Почему бы и нет?.. Но вот несколько настораживающих моментов. Первое. Книга Витрувия, обратите внимание, была найдена и обнародована лишь через четверть века после смерти Альберти, — и не в его архивах, надо заметить. Второе. Не подозрительно ли созвучие имен, с легкой анаграммой — типичным средневековым приемом для шифровки имен и фраз: Альберти — берт- вирт — Витрувий?..
Даже только два эти соображения должны бы насторожить любого достаточно осторожного исследователя: не исключено, что "труд Витрувия" — один из вариантов труда Альберти, по недоразумению (либо же — чьими-то стараниями) принятый за "античный". Легко представить атмосферу веселого ажиотажа, царившую в ученом мире того времени, когда "из ниоткуда" десятками возникали новые и новые шедевры античности, и понять спортивный азарт охотников за древними рукописями. Где спортивный азарт, — далеко ли и до неспортивных приемов?..
Но нет. Историки не спешат сомневаться. Они только уточняют средневековую датировку: "Витрувий жил во второй половине I века до н. э."
Были и другие загадочные раздвоения вроде "Альберти-Витрувия". Например: последним из знаменитых римских юристов был Эренний Модестин, умерший в 244 г.н. э. Юридическая наука впала в летаргический сон, и только 900 лет спустя вдруг пробуждается во всей своей красе: Ирнерий, основатель школы в Болонье, около 1088 г. н. э. стал читать "возродившееся" римское право, якобы "собрав" древние Юстиниановские кодексы. Умер Эренний — Ирнерий воскрес…
Любопытно было бы (жаль, нет такой возможности) побеседовать с современниками Альберти и порасспросить их: действительно ли его постройки воспринимались тогда как "подражание античности", или это — заблуждение более поздних историков, отнесших рсцвет "античной архитектуры" во времена, на тысячу с лишним лет более ранние?
Можно поставить вопрос и более широко (что мы и делаем в следующей главе): действительно ли культурная и общественная жизнь Италии времен Ренессанса и несколько ранее была такой, какой изображают ее нынешние историки? Дело в том, что они (что очень знаменательно!) активно оспаривают даже многие свидетельства очевидцев тогдашней жизни, обвиняя их в ошибках и заблуждениях. Обратим внимание, что все эти обвинения возникают тогда и только тогда, когда написанное очевидцами противоречит современной хронологической версии.
-
В качестве приложения к этой главе, чтобы читатель смог ярче представить себе атмосферу XV века, можно подробнее рассказать о Браччолини, взяв за основу книги Гошара и Росса, а также 4-й том из Собрания сочинений А.Амфитеатрова (СПб, 1911), цитаты из которого для удобства чтения приводим без кавычек.
Поджо Браччолини — один из самых ярких писателей Возрождения, автор первоклассных исторических и моралистических книг, автор археологического руководства к изучению памятников Рима и известной "Истории Флоренции", написанной в духе летописи Тацита. Этот блистательный подражатель был в полном смысле слова властителем дум своего века. Критика ставила его на один уровень с величайшими авторами Возрождения… Первую половину итальянского XV века многие находили возможным определять "веком Поджо". Флоренция воздвигла ему заживо статую, изваянную резцом Донателло. Широкий образ жизни стоил Поджо Браччолини дорого и заставлял его вечно нуждаться в деньгах. Источником добавочных доходов явились для него розыски, приготовление и редактирование списков античных авторов. В XV веке это была очень доходная статья. При содействии флорентийского ученого, книгоиздателя Никколо Никколи (1363–1437) он устроил нечто вроде постоянной студии по обработке античной литературы и привлек к делу целый ряд сотрудников и контрагентов, очень образованных, но сплошь — с темными пятнами на репутациях. Первые свои находки Поджо Браччолини и Бартоломео ди Монтепульчано сделали в эпоху Констанцского собора. В забытой, сырой башне Сен-Галленского монастыря, "в которой заключенный трех дней не выжил бы", им посчастливилось найти кучу древних манускриптов: сочинения Квинтилиана, Валерия Флакка, Аскония Педиана, Нония Марцелла, Проба и др. Открытие это сделало не только сенсацию, но и прямо-таки литературную эпоху.
