Директор банка появился через шесть минут, когда Арсланов уже изнывал от нетерпения.

— Амин, где тебя носит, когда ты нужен! Ты это видел?! — он ткнул пальцем в экран монитора. — Немедленно вывози наличность в резервные хранилища, частями. Безнал перегоняй в чужие банки, что успеешь — в Половецк. Бегом!..

Ковазов открыл было рот, хозяин бешено заорал:

— Кретин! Мы до вечера не проработаем, жди ментов! Бегом! Стой! Мне сюда — тысяч двадцать сотнями, быстро! И крутись!..

Директор исчез, Алан Александрович откинулся на спинку кресла, бессильно вглядываясь в экран. Плотину прорвало, вода уходила все быстрее…

Без пяти одиннадцать в приемную вбежал Георгий из охраны банка:

— Лиана, хозяин у себя?

Та лениво включила интерком, промурлыкала:

— Алан Александрович, к вам охрана…

Но Георгий, не дожидаясь разрешения, уже распахнул двойную дверь. Закричал прямо с порога:

— Алан Александрович, в банке проверка! Налоговая полиция!..

— Хорошо, жди в приемной.

Вот оно! Ах, почему не задумался, когда Власов сбежал?!

Алан Александрович взял себя в руки. Все. Больше тянуть нельзя.

Через несколько минут, уже в пальто, с кейсом в левой руке, он быстрым шагом вышел из кабинета. На ходу бросил:

— Лиана, я иду в торговый центр. Георгий, за мной.

Вышел из приемной и повернул. Не налево, к главному выходу, а направо — к переходу и спуску в торговый центр. Вот этим в свое время и привлекло его здание: несколько корпусов, соединенных теплыми переходами, но в каждом свои подъезды, парадные и черные лестницы и двери. Внутренние дворы — два, сообщающиеся. И тоже — каждый со своим отдельным выездом на улицу… Со всех точек зрения удобно. Вход в банк — незаметный, с тихой улочки, вход в торговый центр — броский, с центральной магистрали… Вход, а вернее, въезд во дворик ресторана со своей охраняемой стоянкой.

Не успел он показаться в дверях, как с этой охраняемой стоянки выехал белый «вольво» — личная рабочая машина Арсланова (он не подражал Слону просто не желал ему уступить даже в этом). В салоне рядом с водителем уже сидел телохранитель.

Алан Александрович сел в машину, жестом отпустил Георгия, который, как положено, шел на два шага сзади. Теперь, за широкими плечами Роландо, Арсланов чувствовал себя спокойнее.

Роландо был единственным человеком, который заставил Арсланова изменить принципам подбора кадров. Парень этот был не с Кавказа, а из Мексики. Когда-то, ещё при социализме, учился в университете, на благородном биофаке. А чтобы заработать на хлеб с маслом (по мексиканским меркам), открыл там же, в университете, школу боевых искусств. Владел он разными стилями — и бразильской борьбой «капоэйра», и модным уже тогда в Америке (а у нас только входящим в моду) каратэ, и вообще никому не известными полинезийскими видами самообороны. Школу Роландо неоднократно и настойчиво закрывали инстанции, и так же настойчиво он продолжал вести тренировки подпольно.

Правда, биофак закончил, но в Мексику не уехал. Зачем? Его хобби кормило здесь очень пристойно, по сравнению с местными он жил как король, девушки на его экзотическое происхождение летели, как мухи на мед, — а потом началась перестройка, реформы, и его пригрел Арсланов.

— Домой! — скомандовал хозяин.

По обеим сторонам Хазарской стыли на ветру дома. «Вольво» направлялся к северной границе города. За Выжлятниками прибавили скорость, слева словно задергались корявые голые сучья дубов. Проскочили развилку на Авиагородок, вылетели на Половецкое шоссе. Здесь сильнее начала трещать рация, словно в конце ноября вдруг надвинулась гроза. Роландо потянулся выключить. Но окрик Арсланова заставил его отдернуть руку, как от горячего.

— Не трогай!

И тут сквозь помехи прорвался голос Арчила. Тот самый голос, который Арсланов уже не надеялся услышать:

— Папа, ты меня слышишь?

Алан Александрович рванул трубку:

— Сынок, где ты?

Арчил закричал:

— Папа, папа, дети нашалили, их наказали, маленькие плачут. Срочно уезжай!..

