Официально Коломейцев должен был доставить почту в Петербург и организовать на островах Диксоне и Котельном склады угля для экспедиции. Однако Э.В.Толль в своем рапорте президенту Академии наук писал, что причиной командировки были серьезные разногласия между ним, как начальником экспедиции, и командиром судна Коломейцевым из-за применения последним грубых административных мер, с которыми он, Толль, был совершенно не согласен.
Во время зимовки "Мод" у острова Айона Амундсен через радиостанцию в Анадыре в январе 1920 года телеграфировал в Христианию (Осло): ""Мод" зимует около Айона, острова в ста двадцати милях к востоку от Колымы. Все благополучно. Матросы Кнутсен и Тессем оставили нашу первую зимовку около мыса Челюскин в первой половине октября 1919 года. Благополучно ли они добрались домой?"
Когда выяснилось, что эти люди ни на Диксон, ни в Норвегию не прибыли, на поиски их норвежское правительство отправило в навигацию 1920 года специальную поисковую экспедицию на парусно-моторной шхуне "Хеймен". Выйдя из Тромсё, шхуна 23 августа прибыла на остров Диксон и сразу же направилась на мыс Вильда, куда норвежцы непременно должны были зайти для пополнения запаса продовольствия со склада, заложенного там еще в 1915 году экспедицией на судне "Эклипс". Из-за тяжелых льдов шхуне удалось пройти только 300 километров до полуострова Михайлова, где встретились сплошные льды. Напрасно прождав их вскрытия, 31 августа шхуна вернулась обратно на Диксон и 11 сентября отплыла в Норвегию, но из-за серьезного повреждения компрессора двигателя была вынуждена возвратиться обратно и стать в гавани Диксон на зимовку. Идти в столь позднее время Карским морем только под парусами было рискованно.
Норвежское правительство решило воспользоваться этой невольной зимовкой "Хеймен" и 12 октября 1920 года телеграфировало капитану шхуны Якобсену: "Если зимовка будет необходимой, приготовьтесь собаками или другим путем весной 1921 года достигнуть мыса Вильда, для чего наймите или купите собак. Депо устройте заранее". Организовать такую экспедицию самостоятельно Якобсен, конечно, не мог. Русским языком капитан не владел, собак в достаточном количестве на Диксоне не было. Тогда по поручению заместителя председателя Комсеверпути Ф.А.Шольца, совершавшего инспекционный объезд морского пути, такая поисковая экспедиция на оленях была организована Н.А.Бегичевым. В ее состав вошли капитан шхуны "Хеймен" Якобсен, переводчик из числа команды судна Карлсен, дудинский промысловик Кузнецов и Бегичев.
Подрядив у нганасан в районе реки Авам пастухов и около 500 оленей, Бегичев с частью оленей прошел на Диксон, забрал там Якобсена и Карлсена и отправился с ними к устью реки Пуры, где соединился со своим караваном. Затем, оставляя по пути оленей для обратного возвращения, экспедиция налегке 21 июля 1921 года достигла мыса Вильда. Здесь, у столба, означавшего место склада, в двух вставленных друг в друга жестяных банках из-под консервов нашли записку на английском языке: ""Мод", экспедиция. Два человека экспедиции "Мод", путешествуя с собаками и санями, прибыли сюда 10 ноября 1919 года. Мы нашли склад провизии, сложенный в этом месте, в очень разоренном состоянии, в особенности весь хлеб был покрыт плесенью и испорчен морской водой… Мы подвинули склад припасов дальше на берег, приблизительно на 25 ярдов, и дополнили наш запас провизии на 20 дней из складов, находящихся здесь. Мы находимся в хороших условиях и собираемся сегодня уходить в порт Диксон. Ноябрь 15-го 1919. Петер Тессем, Пауль Кнутсен".
Хотя никто из участников поисковой экспедиции английского языка не знал, все же они разобрали, что Кнутсен и Тессем побывали здесь и 15 ноября ушли дальше.
Из записки, оставленной норвежцами в хижине на берегу бухты Мод и найденной там в 1933 году партией гидрографической экспедиции, видно, что они вышли оттуда в путь к мысу Вильда 15 октября. Таким образом, расстояние около 500 километров они прошли за 26 дней и, судя по записке, оставленной на мысе Вильда, оба тогда были вполне здоровы; была еще цела и упряжка собак, с которой они вышли из бухты Мод.
