Все эти четыре законопроекта были приняты комициями 3 января 58 г., а слабая попытка интерцессии со стороны трибуна Нинния Квадрата, сторонника Цицерона, была легко отведена Клодием. Он пообещал, что, если не будет оказано сопротивления принятию четырех названных выше законопроектов, он не станет выступать с какими–либо предложениями, направленными против Цицерона, и Нинний по просьбе самого Цицерона отказался от своего намерения.
Однако в самом недалеком будущем, очевидно в феврале 58 г., Клодий выступил с новыми законопроектами. Один из них по существу сводился к вопросу об устранении Катона, хотя это устранение предполагалось провести под видом почетного и ответственного задания. Катону поручалось отправиться на остров Кипр, который по завещанию египетского царя отходил Риму. Поручение мотивировалось безупречной честностью Катона, поскольку речь шла о конфискации крупных сумм и имуществ в пользу римской казны, значительно истощенной в последние годы в результате проведения аграрных законов Цезаря, а затем и хлебного закона самого Клодия.
Второй законопроект наносил давно задуманный удар. Он был направлен против Цицерона, хотя имя его не называлось. В законопроекте говорилось о наложении кары — «лишение воды и огня», т.е. изгнание, — на тех магистратов, которые повинны в казни римских граждан без суда. Направленность закона, конечно, была ясна для всех, и прежде всего для самого Цицерона.
Одновременно с этими двумя законопроектами Клодий выдвинул еще и третий — о провинциях. Консулам назначались новые, более выгодные для них провинции, чем те, которые были намечены сенатом, а именно: Писону — Македония, Габинию же — Киликия (затем замененная на Сирию). Весьма прозрачной целью этих предложений Клодия был своеобразный и в общем весьма беззастенчивый подкуп консулов.
Цицерон после опубликования касающегося его законопроекта впал в полное отчаяние. Он облачился в траур, униженно просил защиты у Писона и Помпея, которому даже бросился в ноги, но в обоих случаях получил отказ, в первом — со ссылкой на Габиния, во втором — на Цезаря. Одетый в бедную и грязную одежду, он не стеснялся останавливать на улицах Рима всех, кто попадался ему навстречу, ища сочувствия и поддержки.
Всадники и часть сенаторов также облачились в траур. Была отправлена специальная депутация к консулам. Однако даже Писон, на которого Цицерон возлагал большие надежды и который еще совсем на днях предоставлял ему в сенате слово «на третьем месте» (tertio loco), считал теперь, что единственный выход для Цицерона — это добровольный отъезд из Рима. Что касается Габиния, то он даже запретил доступ депутации в сенат, выслал из Рима особенно активного ходатая за Цицерона всадника Элия Ламию, а сенаторам предписал немедленно снять траур. Когда же ряд сторонников Цицерона и депутация, направлявшаяся к Габинию, подверглись нападению вооруженных людей Клодия и когда сам Катон посоветовал Цицерону добровольно уехать из Рима, дабы избежать бесполезного кровопролития, последнему уже ничего не оставалось, как только последовать этому благому совету.
Клодий собрал в цирке Фламиния, за чертой города, сходку, на которой оба консула выступили с осуждением расправы над катилинарцами и были поддержаны Цезарем. Закон, направленный против Цицерона, был принят, очевидно, 20 марта. Одновременно с ним утверждался закон о провинциях, а вскоре после этого и тот, согласно которому Катон направлялся на Кипр. Цицерон покинул Рим, как известно, до принятия решения, затем отбыли Катон и Цезарь; последний только теперь отправлялся в свою провинцию.
Устранение этих трех лиц окончательно развязало руки Клодию. Он развивает бурную деятельность. В день принятия закона, направленного против Цицерона, его дом в Риме был сожжен, его виллы разграблены, и Клодий заявил о своем желании на месте разрушенного дома воздвигнуть храм Свободы. Затем, чтобы превратить добровольное изгнание Цицерона в акт, имеющий юридическое значение и силу, Клодий проводит новый закон, уже открыто направленный против Цицерона. Последний гласил, что именно Цицерон подпадает под более ранний, сформулированный в общем виде закон, что решение сената, на основании которого казнили катилинарцев, было фальшивкой; под страхом смертной казни запрещалось предоставлять убежище изгнаннику в том случае, если он окажется на расстоянии менее 500 миль от Рима, и запрещалось когда–либо в будущем ставить вопрос о пересмотре или отмене закона.
