Но если так: если мы действительно вступаем в эпоху экономического подъема; если этот подъем возрождает политическую энергию масс, — не означают ли в таком случае студенческие волнения, что мы стоим накануне новой революционной бури? Не следует ли ожидать, что в ближайшие год-два массы снова будут брошены на путь всеобщих стачек и восстаний?
Нет, мы этого не думаем. Для революции промышленный подъем не благоприятное время. Разумеется, если бы вскоре разразилась европейская война, в которую был бы вовлечен царизм; или если бы в Германии разыгралась открытая пролетарская революция, — тогда европейский вихрь вовлек бы в свой водоворот и нас. Но если даже привлечь к делу эти международные перспективы, — а европейская война или германская революция не менее реальные возможности, чем вторая революция в России, — и тогда придется сказать: эпоха промышленного подъема, в которую вступает Европа, до известной степени отдаляет возможность как войны, так и революции. Но как бы дело ни обстояло в этом отношении, нам, для определения наших очередных задач, гораздо важнее уяснить себе возможное влияние экономического подъема на наши внутренние политические отношения. И здесь нам приходится почти с полной достоверностью предвидеть, с одной стороны, временное упрочение позиций наших врагов, с другой — более или менее длительный период постепенного нарастания политической активности в пролетариате. И то и другое — явления, в одинаковой мере делающие мало вероятными революционные битвы в ближайший промежуток времени.
Прежде всего промышленный подъем укрепит контрреволюционный блок, — на это не надо закрывать себе глаз. Если бюрократия, землевладельцы и капиталисты объединены ненавистью к народным массам и общими контрреволюционными преступлениями, то они разъединены в то же время борьбою своих классовых аппетитов. Все три союзника питаются из одного и того же корыта, все завистливо смотрят друг на друга, и во время кризиса, когда в национальном корыте видно дно, они из-за любого куска готовы показать друг другу клыки. На своих съездах и в своей прессе капиталисты неустанно жалуются на то, что господа дворяне их бессовестно объедают. Этим объясняется весьма искренняя — ибо утробная — оппозиция против сановно-дворянского Государственного Совета со стороны октябристов, которые — страшно вымолвить — грозят даже сложить свои депутатские мандаты. Но стоит развернуться серьезному промышленному подъему, и трения в блоке 3 июня сразу ослабеют: Коковцев получит блестящий бюджет, помещики — высокие цены на хлеб и на землю, капиталисты — высокую торговую и промышленную прибыль. Под лозунгом: "Никаких конфликтов и сотрясений. Никаких авантюр во внешней политике. Ловите момент. Тучнейте и округляйтесь", — союзники станут цепко держаться друг за друга.
Более того. Сейчас кадеты в своей прессе трубят во все трубы о полном банкротстве октябристов и готовятся на общих выборах в четвертую Думу занять их места. Сами октябристы уныло скулят о своей непопулярности. Да так, оно, разумеется, и есть. Жалкие попытки октябристских «реформ» окончательно сведены на нет усилиями Государственного Совета. Империалистические замыслы закончились получением нескольких звонких международных оплеух. Гучковская "комиссия государственной обороны", долженствовавшая спасти отечество, становится глупой комедией в обстановке интендантского, артиллерийского, морского и иного воровства. Крах полный. И происходи выборы год тому назад, или хотя бы теперь, октябристы потерпели бы жестокий урон. Но до выборов еще полтора года. И если за это время буржуазный избиратель успеет обрасти жиром, а главное, получит надежду округлиться еще более, он утратит всякий вкус к «бесплодной» оппозиции и попытается политически устроиться так, чтобы через своих депутатов иметь доступ к концессиям, субсидиям, поставкам, заказам и теплым местечкам инженеров, директоров, юрисконсультов и пр. и пр., а эти блага октябристы гораздо лучше сумеют обеспечить за ним, чем кадеты. По надеждам Милюкова подъем ударит очень жестоко, это можно предсказать без риска ошибиться.
Словом: временное скрепление третьеиюньского блока чудодейственной силой возросшего барыша и даже приобщение к этому блоку новых элементов — таково будет в общем влияние подъема на имущие классы.
