Пора бы Карлайлу раскаяться. Меня его иллюзии не трогают.
Оглядываясь назад, Джулия, я виню себя за то, что произошло в тот вечер. Присяжные тоже ведь обвинили меня, верно? Твой отец изнасиловал меня, и с тех пор грязь, стыд и чувство вины навечно прикипели ко мне. Их не смоешь. Игра окончена. Я покинула свой лагерь и сделала неправильный ход. И проиграла.
И исцеления для меня не было. Я жила, словно ходила по туго натянутой веревке, каждую секунду ожидая, что кто-нибудь подставит мне подножку. Но мне удавалось удерживать равновесие — до тех пор, пока я снова не увидела твоего отца.
— Что бы Мэри ни говорила про… секс, ран я ей не наносил, — снова заговорил Карлайл. — После… после того… когда все закончилось, я вернулся в шатер, к другим гостям. Дождь прекратился. Я пошел пешком, а не поплыл на лодке. Так было быстрее. Я думал, Мэри оденется и присоединится ко мне. Теперь я понимаю, что нельзя было оставлять ее одну. Я был пьян и не задумывался о том, сколько выпила она. А в сочетании с наркотиками… Ее восприятие случившегося так непостижимо отличается от того, что на самом деле я совершил. Но я ее не резал. Клянусь!
Это стало освобождением, Джулия. Понимаешь? Попыткой заглушить боль внутри еще большей болью. Конечно, я обманула себя и всех остальных. Из меня вытекал яд, и я хотела взвалить вину на него. Если честно, теперь есть только один выход.
После того как все закончилось, я лежала на полу и плакала. Меня тошнило. Я была одна, мне было страшно. Меня разорвали на части, и некому было сшить меня снова. Никто меня не искал, никому не было до меня дела. Дэвид вернулся на вечеринку. Никто обо мне не вспоминал.
В углу комнаты я увидела нож Дэвида, которым он пытался взломать замок. Я потянулась к ножу, и все вдруг сжалось у меня внутри. С того момента прошло несколько часов. Я повертела нож в руках. Лизнула его. Вытерла о запястье. Я ненавидела себя, потому что позволила Дэвиду сделать с собой такое. Если у меня забрали жизнь, то зачем оставлять жизнь ему? Я боялась, что никто не поверит, что меня изнасиловали. Мне хотелось избавиться от него раз и навсегда.
Я села на полу, подтянула ногу и полоснула лезвием по пятке.
Неплохо.
Я делала это снова и снова. Серебристые сверкания успокаивали. Боль от ран заглушила другую боль. Она помогла мне сосредоточиться. Я была жертвой Дэвида.
Хлынула кровь.
Да, в тот момент я была не в себе, но у меня появился план. Скажу полиции, что Дэвид на меня напал. Очищусь сама, а его обреку на страдания. Это его нож. Он изнасиловал меня. А я скажу им, что он пытался заставить меня замолчать, изрезав мой язык. Я воткнула нож в рот. Боль была адская, но очень быстро мука сменилась умиротворением.
— Да, я знаю, что с ножом ты на нее не нападал, — подтверждаю я.
Карлайл внимательно смотрит.
— Но откуда вам вообще известно про нож?
— Мне много чего известно, — уклончиво говорю я. — Но это был твой нож. Мэри сама себя изрезала.
На лице Карлайла не удивление, нет. Это шок. Он открывает рот, но ничего не говорит. Понимание медленно прокатывается по нему.
— После того, что ты с ней сделал, она возненавидела себя. Она казалась себе грязной, оскверненной, жизнь ее закончилась. Ничего удивительного. Ведь ее изнасиловали.
Если бы в этой конуре имелось окно, я бы подошел к нему, выглянул на улицу, вцепился бы в подоконник, только бы не наброситься на него.
— Я ее унизил, — шепчет он. — Я понимаю, почему она это сделала. Тогда на суде я считал, что мне место в тюрьме. Я почти надеялся, что меня посадят.
— О, твое желание еще исполнится. — Я вскакиваю, обхожу стол, едва сдерживаясь, чтобы не ударить по нему кулаком. — Во всяком случае, за похищение моей дочери. У инспектора Хэллита еще открыто дело об убийстве Грейс. И главный подозреваемый — ты. Справедливое возмездие, тебе не кажется?
