- Ё пэ рэ сэ тэ! - сказал Стасик, затравленно озираясь. - Испарились.

- Пошли, - решительно сказала Ирина и поднялась на ноги. - Недалеко уж.

Здание возвышалось над ними темной громадиной. Разглядеть его в подробностях было уже нельзя - луна зашла, и сделалось совсем темно.

- И зачем мы пошли ночью? - спросил Стасик, светя под ноги фонариком.

Ирина остановилась, посмотрела на него. Мальчишка упер луч фонаря ей в живот и увидел округленные глаза.

- Точно! - сказала Ирина. - Только не "зачем", а "почему". Чья это была идея - пойти ночью?

- Ну, чья, чья, - проворчал Стасик. - Ясен пень - твоя.

- Моя идея была пойти. Просто пойти. А про ночь я ничего не говорила.

- Ну, днем же мы в школе.

- Подумаешь, в школе. Смылись бы, и все дела.

- Да какая теперь разница, чья идея, - поморщился Стасик. - Пошли да пошли. Вон, пришли уже.

- Слушай, тебе не страшно?

- Нет, с чего бы, - соврал Стасик.

- А мне страшно, - призналась Ирина. - Все эти люди без следов, призраки какие-то, а не люди.

- Ну, призраков я отучился бояться еще в детстве, - Стасик приосанился, даже взглянул на подругу снисходительно. - Если они бестелесные, значит, ничего тебе сделать не могут, только напугать. Но мы же взрослые люди, мы же не станем бояться?

- Не станем, - неуверенно отозвалась Ирина. - Смотри, какое крыльцо.

Крыльцом она назвала огромную широкую лестницу, со всех сторон, насколько хватало луча фонарика, поднимающуюся к зданию. Она была в превосходном состоянии, и блестела под лучами света, словно ее только что отмыли от пыли. Парадный вход некогда представлял величественное зрелище - высокие, метра четыре, дубовые створки дверей, которые сейчас были сломаны, и валялись тут же, порубленные топором, но не поддавшиеся, словно были сделаны из железного дерева. Дети посветили фонариками в проход, и, что удивительно, лучи не наткнулись ни на какое препятствие.

- Ну? - сказал Стасик, чувствуя, что поджилки опять затряслись, и идти в эту пугающую темную пустоту ему совсем не хочется. - Может, не пойдем?

Эти слова он произнес с явной надеждой, и Ирина вдруг усомнилась в своем предприятии, на нее нахлынул обыкновенный страх.

- Может, и не пойдем, - сказала она, пытаясь хоть что-то осветить в парадном. - Только как мы себя потом чувствовать будем?

- Вот что, - сказал Стасик, стараясь говорить веско и решительно. - Я предлагаю так. Сегодня возвращаемся. Темно же, ни зги не видать. Сегодня у нас пятница? Ну вот, придем в воскресенье, с утра. Встанем пораньше и придем. К чему искать на свою задницу напрасных приключений?

- Пожалуй, ты прав, - согласилась Ирина. - Так и сделаем.

Однако, едва они начали поворачивать назад, к неописуемой радости Стасика, как случилось непонятное - зияющая дыра парадного неожиданно наехала на них, как поезд на киноэкране, и поглотила.

- Вот ни фига себе! - выдохнул Стасик, вертя фонарем из стороны в сторону. - Видала?

Ирина не ответила. Стасик похолодел, чувствуя, что на всем теле зашевелились волоски.

- Ирка! - крикнул он.

Ирины не было, она исчезла.

- Вот черт! - сдавленно сказал Стасик, озираясь. - Вот угораздило же...

И тут он услыхал на пределе слышимости, как будто за тридевять земель, слабый крик Ирины:

- Стасик!

Он тут же заорал в ответ, орал долго, пока не охрип. Перестал кричать, долго прислушивался, но больше уже ничего е слышал. Он не мог определить, с какой стороны шел звук. В довершение всех бед свет в фонарике стал тускнеть. Стасик потряс фонарик, и лампочка загорелась в полую силу. И тут он услышал за спиной шаги.

- Ирка! - он повернулся на каблуках и отпрянул, столкнувшись лицом к лицу с Виталием Анисимовичем. Ему показалось, что его облили ледяной водой. Ноги вдруг сделались слабыми, а во рту мгновенно высохла слюна, как было однажды в детстве, когда он засунул в рот пригоршню силикагеля. Он попытался заговорить, и это удалось ему с великим трудом. - Что...вы... А, это вы! Очень хорошо. Ирка где-то потерялась... Выведите меня отсюда.

