Более того, когда народный трибун Марк Антоний выступил на сходке и огласил письмо Цезаря, в котором тот предлагал, чтобы оба соперника были освобождены от своих провинций, от командования войсками и затем отчитались перед народом в своей деятельности, то, конечно, и эта акция Цезаря не встретила сочувствия в сенате, а Катон прямо заявил, что Помпей, пойдя на то или иное мирное предложение Цезаря, совершит ошибку и только даст себя обмануть уже не в первый раз.
Разворот событий неизбежно, неотвратимо вел к гражданской войне. Очевидно, был прав Цицерон, объяснявший неудачу своих проектов мирного решения конфликта тем, что как на одной, так и на другой стороне было много влиятельных людей — явных сторонников войны. И все же Цезарь сделал еще одну, последнюю попытку примирения.
Первого января 49 г., в тот день, когда вновь избранные консулы впервые вступили в свои обязанности и руководили заседанием сената, было оглашено новое письмо Цезаря. Его доставил Курион, проделавший в три дня путь от Равенны до Рима с невероятной по тем временам быстротой. Но недостаточно было доставить письмо в сенат, следовало еще добиться его прочтения. Это оказалось совсем не так просто, потому что консулы воспротивились чтению письма, ii только благодаря «величайшей настойчивости народных трибунов» чтение все же состоялось.
В письме Цезаря содержался прежде всего торжественный перечень его деяний и заслуг перед государством, затем говорилось о том, что сенат не должен его лишать дарованного ему народом права участвовать в выборах до того, как он сдаст провинцию и командование войсками; вместе с тем в письме снова подтверждалась готовность сложить с себя все полномочия одновременно с Помпеем. Но была в этом письме, видимо, и некая новая нота: Цезарь заявлял, что если Помпей сохранит за собой власть, то и он от нее не откажется и даже сумеет ее использовать. Очевидно, именно этот момент и дал основание Цицерону охарактеризовать письмо Цезаря как «резкое и полное угроз» .
Реакция сената на письмо довольно подробно описана самим Цезарем в его «Записках о гражданской войне». Хотя трибунам и удалось добиться, несмотря на сопротивление консулов, чтения письма, однако добиться того, чтобы на основании письма был сделан доклад сенату и, следовательно, обсужден официальный ответ на него, все же не удалось. Консулы выступили с общим докладом о положении государства. Но по существу это была лишь процедурная уловка — все равно обсуждение общего доклада никак не могло пройти мимо вопросов, выдвинутых в письме Цезаря.
Консул Лентул заявил, что он готов действовать решительно и без колебаний, если только сенаторы проявят должную твердость и не станут, как не раз наблюдалось раньше, заискивать перед Цезарем. Тесть Помнея Сципион высказывался в таком же духе и добавил, что Помпей тоже не откажет в своей помощи сенату, но надо действовать незамедлительно, иначе будет поздно. Он же предложил принять решение, обязывающее Цезаря сложить полномочия к определенному сроку (видимо, к 1 июля), в противном случае объявить его врагом отечества, замышляющим государственный переворот.
Даже некоторые явные враги Цезаря были настроены против столь крайних и поспешных решений. Так, бывший консул Марк Марцелл высказывался в том смысле, что подобные действия следует предпринимать лишь после того, как будет закончен объявленный сенатом набор войск. Сторонник Цезаря Марк Калидий, поддержанный Целием Руфом (корреспондентом Цицерона), предложил, чтобы Помпеи отправился в Испанию, считая, что если оба соперника окажутся вне Рима, то это приведет к общему успокоению. Однако на всех ораторов обрушился с нападками консул Лентул. Он заявил, что предложение Калидия вообще не имеет отношения к обсуждаемому докладу и он его даже не будет ставить на голосование. Марк Марцелл сам отказался от своего предложения. Таким образом, под нажимом консула сенат большинством голосов принял решение, сформулированное Сципионом. Само собой разумеется, что народные трибуны Марк Антоний и Кассий Лонгин наложили на это решение запрет.
