Но, как ни странно, жизнь продолжалась.

Наташа с Аликом наконец разобрались и пригласили Юру на свадьбу. А поскольку он человек женатый, то непременно и обязательно вместе с женой.

Комсомольскую свадьбу наперекор линии ЦК КПСС и как личный вызов минеральному секретарю устроили в старых традициях. Преодолев мыслимые и немыслимые барьеры, комсомольцы эти обеспечили себя спиртом так, чтобы уже не бояться, а вдруг водки не хватит. Тосты были свадебные и политические. Чаще всего звучал призыв: «В соответствии с основополагающей линией Партии и как призывает наш вождь Лимонадный Джо, добьем Зеленого Змея в его же логове!».

Цинизм, конечно. Но что с них возьмешь – молодежь!

Все свадьбы на Руси одинаковы – шумные, бестолковые и какие-то растрепанные.

– Горько! Горько!! Горько!!! – крепчали голоса.

Будто специально, чтобы этих поцелуев молодым хватило на всю оставшуюся жизнь, и после свадьбы им бы уже и в голову не пришло целоваться.

С красными и опухшими как у вурдалаков губами молодые бежали из-за стола, и пить стало можно просто так, разбившись на мелкие группы взаимоуважаемых людей и под разные тосты.

Потом музыка загремела, танцы начались, мельтешение, дым коромыслом – свадьба! Всё смешалось в доме Обнорских – это фамилия Алика – и вконец утратило реалистические черты. Раз так, мол, Партия – ни водки, ни мяса – то и хрен с тобой. Назло свадьбу сыграем, а там хоть потоп!

Из маленькой комнаты – думали, она вообще закрыта – появились свидетели, не вполне застегнутые и слегка помятые. Им тоже кто-то заорал: «Горько!» Другие подхватили. И они стали целоваться. Веселились до упада. Устали, проголодались, начали снова рассаживаться за столом.

Жених вернулся на свое почетное место и сидел в одиночестве. Юра давно ушел курить. Голос его слышался среди спорщиков на кухне. Юля, оставшись одна, чувствовала себя не в своей тарелке среди молодежной алковакханалии. Решив закругляться, пошла искать мужа. В прихожей его не было. На кухне тоже. Последние спорщики, загасив сигареты, возвращались к столу. На всякий случай заглянула в маленькую комнату – пусто. Заволновалась – дети одни, как они там, не голодные ли? А здесь муж пропал! Где его носит?! Юры в квартире не было. Выглянула на лестничную площадку – никого. Странно. Еще раз осмотрела квартиру и в недоумении снова вышла на площадку. Подозрительные звуки заставили ее подняться этажем выше.

Забыв обо всем на свете невеста – фата на боку – целовалась с её собственным мужем! На секунду она застыла в изумлении. Те её даже и не заметили. Ну это уж слишком! Подлетев к этой парочке, она, не раздумывая влепила им общую пощечину, растащила в разные стороны – в таких случаях сам Бог силы дает – и снова по мордасам, сначала своему неблаговерному, а заодно и невесте – за все сразу. Уже не вполне осознавая, что делает, подгоняемая лишь инстинктом сохранения семьи – она их обоих краснощеких, подталкивая в спины, приконвоировала к свадебному столу.

– А вот и мы! – громко объявила. – Невеста соскучилась по жениху, а Юра – по своим дочкам!

После этого она, хрупкая женщина, не смеющая в других случаях перечить супругу, схватила оного за шиворот и повела домой.

– Свинья ты все-таки! – сказал я Юре. – А еще верующим прикидываешься! Хорошие ребята, неиспорченные, решили пожениться, а тут ты хрен с горы – трахнул девушку, испортил, быть может, им всю дальнейшую жизнь! Кто тебя за конец тянул? Чему религия учит?! В Библии как написано? Не пожелай, блин! А ты не только пожелал, ты...

Юра хмуро вздохнул, повел взглядом по стенам и ничего не ответил. А меня дальше понесло:

– Я не фарисей и не секретарь по идеологии! Просто я порядок люблю! И соответствие слов и поступков. У нас и так все валится, а тут еще ты чужих невест хапаешь!

