Да, именно эта женщина смотрела на меня! С тёплой… надеждой. Я сделал шаг вперёд, торопливо и неловко. Споткнулся о выбоину в каменных плитах, устилающих площадку перед храмом, и на миг отвел взгляд. А когда восстановил равновесие, место, где она стояла, опустело. Будто мне примерещилось.

Я забыл о благовониях, обо всём на свете! Подошёл ближе. За оградой начинался сад, и украшающие его фигурки божеств выглядели пугающими и недобрыми в сумеречном свете. Я представлял Небесное Милосердие несколько иначе, более приятным по наружности. Наверняка, среди холмиков и плит со статуями встречаются и древние могилы, сохранившиеся с тех незапамятных времен, когда усопших не сжигали, а складывали под землю, и насыпали сверху курганы; я как-то рассказывал тебе об этом. Храм возвели на одном из таких курганов, не застроенном при росте столицы. Ещё двести пятьдесят лет назад, говорят, здесь была пустошь. Люди избегали её в тёмное время суток. Старые верования так живучи, они, словно крепкие корни, врастают в саму землю…

Приблизившись к ограде, я долго вглядывался в полумрак, но среди истуканов и деревьев не смог различить тонкую тень, источавшую тепло, словно тонкий аромат. То самое, что я так долго искал! Если бы не оно, принял бы за неприкаянную душу, но тени, все мы знаем, холодны и озлоблены на живых.

Я думал о ней, дожидаясь того, за чем пришёл, и позже, когда уже в полной темноте возвращался домой в повозке. И дома, лёжа на футоне и слушая, как первый дождь месяца Светлой Воды тихо капает с карниза в бочку для полива. Внимая этим робким звукам, я понял, что должен снова увидеть её, когда-нибудь. Что обязательно её повстречаю!

К моему удивлению и радости, встреча не заставила молить о себе богов.

— Расступись! Дорогу дому Татибана!

Какое там… Каждому хочется попасть к Алтарю Тысячи Свечей, будь ты хоть слуга слуги благородного семейства! А на лестнице — сплошной живой поток, перед нами и после нас. Длинная она, эта лестница. И узкая. А сколько народу уже спускается — попробуй протиснуться! Но если я не пропихнусь, то ни за что не настигну…

— Ясумаса! Куда ты? — обеспокоенный голос матушки лишь подстегнул меня поторопиться.

— Сейчас вернусь!! — я заработал локтями усиленней. Она ведь совсем близко! Если бы я только знал, как её окликнуть! Возвращается, совершив моления. Я снова узнал этот взгляд, скользнувший по мне — словно отсвет от золотисто-алого фонарика упал на моё лицо. Это она! Я не вижу, но я знаю.

Болван, не сообразил попросту дождаться, пока её маленькая фигурка поравняется с нами, а продирался, будто форель против течения, наверх. Вдруг снова исчезнет?

Она не отводила от меня взгляда, пока я шёл, и чему-то улыбалась. Наконец, я оказался на соседней ступеньке и остановился, переводя дыхание. Теперь я смог разглядеть её лицо. Оно не было красивым в привычном понимании, но разве это важно? Ведь за тонкими его чертами, удивлённо приподнятыми бровями, прореженными по устарелой моде, и светлыми, словно янтарный мёд страны Лао, глазами, скрывалась не красота, но прелесть превыше любого великолепия. Росточком женщина была невысока. Худенькая, с острыми скулами и удлинённым носиком. Кожа цвета ароматного персика, без следа белил и краски. При дворе бы подобное не простили, но мы не при дворе. Такая беззащитная, такая ранимая… Совсем юная — а может, лишь выглядит молоденькой… неважно. И улыбка — тёплая и немного не от мира сего.

Доселе никогда не знакомившийся с женщинами и даже не размышлявший, как это сделать половчее, я вдруг почувствовал себя уверенным в собственном успехе, опытным мужчиной. Который призван к жизни для того, чтобы оберегать, защищать такое маленькое чудо… Я поклонился:

— Я проделал сей недолгий, но исполненный многими преградами путь, чтобы выразить вам свое восхищение, прекрасная госпожа! Позвольте представиться, перед вами — Татибана-но Ясумаса, сын Татибаны-но Акимару, выполняющий обязанности Малого Хранителя Записей Империи при дворе Сына Пламени! — Я почувствовал, что вот-вот задохнусь, и скорчил неподобающую положению гримасу. Моя собеседница, прикрыв ротик рукавом, рассмеялась — тихо и слегка приглушённо. Так, что я даже и думать забыл о стеснительности.

