В свое время предметы, найденные у костра Якобсеном, был им собраны и упакованы для доставки в Норвегию. Рыбин их подробно осмотрел и описал в своем рапорте.

Это были: 1) медные стреляные гильзы для винтовки выпуска 1912 года; 2) бумажные и один медный стреляные патроны для дробового ружья 16-го калибра фирмы Untendorfer; 3) такие же патроны, но не стреляные, заряженные; 4) пуговицы металлические с клеймами французской фирмы Samaritain Paris; 5) французская монета в 25 сантимов; 6) остатки медного карманного барометра; 7) ржавые остатки перочинного ножа и лезвие большого ножа; 8) половина металлической оправы очков или пенсне; 9) большое дымчатое стекло от снежных очков-консервов; 10) железный наконечник от багра; 11) тонкая железная полоса подшивки полоза саней; 12) пряжки, крючки, гвозди, французская булавка, обрывок тонкого стального тросика.

Среди всех этих предметов обращает на себя внимание наличие бумажных и медных, стреляных и заряженных дробовых патронов, свидетельствующих, что у путников было дробовое ружье. Зачем оно нужно было норвежцам в темную пору, на побережье, откуда зимой уходит на юг все живое — зайцы, олени, куропатки, и только на льду, в разводьях и трещинах припая, остаются редкие тюлени, да в поисках их иногда бродят белые медведи? Тут нужна винтовка, а никак не дробовое ружье. Тащить же с собой бесполезный груз весом семь-восемь килограммов вместо продовольствия или одежды — полная бессмыслица. Никто этого делать не стал бы.

Дымчатые стекла очков-консервов служат для защиты глаз от яркого солнечного света. В темную пору, когда солнца вообще нет, они норвежцам совершенно не нужны. Есть еще обломки от оправы обыкновенных очков. Сомнительно, чтобы кто-либо из двух норвежцев носил очки. С плохим зрением в свою экспедицию Амундсен, конечно, не взял бы. Была найдена французская монета и металлические пуговицы с клеймом парижской фирмы. Если вспомнить, что спутницей Русанова была француженка Жюльетта Жан и часть имущества экспедиции закупалась во Франции, то едва ли вызывает сомнение, что остатки костра и вещей, найденные Бегичевым, принадлежали русановцам, а не норвежцам. Важно отметить, что в шхерах Минина, на острове Попова-Чухчина, среди найденных остатков снаряжения, несомненно, русановской экспедиции, есть дробовые бумажные стреляные патроны 16-го калибра, совершенно схожие с патронами, найденными у костра Бегичевым. Чьи же кости сохранились в пепле костра?

По сообщению Якобсена, записанному в рапорте Рыбина, это были не кости, а три тонкие "косточки", которые нельзя было даже зять и увезти, так они были хрупки. Самая большая была с ладонь. Но если столь мелкие обломки уцелели от огня, то куда же делись такие крупные кости, как тазовые, берцовые, челюстные? От них должно было хоть что-нибудь остаться. Зубов тоже не было найдено, а ведь в огне они сохраняются дольше всего. Кроме того, сжечь целиком труп взрослого человека не так-то просто. Для этого надо соорудить очень большой костер, следов которого ни Бегичев, ни Якобсен не отмечают. Нет, никто из людей здесь на костре сожжен не был.

Как сообщил Якобсен, по соседству с костром в талой глине он и его спутники вырыли нечто вроде могилы глубиной 70 сантиметров, куда сложили пепел и кости, зарыли, прикрыли сверху камнями и поставили крест высотой около двух метров. К нему прибили железку от обшивки полоза саней, на которой Егор Кузнецов ножом выбил надпись "Памятник Кнутсену и Тессему", а в десяти саженях отсюда Бегичев поставил столб, на котором вырезал: "Н.Б.1921".

Эту могилу пытались разыскать в 1973 году участники Полярной научно-спортивной экспедиции газеты "Комсомольская правда". Они обнаружили в том месте, которое было описано Бегичевым, песчаный холмик, где из-под гальки были видны угли. Сняв верхний слой, нашли кости и взяли их с собой, сложив в особый пакет. Анализ в Москве показал, что это кости оленьи, а не человеческие.

Столба-креста, о котором сообщил Якобсен, тут не было, но позднее, в 1975 году, та же экспедиция нашла столб с инициалами Бегичева.

При дальнейшем следовании вдоль побережья к устью Пясины экспедиция Бегичева следов норвежцев не встретила. Она повернула на юг к устью Пуры и ушла через Гольчиху в Дудинку.

Бесспорные следы пути норвежцев на запад обнаружила наша экспедиция. У речки Заледеевой был найден разоренный медведем склад с почтой Амундсена и походным снаряжением норвежцев. Характерно, что здесь не было ни вещей с французскими клеймами, Ни французских монет, ни дробовых патронов.

По старой версии, тут должен был проходить только один человек. Но оставленные почта и снаряжение представляют довольно солидный груз. Пакеты весили не меньше 10 килограммов да снаряжение килограммов 15. Такой груз было трудно нести одному; явно норвежцев было двое. Дальше около устья реки Убойной, километрах в 35 к западу, нами найдены две пары вполне исправных лыж с клеймами норвежской фирмы "Хаген и К°". Значит, и здесь проходили оба норвежца. Отсутствие следов костра свидетельствовало о том, что люди просто оставили лыжи и пошли пешком. До Диксона оставалось не более 70 километров.

Берег тут хотя и прямой, но высокий, сильно изрезанный крутыми логами ручьев и речек. Идти сушей трудно, а вдоль берегового припая по гладкому льду много легче. Путники и пошли морем. Однако здесь, всего в 12 километрах от Диксона, есть бухта Полынья, вполне оправдывающая свое предательское название. Сюда, видимо, подходит одна из струй сравнительно теплой пресной енисейской воды, которая постоянно разъедает лед, образуя полыньи. Они то замерзают в сильные морозы, покрываясь тонкой коркой льда, запорошенного снегом, то опять вскрываются. На таком непрочном льду у мыса этой бухты в свое время провалился с санями Коломейцев, следуя с Расторгуевым к Диксону. Они и назвали мыс, а потом и бухту — Полынья.

У открытой воды тут всегда есть нерпы, а в поисках нерп бродят белые медведи. Поэтому бухта Полынья представляла излюбленное место охоты первых зимовщиков с полярной станции Диксон. Николай Васильевич Ломакин рассказывал мне, как однажды он чуть не погиб в запорошенной снегом полынье. В погоне за раненым медведем он не заметил пятно слабого льда и провалился, к счастью, только по пояс. Когда бегом бежал до станции, одежда на нем обледенела и превратилась в броню, которую пришлось разрезать, чтобы снять.

Норвежцы, конечно, не знали о всех опасностях бухты Полынья и пошли напрямик. Вот тут-то Кнутсен провалился и, скорее всего, сразу же утонул. Если бы Тессему удалось его вытащить, они для просушки сразу же разложили бы большой костер из плавника, которого на берегу достаточно. Однако следов такого костра никто из обитателей Диксона потом здесь не встречал. Не видели и мы.

Потрясенный гибелью товарища, Тессем пошел дальше уже не по льду, а материком напрямик и вышел на мыс прямо к станции. Возможно, он даже увидел огни жилья, заторопился, поскользнулся, с размаху упал навзничь, потерял сознание и замерз.

Трагическая судьба у обоих. Путешествие зимой, в полярную ночь, всегда чревато большим риском. Если бы Кнутсен и Тессем отправились в путь не в октябре, а в апреле, то они, конечно, дошли бы до Диксона благополучно.