западном Лондоне: в клубах, в отелях, он должен был зарабатывать на жизнь, поэтому не мог приезжать в Далвич так часто, как ему хотелось. Потом, года три назад, он уехал — иногда он так делал. Я получил от него открытку. Он всегда присылал мне открытку, когда уезжал куда-нибудь, чтоб я не ждал его на следующей неделе. Потом он присылал еще открытку, сообщал, когда собирается вернуться домой. Но на этот раз второй открытки не было, только первая. И пришла она отсюда, из этого города. Вот что я рассказал Морису. И тогда он сказал, что когда-то жил здесь, и начал говорить о тебе. Его не особо интересовало то, что я рассказывал, да и почему это должно было его волновать? Поэтому я заткнулся, а он продолжал вспоминать забавные истории о том, как трахался с копом.

Уилд постарался не обращать внимания на боль в груди и произнес холодно:

— Итак, ты решил приехать сюда и поискать отца? Через три года? Я правильно тебя понял?

— Да, правильно! — ответил парень с вызовом.

— Эта открытка, она с тобой?

— Была у меня, — Клифф сокрушенно вздохнул, — но я, видимо, забыл ее у Мориса, когда уезжал.

— Весьма неосмотрительно. Да ты, парень, оказывается, неосмотрителен не только с чужими вещами, но и со своими тоже…

— Что ты хочешь сказать?

— Морис говорит, ты его ограбил.

— Он подлый лгун! Я взял только то, что мне причиталось.

— Причиталось? За что причиталось?

— Мы делили расходы и прочее пополам. А когда разошлись, он еще остался мне должен.

— Чушь! Давай-ка выкладывай правду, парень, — сказал Уилд.

— Мы поссорились, — произнес Шерман угрюмо. — Я привел в квартиру одного человека. Морис должен был уехать на ночь, но неожиданно вернулся домой. Он вел себя гадко и вышвырнул меня из дома. Я зашел за своими вещами, когда он был на работе, и, как сказал, взял то, что мне причиталось.

— И тогда ты решил приехать сюда и поискать дорогого старого папочку, которого не видел три года! — усмехнулся Уилд.

— Это правда! — Шерман взорвался. — Именно это я и решил! Я думал об этом и раньше, но ничего не предпринимал. А разве ты не откладываешь иногда какое-нибудь дело и все никак не можешь взяться за него?

«О да, — подумал Уилд, — вот это как раз про меня. В этом весь я». А вслух произнес:

— Что же ты собирался сделать, приехав сюда? Просто слоняться по улицам, пока не наткнешься на своего отца?

— А почему нет, черт возьми? — закричал Шерман. — Я ведь не думал, что этот город такой большой. Кроме того, отца сразу отличишь среди толпы.

— Каким образом?

— Видишь ли, он черный. Не смуглый, как я, а по-настоящему черный. И я думал…

— Ты считал, что у нас здесь маленькая деревня, где детишки бегают за темнокожим по улице и пялятся на него, будто он свалился с луны?

— Не говори глупостей, — сказал Клифф неуверенно.

— И что же ты сделал, чтобы найти отца? — Уилд продолжал свой допрос, еще не веря парню.

— А что я мог сделать? Спросить у полицейского?

— Мог бы и у полицейского. Первое, что ты сделал, позвонил одному из них.

Мальчишка вдруг ухмыльнулся.

— Ты не поверишь, но мне и в голову не приходило, что ты можешь мне помочь. Нет, я пытался обзвонить всех Шерманов из телефонной книги, надеялся отыскать родственников. Я считал, что он родом с Севера. Но мне не повезло. Тогда я подумал: сделаю себе рекламу.

— Рекламу?

— Ну да! Сделаю так, чтоб мое имя попало в газету! Если он до сих пор здесь, может, прочитает обо мне.

У Уилда от изумления округлились глаза.

— Ты хочешь сказать, что именно поэтому подстроил свой арест в магазине? — Уилд вспомнил, как Сеймур описывал поведение Шермана в магазине, когда тот засовывал вещи в карманы, будто ягоды собирал…

— Поэтому, и еще…

— Что еще? Давай выкладывай! Становится занятно. Каждую секунду я слышу от тебя что-то сногсшибательное.

Эти слова вызвали у парня новую вспышку гнева.

— Это все из-за тебя! — заорал он. — Из-за того, что ты сказал той ночью! Будто бы совершенно ясно, что я приехал сюда с одним намерением — заполучить что-то от тебя. Тут-то я и решил проучить тебя.

— Разоблачить меня, ты хочешь сказать?

— Я не знаю, — пробормотал Шерман, затихая. — У меня все смешалось: ты, отец, все остальное. Все запуталось… Но все же я не выдал тебя, будь уверен! Мне ничего не стоило это сделать, но я молчал.

Мальчишка стоял перед Уилдом с вызывающим и в то же время испуганным видом. Уилд не мог не ощущать, что и в его душе все пришло в движение, все переменилось. Что в словах Шермана было правдой, что — ложью? А что — неразделимой смесью того и другого?

— У меня тоже была возможность сказать кое-что в суде, — произнес он наконец.

— Не будь идиотом! — В голосе мальчишки прозвучало искреннее удивление. — Зачем тебе нужно было что-то говорить? Ты бы все потерял и ничего не приобрел. — Помолчав, он добавил лукаво: — Могу поспорить, ты наложил в штаны от страха.

Уилд медленно кивнул.

— Да, думаю, так можно выразиться.

У Клиффа отлегло от сердца.

— Ну что ж, я полагаю, мне пора собираться. — Это была скорее словесная разведка, чем заявление о намерении.

— Уже поздно, — сказал Уилд. — Уже очень поздно.

Уилд проснулся очень рано. Он лежал неподвижно, боясь потревожить стройное, теплое тело рядом с собой в узкой кровати. Но это было излишним.

— Ты проснулся, Мак?

— Да.

— Я хочу тебе кое-что сказать.

— Давай!

— Знаешь, я и вправду думал, что как-нибудь использую это… Ну, что ты «голубой».

— Хочешь сказать, что собирался шантажировать меня?

— Нет, ты не из тех, кого можно шантажировать.