С другой стороны, если неосновательна, как мы видели, мысль, что экономический подъем отвлечет рабочих от политики, то столь же неосновательно было бы ожидать, что он сразу толкнет их на путь революции. Верхний слой пролетариата, носитель революционных традиций, обладает теперь драгоценным политическим опытом последнего десятилетия. А опыт учит ориентироваться, вырабатывает осторожность, укрепляет задерживающие центры. Передовые рабочие вступят на путь открытых революционных боев, лишь убедившись предварительно, что тяжелые пролетарские резервы пойдут за ними. А этого нельзя достигнуть одним ударом. За пятилетие, протекшее после 1905 г., поднялось новое рабочее поколение, почти незатронутое революцией. В огромных размерах выросло применение более покорного женского труда. К началу текущего года в одних только крупных промышленных центрах число женщин-работниц превышало 545 тысяч. На текстильных и табачных фабриках, на сахарных, кирпичных и даже цементных заводах идет систематическое вытеснение мужского труда женским. Количество женщин в фабрично-заводском пролетариате уже перевалило за 30%. Сотни тысяч, миллионы раскрестьянившихся крестьян выбрасывает из себя по-революционная деревня. Только экономический подъем — и не мимолетный, а серьезный, — может весь этот огромный и разношерстный человеческий материал превратить в однородную массу, сознающую себя и действующую, как революционный класс. Ослабеет проклятый бич безработицы. Огромные кадры пролетарских новобранцев будут захвачены расширяющейся промышленностью и выварены в фабричном котле. Высокие и все растущие цены на предметы первой необходимости (факт колоссальной важности!) будут в обстановке торгово-промышленного оживления толкать рабочие массы на путь упорной экономической борьбы. Уже сейчас стачки охватывают наиболее отсталых рабочих, при чем женщины, по отзыву Совета фабрикантов центрального района, принимают в стачках "энергичное участие". Все данные свидетельствуют, что для рабочего класса наступает эпоха сплочения, оздоровления, повышения самочувствия, роста солидарности; эпоха классового воспитания, организационного строительства — эпоха собирания сил.
Чем значительнее и длительнее будет подъем, тем лучше и радикальнее он совершит эту огромную воспитательную работу. Но тем дальше он отодвинет эпоху открытых революционных конфликтов.
Только новый экономический кризис после эпохи капиталистического расцвета может создать новую революционную ситуацию (положение): он вскроет с удесятеренной силой все внутренние противоречия контрреволюционного режима, растравит временно-ослабленные антагонизмы в среде господствующих классов — и столкнет с ними пролетариат, выросший и окрепший в годы подъема.
О задачах, которые стоят перед партией в эту эпоху строительства и собирания сил, мы подробно говорили в листке "Что же дальше?" (приложение к N 17 "Правды". Кульминационным (высшим) моментом этой работы могут и должны стать для нас выборы в четвертую Государственную Думу.
Выборы для нас, это — прежде всего единовременная политическая мобилизация всех сознательных рабочих страны, а также и всех тех демократических элементов, которые в социал-демократии видят выразительницу своих интересов и надежд. Наша избирательная борьба — не обещания и посулы, не беспринципная ловля мандатов, а всеохватывающая социалистическая агитация, беспощадное обличение существующего строя во всех его общественно-бытовых проявлениях и со всеми партиями, прямо или косвенно поддерживающими его. Пред лицом пролетариата и демократии мы должны подвести итог контрреволюционным работам правительства и его третьей Думы, в которой партии имущих классов успели уже достаточно показать себя в фартуках «законодателей» и с засученными рукавами, т.-е. в своем подлинном, не праздничном, не замаскированном виде. Наши партийные организации должны на речах и голосованиях депутатов своих городов и губерний разъяснить и обличить работу буржуазных партий перед местными демократическими избирателями. Они должны показать им, что во всех тех случаях, где дело шло об интересах трудящихся масс, о защите слабого, бесправного, угнетенного против эксплуататора и насильника, — там социал-демократическая фракция Думы стояла в первом ряду, а чаще всего одна выступала против черной фаланги.