Кричу:
— Стой! Не ломай решетку! Отдерите доску, пройдем через подъезд, в квартиру дверь открыта.
Послушались! С дверью в подъезд действительно быстрей получилось. Влетели в офис, а тем временем подкатила машина, протянули рукава, появился парень в брезенте и каске, с брандспойтом.
— Посторонись!
Из Серегиной комнаты вынырнул какой-то курсант, чумазый как черт, говорит:
— Ерундовое горение, плюнешь два раза…
Пришлось напомнить:
— Перекрытия деревянные!
Брезентовый поддернул рукав поближе, отозвался:
— Сейчас зачерним вам перекрытие, все зальем в лучшем виде, хозяин. Вы ж хозяин, а?
У меня упало сердце:
— Да там же компьютер, дискеты…
— Так что, пускай весь дом сгорит?
Из брандспойта ударила струя и первым делом попала в шкаф с Серегиным барахлом.
Я вздохнул и попятился к выходу.
На лестничной площадке услышал разговор в толпе:
— Окна что, камнем выбили?
— Каким камнем? Стреляли!
— Ну да?!
— Я тебе говорю! Валек сам видел. А потом, говорит, тачка, откуда стреляли, завернула налево, по Репинской!
— Опять разборки какие-то!
— Ага, как прошлой зимой, за мостом. Когда церковь жгли…
Я ещё раз вздохнул, вышел во двор, закурил — и не почувствовал вкуса. В глотке и без того першило от сажи. Во дворе тоже появились люди, стояли группками, кто-то высовывался из окон. Сверху окликнул Резник:
— Дима, что там у вас стряслось?
— Уже ничего, заливают.
Да, это счастье, что училище через дорогу, а то бы всему дому досталось.
Хлопнула дверь за спиной:
— Где хозяин, милиция спрашивает!
Милицию олицетворял капитан Сидоров — райотдел тут рядом, один квартал.
Я ему представился, объяснил, что арендую квартиру под офис (елки-палки, раньше как-то и не вспомнил про хозяйку, даму с собачками, она все бубнила, чтобы мы ей не прокуривали квартиру… да, теперь всю зиму сможем спокойно курить в помещении). А по существу дела могу показать следующее: сидели и работали в приемной с коллегой, больше никого в конторе не было, как вдруг в соседнем помещении раздались взрывы, по силе — как от небольших гранат (да, разбираюсь, раньше был офицером, комиссован по здоровью после Чернобыля), начался пожар, мы покинули помещение, но возле выхода во двор, на лестнице, на нас напали неизвестные, нет, лиц не видел, опознать не смогу, там темно, нет, сотрудница тоже не сможет, говорю же, темно было, только силуэты видел, началась драка, кто-то стрелял из пистолетов, нет, не знаю, в меня не попали, в жену тоже… ну да, она и жена, и коллега, работаем вместе… рикошеты слышал, нет, не знаю, может, в темноте и задело кого-то, кричали много… Да нет, не я стрелял, у меня и оружия нет, я же не в Афгане служил, а в Чернобыле, после училища химзащиты… Ну вот, скрутили, сунули в машину, по-моему, там несколько машин было, я вообще ничего не мог понять… Вдруг сирены, фары, крики «Стой, милиция!» Похватали бандитов и повезли, и жену мою взяли, обещали домой подбросить — а я остался, пожар все-таки… Нет, я ведь уже сказал, опознать никого не смогу… Машина? Не знаю, иномарка какая-то, они сейчас все похожи, задние фонари запомнил, большие, прямоугольные, загнутые — на борта заходят, знаете?.. Да сказал же вам, не видел лиц! Волосы? В темноте разве поймешь? Темные вроде… Голоса слышал. Незнакомые, не узнал. Говорили — не все, но один или два точно — с акцентом, может, кавказским, может, среднеазиатским… может и турецким, я не разбираюсь, турок знакомых нет…
Капитан меня дослушал, покивал, помялся, наконец говорит:
— Вы меня извините… Не волнуйтесь только… Но милиции здесь не было…
Вот тут наступил самый трудный момент: к лицедейству у меня способностей никогда не наблюдалось, максимум — могу деревянную рожу изобразить, ничего не выражающую. Но пришлось попотеть: переспросил, как это не было, покричал, что не может быть, и кинулся в офис, к телефону. Темно, лап-лап на ощупь. Телефон, само собой, не работает, я выскочил на площадку, капитан смотрит на меня с сочувствием, как будто пришел на похороны с официальными соболезнованиями от политотдела, я — бегом на второй этаж, к Резникам, Ильинишна впустила и меня, и капитана, дозвонился — на месте Ася (а где ей быть?), дал капитану поговорить: видишь, дома, довезли, значит, все же был кто-то! И гляжу на него сверху вниз, как на идиота, мол, как вам с преступниками разбираться, если вы со своими разобраться не можете?..