И через секунду:

— Меня… Уезжа…

Голос исчез, покрытый жутким грохотом. Потом грохнуло ещё раз выстрелы у самого микрофона прозвучали невероятно громко. А потом — только шипение статических разрядов в атмосфере…

Алан Александрович шумно выдохнул. Все! Случилось! Еще вчера случилось — а ты, баран, не хотел верить, надеялся, почти сутки ждал! Вчера надо было, вчера…

Но ничего, можно успеть, пока ещё никто не гонится… Он оглянулся назад: нормально, на трассе обычная картина, мигалок не видно, машины идут ровно…

Он вынул из внутреннего кармана пальто мобильник, набрал номер.

— Хаджи-Мурат! Через тридцать минут жди меня на девяносто девятой, на два километра ближе к городу. За руль посади Чингиза. Положи в багажник два желтых чемодана из шкафа в спальне… Все понял?..

По ведущему на север шоссе двигался поток машин. До границы с Федерацией оставалось ещё километров двадцать, но дорога уже взбиралась на южные отроги Средне-Русской возвышенности — то вползала на пологий затяжной подъем, то вдруг ныряла в широкую долину между холмами. Сегодня почему-то машины шли плотнее обычного и с меньшей скоростью. Неужели успели перекрыть границу, собаки?..

В общем потоке двигался и темно-синий ВАЗ-21099 с накладными буквами на багажнике «Samara» и с тонированными стеклами. Обычно Чингиза не сдерживали ни ограничения скорости, ни транспортная ситуация. Он бы и сейчас ехал быстрее, но мешал какой-то нахальный светло-серый «Москвич-2140» — маячил перед носом и, как только открывался хоть небольшой просвет, тут же вклинивался, причем в правый ряд не уходил, скотина, а торчал посреди полосы, перекрывая оба ряда, и обогнать его не мог даже Чингиз.

— И откуда у него такой движок? — бурчал Хаджи-Мурат.

— Жигулевский поставил, троечный… — равнодушно отозвался Чингиз. Долго ли…

— Да нет, что-то не так просто с ним… Антенну видишь? Точно как у ментов.

— И у нас такая.

— Так он же — не мы!

Арсланов на заднем сиденьи по сторонам не смотрел — он пробегал глазами документы из кейса, на полях делал заметки любимым «Паркером».

Хаджи-Мурат нахмурился, начал гонять рацию по каналам. Вдруг в салон ворвался чужой голос:

— Гэ-восемь!

— Мимо… — прозвучал ответ.

Пауза, потом:

— А-три!

— Мимо…

Чингиз покачал головой:

— Совсем сумасшедшие. Это он с кем-то в «морской бой» играет! Выключи…

Хаджи-Мурат упрямо покачал головой:

— Не станут серьезные люди по рации в «морской бой» играть, не верю!

Светло-серый обошел ЗИЛ с прицепом, чуть принял вправо, Чингиз пролетел за ним, водитель ЗИЛа сердито посигналил, но немного притормозил, дал втиснуться.

Чингиз наконец ответил товарищу:

— Значит, они несерьезные люди…

— Гэ-семь!

— Попал…

Партнер раздумывал. «Москвич» тем временем снова лихо обогнал — теперь сразу две машины, даром что подъем. И в самом деле двигатель у него был отличный… Чингиз рванулся следом, хотел с ходу обойти и серого, но тот снова наполовину высунулся из ряда влево, а навстречу пер с горы широкий «Икарус». Чингиз выругался.

— Гэ-шесть!

— Попал…

— Слушай, надо же говорить «ранил» или «убил»…

— А, по-разному играют…

— Гэ-пять!

— Мимо!.. Бэ-два!

— Мимо!

«Москвич» снова кого-то обогнал, снова Чингиз проскочил за ним — и снова серый пыльный задок перекрыл ему путь.

— У-у, шайтан! — пробурчал Чингиз и для крепости добавил по-русски.

Выехали на ровное, дорога снова пошла вниз, но за коротким пологим спуском сразу начинался следующий подъем. Отсюда увидели, что сдерживало поток автомобилей.

Впереди с натугой полз огромный японский автокран «Като» — здоровенная восьмиколесная махина. Такую ни разогнать толком нельзя, ни затормозить. Широченный, негабаритный, он диктовал скорость всем, кто шел сзади него по трассе.

А в рации те же голоса продолжали дурацкую перекличку; даже если и вправду один из партнеров находился в «Москвиче», то играл наверняка не водитель: он, используя хорошую видимость, торопился обогнать всех, кого получится. Чингиз, матерясь через слово, шпарил за ним, как приклеенный, только приговаривал: