Изменить стиль страницы

Страшно то, что ему все реже стало хотеться разнообразия. Страшно, что перестал смотреть по сторонам, выискивая в толпе симпатичный объект для сексуальных притязаний. Страшно, что с каждым днем покидать Маринку, даже зная наверняка, что расстается с нею всего лишь до утра, все тяжелее. Вот это по-настоящему было страшно.

Кто вбил в его весьма неглупую голову, что любви нужно стыдиться?! Неужели на него так подействовали те бестолковые, еще детские разговоры, когда они, мальчишки, едва-едва вступающие в половую зрелость, скорее даже спешащие в нее вступить, а на самом деле пребывающие пока что на последней стадии детства, обсуждали одноклассниц с точки зрения сексуальной привлекательности. И как всеми силами старались продемонстрировать, что все эти Наташки-какашки, Ирки-дырки да Таньки-дряньки интересуют их сугубо с потребительской целью, как упражнялись в цинизме, рассказывая небылицы о своем якобы имевшем место опыте любовных утех, непременно грязно, похабно, стараясь максимально унизить мифический предмет вожделения. При этом полагалось в обязательном порядке изображать полное равнодушие, дабы приятели ни в коем случае не заподозрили, что рассказчик втрескался по уши в предмет обсуждения. О, если кому-то из их теплой компании не удавалось убедительно грязно и сально пошутить в сторону одноклассницы или вдруг совершенно случайно пропустить в голосе нотку теплоты — всё, считай, пропал парень! Издевки сыпались на него как из рога изобилия. Несчастный тут же становился и подкаблучником, и подъюбочником, и половой тряпкой, и слюнтяем. А выслушивать в свой адрес такие гадости было ой как обидно. Андрюша знает, как обидно. Андрюша пробовал…

Да, довелось Потураеву на собственной шкуре прочувствовать все эти оскорбления. И только за то, что не смог достаточно убедительно оскорбить девочку Лену из параллельного класса. Когда-то, еще в начальной школе, Андрею довелось отдыхать с Леной в одном лагере отдыха, даже в одном отряде. Еще тогда, в далеком детстве, Андрея угораздило влюбиться в эту серьезную девочку с длинными толстыми косами и вздернутым носиком. Та детская влюбленность закончилась скорее, чем лагерная смена, и тем не менее в Андрюшиной душе остался отголосок той короткой первой любви. И как ни силился Андрей, а убедительно говорить про Лену гадости не получилось. Да, он смалодушничал тогда, пойдя на поводу у компании. Вместо того чтобы прекратить грязное обсуждение, влез в разговор со своими мерзостями. Да мерзости вышли какие-то хилые, нарочитые, совершенно неубедительные, и мальчишки тут же все поняли и подняли Потураева на смех. И какая разница, что уже в следующем году никто и не вспоминал о том конфузе? Он-то, Андрюша, успел настрадаться. Хватило, пожалуй, на всю оставшуюся жизнь. И вынес из собственных страданий главный жизненный урок: никогда, ни в коем случае, даже под угрозой смерти, нельзя влюбляться! Девчонки созданы исключительно для их мальчишеских утех и ни для чего больше. А стало быть, относиться к ним надо сугубо потребительски. И ни о какой сердечной привязанности речи быть не может. Это — стыдно, это — плохо. Любовь — позорна, любовь — табу.

Андрей отдавал себе отчет, что рано или поздно, а ему все равно доведется связать свою судьбу с какой-то женщиной. Потребительство потребительством, секс сексом, а продолжение рода еще никто не отменял. Как ни крути, а жениться все равно когда-нибудь придется. Но любовь — все равно под запретом. Нельзя строить семью на любви. На любви вообще ничего нельзя построить. Любовь — непродуктивное чувство. Любовь — зло, любовь — разрушительница. Жениться по любви — дурной тон. Нужно найти подходящую партию и на ней жениться. Его будущая супруга непременно должна быть из хорошей, небедной семьи. Она должна быть достаточно красива и образованна, непременно аристократична, чтобы Андрею Потураеву не стыдно было появиться вместе с ней в любом обществе. Ну, конечно, еще она должна быть хоть немножечко умна. Не слишком сильно, дабы не заслонять собою блеск супруга, но и сладкой идиоткой быть не должна — сладкая идиотка едва ли сможет родить ему умного сына.

