С другой стороны, по мере того как португальцы углублялись в Восточную провинцию, правительству Буэнос-Айреса становилось ясна, что интервенты (хотя об этом открыто не заявлялось), как и во время первого своего вторжения под командованием Диего де Соуза, стремились окончательно аннексировать территорию, называвшуюся «Залаплатской». Было ясно, что ни Пуэйрредона, ни других участников Тукуманского конгресса португальская монархия тоже не устраивала. «Я хочу, — заявлял Пуэйрредон, — такого монарха, который соответствовал бы чести, которой он удостаивается, то есть я хочу такого монарха, который был бы более значителен, чем дон Хуан, причем он должен быть только нашим и ничьим другим королем».
Когда Артигас узнал об этих намерения Пуэйрредона, он немедленно начал предпринимать всевозможные контрмеры. Он разослал декларации, составленные аргентинцами-эмигрантами в США. Декларации содержали разоблачения маневров правительства Буэнос-Айреса. Однако, учитывая дезертирство и упадок духа своих офицеров, Артигас хотел выяснить, имеет ли он право брать на себя ответственность за дальнейший ход событий. Когда в ответ на его заявления об отставке от всех кабильдо пришли уверения в преданности и готовности следовать за ним, Артигас из Пурификасиона направил Пуэйрредону обвинительный документ. Он был написан в духе знаменитого письма Цицерона Катилине:
«До коих пор намерены вы усугублять мои страдания? Восемь лет революции, надежд, опасностей, превратностей, несчастий должны были бы, кажется, служить достаточным доказательством моей решимости, а также истинного намерения нашего правительства… Величие жителей Восточной провинции сравнимо только с их готовностью к жертвам; они умеют презирать опасности и преодолевать их, они сопротивляются и будут сопротивляться. Я же во главе их пойду туда, где раньше всего возникнет опасность». Свой меморандум Артигас закончил следующими словами: «Скажу вам раз и навсегда: вы будете нести ответственность перед родиной за предательство ее интересов. Настанет день, и суд всей нации воздаст каждому по всей справедливости».
Это послание Артигас направил открыто через Санта-Фе. Однако ничто не могло заставить Пуэйрредона изменить свои планы — довести до конца борьбу против федерализма и обеспечить торжество централистской политики Буэнос-Айреса. В ответ на меморандум Артигаса по заказу Пуэйрредона был состряпан и опубликован пасквиль, в котором Артигас назывался «чудовищем», «хищным волком», «бичом родины», «новым Аттилой, свирепствующим на несчастных землях, которые ему подвластны». Этот пасквиль, автором которого был Кавиа, один из членов камарильи Пуэйрредона, был разослан по всей стране, чтобы подорвать престиж Артигаса.
В конце 1817 года Пуэйрредон писал Сан-Мартину, что «дела в провинции Восточного берега рушатся», и сообщал о дезертирстве Эреньу и других соратников Артигаса, которым он помогал. Однако в действительности движение за автономию еще не было ликвидировано, и провинции, входившие в Лигу, продолжали оказывать Артигасу большую помощь.
В это время в стане Артигаса начал выделяться Рамирес, который не раз побеждал в сражениях против войск Буэнос-Айреса. Теперь его называли «могучим энтрерианцем». Рамирес, сын парагвайского лодочника, был с 1811 года сподвижником Артигаса. В то время ему было тридцать лет. Среднего роста, сильный и загорелый, с большой головой и густой черной шевелюрой, с густыми бровями и тяжелым взглядом черных глаз, он внушал скорее страх, нежели симпатию. Мужественный и самостоятельный в своих суждениях и поступках, он отличался твердым характером и жестокостью. Во время войны с Буэнос-Айресом Рамирес в течение двух месяцев одерживал победы над портеньос и стал отважным и опасным вождем провинции Энтре-Риос.
Между тем португальцы, победители во множестве сражений, завладев Монтевидео, все еще не чувствовали себя хозяевами. Артигас продолжал господствовать и во внутренних районах Восточного берега и в провинциях Междуречья, откуда он черпал силы. Наибольшую помощь ему оказывали провинции Энтре-Риос и Корриентес. Чтобы окончательно ликвидировать власть Артигаса, португальцы решили осуществить двойную операцию — на воде и на суше. Для этого они вызвали эскадру Сенна-Перейры, и 2 мая 1818 года она прошла по реке Уругвай на север. Во-вторых, пришло в движение войско Ку-радо, которое бездействовало со времени победы у Каталана и в феврале вновь начало наступление. В результате этой комбинированной кампании португальцам удалось соединить свои коммуникации по всей Восточной провинции.