— Я не убивал Грейс Коватту. — Лицо его вновь напоминает маску. — Ее смерть опечалила меня.
Надо проверить, что там делает охранник.
— Сомневаюсь…
— Я видел Мэри вместе с Грейс в ту ночь, когда на нее напали, — перебивает он ровным, безжизненным голосом.
Я ему не мешаю. Мне надо знать, что ему известно.
Теперь, Джулия, я хочу справедливости. Финала. Понимаешь? Я не позволю, чтобы Дэвиду все снова сошло с рук. Только не с этой девушкой, у нее черные разводы от туши на щеках, окоченевшие ноги, и она безнадежно предана человеку, которого совсем не знает. Грейс Коватта по своей воле села в «лендровер».
— Грейс была моей пациенткой. Проблемной пациенткой. Она постоянно ссорилась с родителями. Я диагностировал у нее депрессию. Сначала она приходила на прием раз в месяц. Я выслушивал ее, давал советы. Она мне доверяла. Но затем она забеременела, и ее визиты участились — то раз в неделю, а иногда и три. Грейс начала звонить мне домой, настойчиво требуя встречи. Я беспокоился, что это повредит моей профессиональной репутации. Коллеги стали шушукаться. Я поступил глупо. Эта девушка была мне небезразлична. Я несколько раз встретился с ней не у себя в кабинете, и она вбила в голову, что у нас роман. В тот день, когда на нее напали, Грейс звонила мне раз десять. Это ужасно нервировало. Я предложил ей обратиться к другому врачу, но у нее началась истерика, и она призналась мне в любви. Грейс угрожала, что если я не разрешу ей прийти ко мне домой, то она скажет родителям, будто ребенок — мой. Я не знал, что делать.
— Так это твой ребенок?
— Конечно, нет! — Возмущение вполне искренне. И, как ни странно, я ему верю. — В тот вечер, точнее, далеко за полночь раздался требовательный стук в дверь. Это была Грейс. Очень взбудораженная. Возбужденная. Она снова принялась угрожать, и я объяснил, что простой тест докажет, что я не являюсь отцом ребенка. На улице было очень холодно. Я предложил ей войти, хотел вызвать такси или позвонить родителям. Но у нее началась очередная истерика. Она кричала на меня, снова и снова угрожала. Потом выскочила из дома. Одета она была совсем легко. Кто ее подвез и почему в таком виде — понятия не имею. Я бросился следом, заставил ее взять хотя бы мою куртку.
Карлайл залпом вливает в себя воду из стакана, который стоит между нами. Лицо у него мокро от пота, дыхание сбилось, как у человека, который не сидел все это время на стуле, а бежал по пересеченной местности.
— Потом я вернулся в дом. И вдруг услышал на улице голоса. Я снова вышел на крыльцо. Сразу за воротами рядом с Грейс кто-то стоял. Я двинулся по дорожке…
— Кто это был?
Я придумала какое-то дурацкое объяснение, почему не везу ее сразу домой. В ту ночь я вырвалась из своего ступора, даже немота отступила, но лишь чтобы накинуться на меня позже, спеленать меня, сковать уже навсегда. Она немного нервничала, но радовалась, что не бредет в темноте, коченея от холода. Я же размышляла, что произошло в доме Дэвида. Почему девушка так возбуждена? Воспоминания, которые, как мне казалось, я надежно замкнула внутри, посыпались наружу — свежие, как снег на полях.
И тогда я внезапно развернула машину и по собственному следу поехала назад к дому Дэвида. Девушка снова спросила, куда мы едем, но теперь я ничего не ответила. Потому что не знала. Я свернула на Грозовую дорогу, в сторону кургана, что, полагаю, надгробием припечатывает твои мысли.
На этом лугу мы всегда выгуливали собак, а деревенские мальчишки прятались на кургане, чтобы покурить, помнишь? Я остановила машину, но мотор не выключила. Я не могла допустить, чтобы машина заглохла. Я вылезла из машины и велела Грейс сделать то же самое. Она удивленно подчинилась, немного испуганная и в то же время обрадованная, что мы не вернулись к Дэвиду.
— Голос был женский. Затем затарахтел двигатель. Шумно так. Я побежал к машине, но она уже тронулась с места. Но у ворот есть фонарь, и я разглядел номер на машине. Необычный, такой легко запомнить, — то ли старый, то ли именной. Водителя я так и не увидел. Они уехали, и я…