— Какой вы замечательный человек, Татибана-сама! — её голос тоже был негромким, но грудным и напевным. Я хотел было спросить, чем же так замечателен, но людская гусеница, застывшая на некоторое время, вдруг пришла в движение и столкнула нас лицом к лицу. Я приобнял женщину, чтобы она не упала и не ударилась, хотя падать-то было и некуда. Но я сделал это привычно, словно всегда так поступал и имел на это полное право. Такое удивительное ощущение… Не смейся, Кай-тян! Спасибо, я знаю, как это называется!

Спускаясь вниз вместе с ней, я не вспомнил ни о семье, ожидающей, должно быть, меня наверху, ни о долге перед духами-покровителями — всё вылетело из головы. Осталась лишь она, хрупкая и нежная, опирающаяся на мою руку и неуверенно ступающая по лестнице в своих узорных шелках, чередующихся между собой полосами золотисто-жёлтых и зелёных оттенков, с белоснежным проблеском между ними. Где-то я видел подобное сочетание цветов… но разве всё упомнишь? Не из клана Пламени? Не беда, с Землей и Древом мы в мире, а это — как раз их цвета. Почему она в одиночестве среди этой грубой толпы? Где её родные, слуги?

Кстати, сам я не споткнулся ни разу…

Ясу надолго замолчал, улыбка блуждала по его губам. Неужели и я так выгляжу, когда влюблён? Хотя нет, мой приятель — совсем другое дело, ведь он влюблён по-настоящему. Везёт же… Не завидую, но тоже так хочу!

Особенно после того, как Дзиро поведал мне историю дедушки. После того, как я поверил, что женщина, которой мужчина обладает по закону, может быть любима больше жизни. Вследствие чего желание возобновить старые оварские знакомства среди девиц, простых в употреблении, куда-то испарилось. Хотя посещало меня в дороге с издевательским упорством! Да что там говорить: даже эту малютку из семейства Ёсава не хочу видеть, а ведь раньше я рассматривал её особу в качестве невесты и был доволен выбором. Считал его разумным, а значит — правильным. Радовался, что у избранницы вполне милое личико при достойном происхождении, образованности и покорном нраве. И рост не слишком высокий. Вспоминал редко, но по возвращении собирался перейти к решительным действиям. А теперь даже думать о ней не могу, с того самого дня, как беседовал с Дзиро. Не хочу, мало мне этого! Всё равно, что довольствоваться жалкими объедками, зная, что где-то ждёт лакомое блюдо, стоит лишь запастись терпением да поискать. Потому что само оно в рот не попадёт. Но теперь, когда я знаю, когда я верю, что любовь существует не только в душещипательных историях!..

Удивительно, насколько быстро моё открытие получило подтверждение, да такое приятное. Ну и шустры же некоторые! Это надо же, влюбиться с первого взгляда, причём чужого! С ощущения тепла и нежности — кажется, так описал Ясумаса свои впечатления от взгляда таинственной возлюбленной? Чувствительность друга всегда меня поражала. Наверно, это дар богов, заглаживающих вину за то, что обделили парня остротой зрения. С ним невозможно соперничать в искусстве владения тати, он словно наперёд знает, куда намечает удар противник. И в людях никогда не ошибался, ни разу. Если говорит, что новый знакомый чем-то ему не по вкусу — значит, не стоит пить с ним саке. Кстати, Ю ему понравился, это утешает.

Несправедливо, что такой способный человек, как мой друг, растрачивает себя на скучную работу в Хранилище Младших Записей. Удел воина, конечно, не для него, единственного сына благородного семейства — даже если забыть о досадном недостатке Ясу. Но он бы мог заниматься чем-то более интересным, нежели просиживание хакамы над старыми свитками да табличками, повествующими об увлекательных перипетиях наследования имущества, продажах и покупках наделов, строительстве новых домов и тому подобных вещах. Впрочем, раз самого Ясумасу это устраивает…