Алан Александрович нервничал: Арчил так и не ответил на вызов. Допустим, могла поломаться рация, но вызывал их с шести, сейчас уже восемь. За два часа можно было не только из центра города до Ерофеевки доехать, а даже за границу добраться, в тот же Половецк… Машина сломалась? Могла но не обе сразу. Даже если так, есть телефоны-автоматы…
Опять что-то случилось! Прокол с Валерой, прокол с Феликсом, прокол с АСДИКом, поспешное исчезновение Петра Петровича… Словно чья-то злая рука все время вмешивается.
Алан Александрович нахмурился. Кажется, он начинал догадываться, чья это может быть рука… Ладно. С этим — потом. Пока надо выяснять, куда девался Арчил.
Снял трубку, вызвал из памяти номер.
— Сурен, это я. Запиши адрес: Репинская, шестьдесят два. Напротив училища. Да, пожарного. Там Арчил с Ричардом и ребятами должен был побывать. На двух машинах. Проверь. Перезвони. Немедленно. Жду.
Сурик — хороший мальчик. Молодой. Голова хорошо работает. Знает, когда надо вопросы задавать, а когда не надо. Он посмотрит издали. Тем более, что Ричард поехал. А они дружат. Значит, откладывать не станет…
Снова пришлось ждать. Даже ковер под ногами, голубовато-зеленый, как персидская бирюза, начал действовать на нервы.
Наконец гуднул телефон.
— Папа, Сурен говорит. Был там. Близко подъехать не смог — все оцеплено. Возятся пожарные. Менты работают. Пытался заехать во двор — то же самое.
— Наши машины видел?
— Нет. Пешком во двор зашел — там только ментовозки. Все освещено, как днем. Не спрятать.
— Хорошо, спасибо. Отдыхай.
Так… Во дворе нет — уже хорошо, значит, на месте не захватили и не постреляли. Но где же они тогда? Две машины — не иголка, Сурен не пропустил бы. Если говорит нет — значит, все вокруг обошел, все проверил. Иначе мальчик не работает.
Может, успели уехать? А если моего приказа не услышали, рыжую захватили, за ними погоня, водят по городу? Так почему не сообщают? Где-то спрятались и соблюдают радиомолчание, чтобы не засекли? А-а, милиция — не контрразведка, что у них, пеленгаторы есть?
Нет, если захватили, значит, последнего приказа не слышали, значит не работает рация. И теперь может случиться что угодно.
На всякий случай надо готовиться к плохому. А-ай, дед из СИАМИ старая хитрая крыса, раз уж сбежал, значит правда опасно, любых гадостей можно ждать… Надо готовиться.
На экране две машины одна за другой пронеслись через кучи пустых картонных ящиков под беспрерывный гром выстрелов, что-то взорвалось, взвились к небу клубы дыма… Дмитрий Николаевич никак не мог включиться в действие, не отпускала реальность, пусть совсем не такая лихая и живописная. Что за идиотская акция? Нападение на тихую и неденежную фирмочку, гранаты, поджог, стрельба — и ни трупов, ни пострадавших, ни похищенных, а нападающие захвачены и увезены никому не известным отрядом милиции…
Мрачные мысли прервал телефонный звонок.
— Слушаю.
— Дмитрий Николаич, простите за поздний звонок, Дубов беспокоит. Сюрпризец у меня для вас, презентец, извините за словотворчество. Ивку у библиотеки помните? Вот там и ждет подарочек, пошлите людей забрать… Э нет, не скажу! Что ж это за сюрприз будет!
Слон хихикнул и отключился.
Кучумов выругался шепотом и вызвал дежурного по управлению…
Дежурный — Пантюхо из угрозыска — перезвонил через десять минут:
— Товарищ полковник! На указанном месте обнаружен автомобиль «ауди», запертый, внутри какие-то люди в наручниках, под дворником записка издевательского содержания… Я велел не трогать, выставил охрану, мало ли что, вдруг заминировано? Какие будут приказания? Может, саперов вызвать?