Виталий Анисимович молча смотрел на него, и в голове у Стасика сделалось плохо - он вдруг вспомнил и разговоры о человечине, и испуг Виталия Анисимовича от этого разговора, а мясо, которое Стасик ел из котелка Дениса, сейчас уже казалось ему определенно сладким.

- Следуйте за мной, - веско сказал учитель, повернулся, и пошел в темноту, как показалось Стасику, совсем не к выходу, а вглубь здания. Он хотел было поправить учителя, указать верную дорогу, но спохватился, ведь он только что сам просил вывести его отсюда.

Учитель освещал дорогу старомодным фонарем, в котором теплилась свеча. Света такой фонарь давал очень мало, но Стасик выключил свой, тем более, что он опять замигал, стал светить тускло. Они шли в какой-то махровой темноте, абсолютно ничего не было видно вокруг, однако учитель несколько раз поворачивал, все время направо. Вот он повернул в очередной раз и скрылся за каким-то темным углом. Стасик поспешил следом, но учителя не было видно. Мальчик остановился, нерешительно окликнул Виталия Анисимовича, но ответа не получил. И тут на него накатила волна панического страха, он только сейчас осознал, что стоит в полной темноте и неизвестности, один, с неисправным фонариком в кармане, что бывший учитель завел его туда, откуда он уже никогда не сможет выбраться, и это слово "никогда" было последней каплей. Страх парализовал его способность соображать, и в панике мальчишка побежал. Он задыхался от страха и от бега, абсолютно ничего не видел перед собой, но ему мерещилось, что он несется по какому-то коридору, все время сворачивающему направо, и он поворачивал, поворачивал, поворачивал. Наконец силы оставили его, он упал навзничь, ощущая под собой шершавую холодную поверхность. Нащупал в кармане фонарик, включил. По-прежнему ничего не было видно, и мальчик опять спрятал фонарик. Им овладело безразличие. Ну и пусть. Он вот так и будет лежать в этом чертовом угольном подвале, где кругом одна только пустота, и так и умрет здесь. И поделом. Зачем было слушаться Ирку, которая завела его в эту тьмутаракань и бросила? И такая ненависть вдруг вспыхнула у него в мозгу, что появись в эту минуту Ирина, он набросился бы на нее и поколотил.

- Теперь нужно идти все время налево и назад, - сказал Стасик сам себе через несколько минут, когда ненависть пропала, будто ее кто-то выключил.

Он засмеялся. Никуда он не пойдет. Потому что тут нет ни лево, ни право, ни вперед, ни назад, ни верха, ни низа, ничего нет, только его воспаленное сознание и страх.

И тут из-за какого-то угла выплыла луна. Выплыла величественно, но достаточно быстро. Стасик обрадовался было, но тут же душу кольнул страх - луна была какая-то не такая. Вся белая, только сбоку виднелось небольшое пятнышко. Это одноглазое чудище холодно смотрело на несчастного Стасика сверху. Ну вот, - подумал мальчик. - Луна чужая, инопланетная. Черт возьми, его забросило на другую планету? Только этого не хватало. Но погоди, погоди, что-то знакомое все-таки в луне есть. Где-то он ее видел. Ну да, в детской энциклопедии, выпущенной, кажется, еще до Взрыва. Это же обратная сторона! Конечно! Там совсем нет морей, кроме одного, как же оно называется, он забыл...

Страх отступил немного. Луна была своя, только повернутая не так, ну да это же не беда, главное, что знакомая такая луна... И, вдобавок, кажется, она начала хоть что-то освещать? Ну да, вон дверь, а под ней полоска света. Стасик подбежал к двери, дрожащей рукой нащупал ручку, подергал, дверь подалась, и он ввалился в довольно большую комнату, похожую на больничную палату. Что произошло дальше, мальчик не понял. В глазах сверкнуло, и на душе стало так покойно, так мирно...

Он проснулся от позвякивания, как ему показалось, ложечки в стакане. Звук был такой добрый, домашний, что Стасик улыбнулся и открыл глаза. Нет, он не дома. В больнице, что ли? Просторная комната, чистая, светлая, освещенная солнцем через большое окно. Он лежал на металлической койке с тонким матрацем, сквозь который в ребра впивалась панцирная сетка, в изголовье кровати стояла тумбочка, на которой лежала какая-то книжка, а в углу стояла медсестра, склонившаяся над медицинским столиком на колесиках. Это она и позвякивала чем-то. Тут же Стасик и увидел - чем. В руках у девушки был шприц с желтой жидкостью.