Если уж ты такой прогрессивный и считаешь, что трахаться с чужими невестами – это нормально, так и скажи: библейские заповеди – туфта, христианство устарело и Церковь ничему путному научить не может! И все эти моральные нормы, включая моральный кодекс строителя коммунизма – ущемление свободы личности!

– Не понимаешь! – Юра вяло махнул рукой и, выпустив сигаретный дым, ссутулился как пожилой сатана, умотавшись от трудов адских. – Я из-за неё в свое время вечер поэзии Маяковского организовал у нас в институте. Полно народа было. Людям понравилось. Уйма хлопот, куча препятствий. Только ради нее старался.

Ей со мной интересно было... – вздохнул. – А что Алик! Он, кстати, сам нас и познакомил.

Вот уж не ожидал!

Оказывается, Наташа работает за тем же забором, где голова на бороде. Все они там работают. Юра втерся в доверие к Алику. Выпивали как-то в одной компании, разговорились о том, о сем, о евреях, как принято, и вдруг, как бы в продолжение национальной темы Юра и говорит:

– А у меня жена осетинка.

– Да-а! – обрадовался Алик. – А у меня начальник осетин!

– Удивляюсь, как мы с тобой раньше не познакомились!

Получилось, что Юра с Аликом друзья и чуть ли ни родственники по осетинской линии. Наивный Алик, не предполагая опасности, сам же и познакомил его с Наташей, которая к тому же лет на 10 моложе Юры. Всего этого Алику показалось достаточно, чтобы не опасаться. Хороший был парень, неиспорченый.

Чем там они занимаются за этим забором?! Кто пьянствует, кто в антисоветчину ударился, кто в религию, кто в любовь. А за реактором кто следит?! Мы же так все в воздух взлетим к чертовой матери! Куда их начальники смотрят? Должен же порядок быть хоть где-нибудь! И так все валится, а мы еще и помогает! Опасно же! Я, правда, в этом деле ничего не понимаю, но волнуюсь.

– Леш, – говорю, – вы хоть там за реактором присматриваете? Не взорвется он?

– Какой? – засмеялся Леша. – Он у нас не один.

– Ничего себе! А сколько?

– Не волнуйся, – успокоил. – Все под контролем!

– Ну а если вдруг случится чего?

– Ничего не случится. Реактор не может взорваться.

– Почему?

– Он так устроен. Автоматическая система защиты исключает все нештатные ситуации. Малейшее отклонение – сразу все отключается.

– Ну а вдруг?!

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда. – твердо сказал Леша.

– Ну тогда ладно.

Леше верить можно. Это его специальность и работа – следить за безопасностью действующих реакторов. И он следит – и в Москве, и по всему Союзу – путешествует и присматривает. Я ему в этом плане доверяю больше, чем Юре. А в лаборатории, где Юра работает, к технике безопасности относятся наплевательски. Сам рассказывал – «карандаши» у всех зашкаливают – нельзя работать! – а они стакан спирта вмажут и вперед! Как у нас на заводе!

Make Love not War

Никита Сергеевич Хрущев обещал нам к 1980 году коммунизм, но его быстренько убрали, чтобы не болтал глупостей, не носился со своей кукурузой и не называл художников «пидарасами». Тем не менее указанный срок подошел и Политбюро, а с ним и вся Партия оказались в неловком положении. Пусть он и волюнтарист, и уже раскритикован, но не расстрелян же как враг и шпион, и обещал от имени всей Партии. А Партия – это ум, честь и совесть нашей эпохи. К тому же всегда найдутся идиоты, которым покажется, что коммунизм потому и не наступил, что Хрущева убрали, а это уже дело политическое. Как быть?

Посоветовались они там и решили вместо коммунизма олимпиаду устроить. Тоже неплохо. Но снова облом. Половина спортсменов не приехала, потому что наших ребят с автоматами и военной техникой занесло в Афганистан, а это никому не понравилось.

Но Партия, если уж поставит перед собой цель, преследует ее до полного изнеможения.

Коммунизм не наступил, Олимпиада через пень колоду, из Афганистана груз 200, а у нас фестиваль! Так и прозвучало с высокой трибуны: «Наш великий советский народ заслужил этот праздник!» Коммунизм не заслужили, мясо не заслужили, а праздник – пожалуйста!