После этого поисковая экспедиция повернула обратно к Диксону, стараясь держаться как можно ближе к берегу, в надежде встретить какие-либо следы дальнейшего продвижения норвежцев.
Этот путь розысков был очень труден. О нем рассказывали мне участники экспедиции, которых я видел в Дудинке по возвращении их из похода. Постоянные дожди и туманы мешали движению. Оленный караван приходилось пускать прямиком вдали от берега, а самим обходить все бухты, осматривать мысы и полуострова, там как норвежцы, идя в темную пору, едва ли решались двигаться напрямик по льду, срезая бухты с мыса на мыс.
И вот в шести километрах от северной оконечности мыса Стерлигова, на восточном берегу бухты, примерно в 90 километра к западу от мыса Вильда и в 400 километрах от Диксона, Якобсев нашел брошенные санки, по виду совершенно не похожие на те, что есть у нганасан. Они были сходны с санями, которые Якобсев видел в Норвегии. Копылья у найденных саней были прикреплены к полозьям стальными тросиками. Между копыльями в качестве распорок вставлены изогнутые медные трубки, такие же трубки имеются спереди между загнутыми вверх концами полозьев. Сами полозья подбиты снизу тонкими железными пластинами. Около саней были видны остатки костра, но никаких предметов или их обломков не оказалось. Поисковая экспедиция не взяла с собой сани, а оттащила их от берега подальше и поставила на бугор на видное место. Об этом, а также вообще обо всей работе поисковой экспедиции Карлсен со слов Якобсена подробно рассказал в январе 1922 года в Новосибирске, на обратном пути в Норвегию, заместителю заведующего научным отделом Комитета Северного морского пути при Сибревкоме инженеру С.А.Рыбину. Последний обстоятельно записал этот рассказ и сообщил о нем рапортом председателю Комсеверпути.
Если считать, что санки действительно принадлежали норвежцам, что весьма вероятно, значит, дальше они пошли без собак, которые погибли, скорее всего, от бескормицы. Груз — почту и снаряжение — норвежцы понесли на себе или сделали для него легкие нарточки из лыж.
Через неделю после этого, 10 августа, в глубине большой бухты у западного края полуострова Михайлова, примерно в 150 километрах от мыса Вильда, Бегичевым были найдены остатки костра, а в нем среди пепла и головешек, как доносил в Комсеверпуть Бегичев, "лежат обгорелые кости человека и много пуговиц и пряжек, гвоздей и еще кое-что: патрон дробовой бумажный и несколько патронов от винтовки".
У него не возникло никакого сомнения в том, что это следы норвежцев. Кости были приняты за останки одного из них, сожженного на костре, а предметы — за остатки снаряжения. Было высказано предположение, что один из спутников погиб от болезни или от несчастного случая, а второй, его товарищ, чтобы не оставлять труп на растерзание медведям и песцам, сжег его на костре и пошел далее один.
Этот вариант гибели одного из норвежцев был принят как вполне достоверный и в таком виде вошел в историю освоения Арктики, хотя ряд фактов уже тогда ставил его под сомнение. Однако на это не обратили внимания, так как считалось, что, кроме норвежцев; никто из участников других полярных экспедиций пешим путем по берегу тогда не проходил. Рапорт Рыбина был положен в архив Комсеверпути и забыт. Только много позднее, в 1941 году, он был найден работником Главсевморпути, ныне журналистом, Н.Я.Болотниковым, но тоже надолго оставлен без внимания.
Между тем в 1934 году одна из гидрографических партий Севморпути обнаружила в архипелаге Норденшельда следы полярной экспедиции В.А.Русанова, бесследно исчезнувшей в 1912 году во льдах восточной части Карского моря на судне "Геркулес". Западного Таймыра на одном из островков был найден столб с вырезанной надписью "Геркулес 1913" и остатки нарты. Позже на одном из островов в шхерах Минина нашлись документы и вещи двух матросов Русановской экспедиции — Попова и Чухчина. Все это вместе с рапортом Рыбина, являющимся одним из наиболее достоверных документов в истории поисков норвежцев и выяснения обстоятельств их гибели, заставляет пересмотреть версию о, погибшем и сожженном на костре норвежце.