Артигас немедленно собрал свои батареи в Арройо-де-ла-Чина, Пасо-де- Вера и Перучо-Берна, чтобы закрыть проход португальским кораблям. Однако батареи эти были вскоре разбиты Бентосом Мануэлем, который к тому же наложил военные налоги на население Арройо-де-ла-Чина и увез с собой немало людей и всех лошадей. Затем, находясь под защитой флота Перейры, он снова перешел реку Уругвай.
И все же, несмотря на эти новые неудачи, Артигас не терял надежды укрепиться. Он перешел на реку Кегуай и отсюда написал Ривере, чтобы тот соединился с ним. Льюпесу и своему брату, которые находились напротив Монтевидео, он приказал усилить нападения на португальцев, находившихся в городе. Ривера неохотно двинулся на север. Ему была известна прокламация Дурана, рехидора Монтевидео, ставшего послушным исполнителем воли португальцев. Дуран призывал солдат Артигаса дезертировать, обещая перебежчикам по шесть песо в месяц, которые будут выплачиваться с такой же аккуратностью, как и жалованье офицерам, перешедшим на сторону врага.
А когда Ривера прибыл в назначенное место, оказалось, что Курадо уже переселил семьи, вывезенные им из Арройо-де-ла-Чина, в Пурификасион, куда он вошел 9 апреля 1818 года и где расположил свой штаб. Итак, штаб захватчиков разместился на месте штаба борьбы за свободу!
Ривера решил сделать неожиданный обход, и ему удалось напасть на Бентоса Мануэля и рассеять его войско. Затем Ривера направился в Ринкон-де- Лино-Перес, а Артигас обосновался в Кегуай-Чико. Здесь он получил еще одну грустную новость: Оторгес, оставшийся почти единственным, кто еще сопротивлялся на юге, укрепившись на берегу Рио-Негро, был захвачен врасплох Бентосом Гонсалесом, и после небольшой схватки войско его было разбито, а сам он захвачен в плен. С разгромом Оторгеса нарушилась связь между вождями восточных войск. Положение становилось все более мрачным. Теперь на юге сопротивляться врагу мог только Хосе Льюпес. Со своим отрядом добровольцев Льюпес изо всех сил пытался разорвать коммуникации португальцев в этом районе.
Бентос Мануэль продолжал двигаться к Кегуай-Чико, где обосновался Артигас. 4 июля он внезапно напал на лагерь Артигаса и наголову разбил его войска. Он захватил его имущество и взял много пленных, в том числе Баррейро с женой. Однако уже через несколько часов на Мануэля напал Ривера, которому после короткой схватки удалось отнять у Мануэля все, что было захвачено в штабе Артигаса.
В конце июля генерал Пинтос, недавно прибывший со своими войсками из Сан-Пауло, напал на войска Риверы и разбил их. Были взяты в плен многие офицеры и среди них брат Риверы Бернабе. Затем Пинтос направился в Сан- Хосе, где не встретил никаких войск. Здесь он захватил группу женщин — жен офицеров Артигаса, ехавших в Канелонес, в том числе жену Льюпеса; жене Риверы удалось бежать. Все они были отправлены в Монтевидео, где их посадили в тюрьму при военной крепости.
Через несколько дней был взят в плен брат Артигаса Мануэль Франсиско, а затем Хоакин Суарес. К этим несчастьям, которые деморализующе действовали на офицеров Артигаса, прибавилось предательство: перешел к португальцам Гарсиа де Суньига, человек, пользовавшийся полным доверием Артигаса, и его советник с самого начала революции.
Лекор, увидя, что его подкупы имеют успех, попытался применить эту тактику к Артигасу. Ответ был кратким и драматическим: несчастный эмиссар, посланный с этим поручением, был убит Артигасом.
Закрепившись в Кегуае, Артигас вновь (в который раз!) начал реорганизацию своего разбитого войска, все еще надеясь предпринять новую кампанию против португальцев.