Клодий и его сторонники пользовались в это время безусловной поддержкой широких слоев населения Рима или, как выражается Плутарх, «разнуздавшегося народа». Но Клодий не собирался, тем более в момент своих наивысших успехов, ограничивать поле своей деятельности только Римом. Он начинает активно вмешиваться в дела внешнеполитического характера. Еще в 59 г. он интересовался Арменией и собирался отправиться туда в качестве посла, теперь же он начинает оказывать покровительство отдельным общинам и династам, например Византию, Галатии, и, наконец, устраивает скандальный побег молодому Тиграну, находившемуся под охраной претора Флавия. Однако эта последняя акция, как и некоторые другие попытки взять под сомнение распоряжения Помпея на Востоке, послужили началом серьезного и длительного конфликта с Помпеем. Клодий открыто шел на этот конфликт, как несколько позже он открыто выступил против Цезаря, призывая кассировать его законы. Все это, наконец, вскрывает истинный характер отношений между Клодием и триумвирами.
Необходимо дать, хотя бы в общих чертах, оценку трибуната, или, говоря шире, движения Клодия. Со времени Моммзена весьма распространен взгляд на Клодия как на анархиста и беспринципного демагога. Так, например, американский историк Хитон в своей работе, посвященной римской «черни», говорит, что Клодий опирался на «бандитские элементы».
Примерно такой же точки зрения придерживаются многие современные исследователи. В отличие от них Эд. Мейер считает, что Клодий, не желая быть только «орудием» в руках триумвиров, имел собственные цели и стремился к достижению власти по образу Гракхов или Сатурнина, но с той разницей, что за этим стремлением не стояло никакой четкой политической идеи или убеждения. Пожалуй, наиболее серьезная попытка дать оценку движения Клодия в социальном аспекте принадлежит советскому исследователю Н. А. Машкину. Он указывает на то, что квалификация движения Клодия как анархического ничего не дает для выяснения его сущности. Н. А. Машкин довольно подробно разбирает вопрос о составе «отрядов» Клодия и об участии рабов в его движении. Вывод Н. А. Машкина состоит в том, что движение не имело «освободительно–демократического характера», но было «движением люмпен–пролетарских слоев городского римского населения в условиях кризиса римского государства». Самого Клодия Н. А. Машкин считает беспринципным политиком.
Нам кажется, что с этими выводами едва ли можно полностью согласиться. Движение Клодия, на наш взгляд, имело более широкую социальную основу, чем люмпен–пролетарские слои населения.
«Демократический» характер первых законодательных мероприятий Клодия — в смысле их верности традициям программы популяров — не вызывает каких–либо сомнений. На первое место среди этих мероприятий должен быть поставлен хлебный закон, который был логическим продолжением хлебных законов «великих трибунов», начиная с Гая Гракха. Но не в меньшей степени закон, касающийся квартальных коллегий — этих политических «клубов» римского плебса, — содействовал оживлению антисенатских, или, как принято их называть, «демократических», сил и настроений. Конечно, можно констатировать, что эти законы удовлетворяли политические запросы городского плебейского населения и никак не касались интересов сельского плебса. Но не следует забывать, что законодательные мероприятия Клодия проводились вскоре после принятия аграрных законов Цезаря, реализация которых, безусловно, сняла — хотя и ненадолго — остроту аграрного вопроса. Кроме того, мы имеем пусть очень беглые, но тем не менее достоверные указания, что Клодий вовсе не проявлял равнодушия в определенных конкретных случаях к аграрному вопросу и к интересам сельского плебса. Мы можем сослаться на краткие упоминания Цицерона (речь шла, видимо, о всем известных фактах) относительно земельных конфискаций, проводимых Клодием насильственным путем. И наконец, если даже иметь в виду городской плебс, который в это время играл более существенную и политически более активную роль, чем сельское население, то все же нет никаких серьезных оснований сводить его полностью к люмпен–пролетарским элементам. Некоторое, хотя, к сожалению, недостаточно четкое, представление о социальной опоре Клодия дает знакомство с социальным составом организованных им «отрядов», численность которых была настолько внушительной, что Цицерон говорит иногда о «войске Клодия». Организация этих «отрядов», конечно, стояла в тесной связи с восстановлением плебейских коллегий. Восстановлением коллегий, как и созданием новых, руководил некто Секст Клодий, клиент Публия Клодия, которому, кстати, была поручена реализация и хлебного закона. Он был наделен довольно широкими полномочиями. Совершенно естественно, что в состав упомянутых «отрядов» принимались новые получатели хлеба, новые члены коллегии; последние иногда даже возглавляли отдельные отряды. Среди них были, несомненно, ремесленники, большое количество вольноотпущенников, ибо в это время в связи с расширением хлебных раздач сильно возрос отпуск рабов на волю, были в составе «отрядов» также рабы и гладиаторы. Цицерон даже уверял, что Клодий собирается организовать армию рабов, при помощи которой он хочет овладеть государством и имуществом всех граждан. Но конечно, участие рабов как в «отрядах», так и в движении Клодия в целом Цицероном сознательно и даже «злонамеренно» преувеличивалось. Мы не имеем прямых указаний относительно участия в Клодиевых «отрядах» сельского плебса, но то, как описывает Цицерон проводимые Клодием земельные захваты, дает возможность предположить наличие какого–то контакта и с сельским населением.