Андрей уже тогда, в далеком отрочестве, спланировал свою будущую жизнь, разложил ее по полочкам. Он еще не знал, кем вырастет, кем станет, но точно знал, на ком женится. Его женой станет Люба Литовченко, дочь ближайших друзей его родителей. В меру разумна, довольно хороша. А главное, папа — директор горпищеторга, а мама — актриса драматического театра. Жениться на такой не стыдно. И пусть при взгляде на Любу у Потураева нигде ничего не шевелилось — это как раз самый плюс, это очень даже здорово. Любовь — зло, ее нужно искоренять. А в Любу он никогда не влюбится.

И жил Андрюша с этой установкой до самого двадцати одного года. И с каждым прожитым годом лишь убеждался в собственной правоте: смотри-ка, совсем еще пацан был, а как правильно все рассчитал! Жениться пока не собирался, но Любу старался из поля зрения не выпускать. Конечно, пока пусть погуляет, пусть даже повстречается с другими — он же, Андрей, не ханжа, он все прекрасно понимает, да и кому она, девственность, нужна в наше свободолюбивое время? А когда настанет пора жениться, он сумеет ее в себя влюбить. Ну если не влюбить — кому она вообще, та любовь, нужна? — то уж призвать ее к здравому смыслу сумеет запросто.

И тут вдруг в одночасье всем его планам едва не наступила полная хана. Нагло, безапелляционно вторглась в Андрюшину жизнь какая-то пигалица, малолетка. Без спросу, без колебаний — 'здравствуйте, я ваша тетя! я приехала к вам из Киева и буду у вас жить!' Маленькая дрянь, паршивка! Влезла в душу по самое некуда, затуманила мозги так, что жизнь не мила. Даже в самых дальних глубинах подсознания Андрей катастрофически боялся признаться самому себе, что влюбился в школьницу. Ключевым в данном случае является даже не слово 'школьница', а 'влюбился'. Он, Андрей Потураев, влюбился?! Да быть такого не может, чушь, глупость какая! Ничего подобного! Он просто имеет ее все в тех же потребительских целях, как и всех предыдущих многочисленных подружек, ведь только дураку неизвестно, что самый пик мужской сексуальности, даже гиперсексуальности, выпадает именно на двадцать-двадцать пять лет. Вот он и удовлетворяет животные свои инстинкты с ее помощью. И у нее, следует признать, очень даже неплохо выходит ему в этом помогать. А главное — уговаривать не надо, сама на все ради него готова. Правда, кое-что Андрею, вопреки собственным моральным установкам, таки пришлось ей пообещать, а именно подтвердить ее глупые сентиментальные выводы, типа: 'Теперь мы всегда будем вместе'. Как ни настаивала глупышка, а Андрею хватило ума не признаваться ей в любви — этих слов от него вообще никогда ни одна женщина не добьется. В душе, правда, кошки скребли, когда нагло врал в глаза наивной дурочке: 'О-о-о-о, да, теперь мы непременно будем вместе. Всегда! Навеки!!!' Раньше ему никогда не приходилось прибегать ко лжи, раньше всегда все было просто: никто ни у кого ничего не просил, никто никому ничего не обещал и уж тем более ни в чем не клялся. Потому и покидал подружек, вернее, соратниц по постельным баталиям с виртуозной легкостью и без сожалений. Теперь же в сердце поселилась заноза, в душе почему-то — боль. Ведь и лгать-то пришлось только ради того, чтобы как раз от этой занозы избавиться, а она, заноза эта, только все глубже и глубже в него вторгалась. Видимо, прокололся Андрюша, не к тому способу изымания заноз из сердца прибегнул. Раз не помогло длительное однообразие, ежедневные повторы одних и тех же 'лабораторных опытов', стало быть, следовало прибегнуть к радикальному способу, то есть прервать отношения резко и навсегда. При этом постараться воплотить в жизнь первоначальный план, то есть 'поматросить и бросить', причем, сделать это, причинив занозе максимальную боль. Вообще-то обижать своих подружек не было Андрею свойственно, но слишком уж дорогой ценой досталась ему Маринка. Слишком много нервов потрепала, слишком сильно заставила унизиться. Теперь пусть расплачивается за непокорность и глупость. А он, Андрюша Потураев, наконец забудет капризную школьницу, вырвет из сердца маленькую, но такую острую занозу. Занозу по имени Марина.