Позже Браччолини нашел фрагменты текстов Петрония и "Буколики" Кальпурния, так и не разъяснив обстоятельства этих находок.
Кроме оригиналов, Браччолини торговал и копиями, которые сбывал за огромные деньги. Например, продав Альфонсу Арагонскому копию Т.Ливия, Поджо на вырученные деньги купил виллу во Флоренции. С герцога д'Эсте он взял сто дукатов (1200 франков) за письма св. Иеронима, — и то с великим неудовольствием. Клиентами Поджо были Медичи, Сфорца, д'Эсте, аристократические фамилии Англии, Бургундский герцогский дом, кардиналы Орсини, Колонна, богачи, как Бартоломео ди Бардис, университеты, которые в ту пору либо начинали обзаводиться библиотеками, либо усиленно расширяли свои старые книгохранилища.
Основные списки книг Тацита (так называемые 1-й и 2-й Медицейские списки) хранятся во Флоренции, в книгохранилище, среди директоров-устроителей которого был Поджо. Эти списки, согласно традиционной хронологии, — прототипы всех других древних списков Тацита. Первое печатное издание было сделано в 1470 г. со 2-го Медицейского списка (либо же с его копии, якобы хранившейся в Венеции, в библиотеке св. Марка, но исчезнувшей). Два Медицейских списка дают полный свод всего, что дошло до нас от исторических произведений Тацита.
В рамках традиционной хронологии имя Тацита, как считается сегодня, исчезло на многие века вплоть до эпохи Возрождения. Гошар и Росс дают обзор всех упоминаний о Таците ранее того, как Поджо нашел его книги, и оказывается: все эти упоминания (весьма немногочисленные) носят общий характер и, вполне возможно, к автору "Истории" вообще не имеют отношения.
В ноябре 1425 года Поджо из Рима уведомил Никколи во Флоренции, что "некий монах" предлагает ему партию древних рукописей, в числе их "несколько произведений Тацита, нам неизвестных". Никколи немедленно соглашается на сделку, но покупка почему-то затягивается на много месяцев. Поджо тянет дело под разными предлогами. На запрос Никколи Поджо дал довольно запутанный ответ, из которого ясно только одно, что в эту пору книги Тацита у него еще не было. С монахом Поджо что-то немилосердно врет и путает: монах — его друг, но, будучи в Риме, почему-то не побывал у Поджо… книги в Герсфельде, а получить их надо в Нюрнберге… и т. д. Раздраженный Никколи вытребовал себе "обнаруженный" Поджо каталог книг, и обнаружилось, что в каталоге никакого Тацита не оказалось. В такой странной волоките недоразумений, имеющих вид искусственности, проходят и 1427 и 1428 годы. Наконец, в 1428 году, Поджо извещает Никколи, что таинственный монах опять прибыл в Рим, но — без книги! Растянувшись чуть ли не на пять лет, открытие Поджо огласилось раньше, чем было совершено, и вокруг него роились странные слухи. Это очень волновало Никколи, но Поджо отвечал: "Я знаю все песни, которые поются на этот счет… так вот же, когда прибудет Корнелий Тацит, я нарочно возьму да припрячу его хорошенько от посторонних". Казалось бы, справедливо замечает Гошар, — самою естественною защитою рукописи от дурных слухов было бы показать ее всему ученому свету, объяснив все пути, средства и секреты ее происхождения. Поджо, наоборот, опять обещает хитрить.
Гошар и Росс обнаружили, что Поджо в много позднейшем издании писем своих к Никколи, упустив из виду даты переписки своей о Таците 1425–1429 гг., с каким-то задним намерением фальсифицировал даты 28 декабря 1427 г. и 5 июня 1428 г. в двух вновь оглашенных письмах, в которых он просит Никколи выслать ему (?!) другой экземпляр Тацита, находящийся будто бы уже у Никколи. Сопоставляя даты переписки и тексты писем, Гошар утверждает, что этот таинственный "второй экземпляр" есть не что иное, как 1-й Медицейский список (обнаруженный якобы только много лет спустя!). Гошар считает, что "даты писем подложны, сочинены post factum появления в свет Тацита от имени Никколи затем, чтобы утвердить репутацию первого списка (2-го Мецидейского)… и подготовить дорогу второму списку".