Помпей, поскольку он обладал проконсульской властью, не мог находиться в самом Риме и потому, естественно, не принимал участия в заседании сената. Но так как он был где–то неподалеку от города, то еще в тот же вечер пригласил к себе всех сенаторов и во время беседы восхвалял тех, кто был за решительные действия, порицал и одновременно подбадривал колеблющихся. Город начал наполняться солдатами; Помпей вызвал своих ветеранов, пообещав им награды и повышения, вызвал также многих из тех двух легионов, что были присланы Цезарем. В этой напряженной обстановке Кальпурний Пизон, цензор и тесть Цезаря, вместе с его бывшим легатом, а ныне претором Луцием Росцием попросили дать им шестидневный срок для последней попытки примирения.
Но factio Катона, т. е. сам Катон, Сципион и консул Лентул, а за кулисами, несомненно, и Помпей, уже переступили ту грань, которая еще отделяла их от войны. 7 января на заседании сената было объявлено чрезвычайное положение (senatusconsultum ultimum). Консулы, преторы, трибуны и находящиеся с проконсульскими полномочиями под городом получали неограниченную власть, которую они могли применять и использовать, дабы «государство не потерпело какого–либо ущерба». Это, в частности, давало возможность применить такую власть и против непокорных трибунов. Тогда Марк Антоний, призывая всевозможные кары и беды на головы тех, кто осмелился принять подобное решение и, следовательно, покуситься на неприкосновенность трибунской власти, покинул заседание сената. С ним вместе удалились Кассий и Курион, тем более что один из отрядов Помпея уже якобы окружал здание. Той же ночью они трое переодетые рабами, в наемной повозке тайно бежали к Цезарю, опасаясь за свою безопасность и даже за жизнь.
8 и 9 января происходят заседания сената за чертой города, дабы дать возможность принять в них участие Помпею. Утверждается в качестве официального решения' сената предложение и формулировка Сципиона, что не могло быть сделано на заседании от 1 января 49 г., поскольку тогда был наложен запрет трибунам. Снова подтверждено решение о наборе войск по всей Италии, Помпею предоставляется право получать средства из государственной казны и от муниципиев. Происходит распределение провинций: Сципиону достается Сирия, цезаревы провинции передаются Домицию Агенобарбу и Консидию Нониану: первому — Цизальпинская Галлия, второму — Трансальпийская. Эти решения, как отмечает Цезарь, проводятся крайне спешно, беспорядочно, причем попираются все права — и божеские, и человеческие.
Кстати, на одном из этих заседаний выступил Помпей. Еще раз одобрив твердость и мужество сенаторов, он довел до их сведения, что располагает девятью легионами, которые в любой момент готовы к действию. Что касается Цезаря, то, мол, хорошо известно отношение к нему его собственных солдат: они не только не сочувствуют ему и не собираются его защищать, но даже и не последуют за ним.
В результате всех этих заседаний, решений и высказываний ситуация становится предельно ясной, во всяком случае для Цезаря. 12 (или 13) января он собирает сходку солдат 13–го легиона, единственного из его легионов, который находился с ним вместе по эту сторону Альп. В своей, как всегда, искусно построенной речи Цезарь прежде всего сетует на то, что его враги совратили Помпея, к которому он всегда был дружески расположен, всячески помогая ему в достижении почестей и высокого положения в государстве. Но еще, пожалуй, огорчительнее тот факт, что путем насилия попраны права трибунской интерцессии, права, оставленные неприкосновенными даже Суллой. Объявлено чрезвычайное положение, т. е. римский народ призван к оружию. Поэтому он просит воинов защитить от врагов доброе имя и честь полководца, под водительством которого они в течение десяти лет одержали столько блестящих побед во славу родины. Речь произвела должное действие: солдаты единодушным криком изъявили готовность защищать своего полководца и народных трибунов от чинимых им обид.