— Закачаешься.

— Ой, погоди! Я привезла с собой печенье. Купила в дорогу, чтоб не замутило от голода, — сказала Татьяна. Быстро поднялась и, порывшись в одной из сумок, достала из нее раскрытую пачку овсяного печенья.

— Слушай, давай я отварю тебе картошки. У меня есть почти полный мешок. Купил по случаю.

— Не хочу, — покачала она головой.

— Я же не предлагаю сразу отварить весь мешок, а всего несколько штук.

— Благодарю, я поняла. Но сейчас мне и одна картофелина в горло не полезет.

— Таня, так что у тебя произошло?

Она посмотрела мне в глаза и, немного помолчав, сказала:

— Я решала расстаться со своим мужем. Нет, официально мы с ним развелись год назад. Ты же знаешь.

— Знаю.

— Но мы продолжали жить вместе. Как бы по инерции. Считали себя мужем и женой. После того, как я выписалась из больницы, он перестал заниматься рукоприкладством.

— Ясно. Опасался оказаться за решеткой, — заметил я.

— Наверное, — кивнула Татьяна. — Но зато он начал меня всячески изводить. Начал придираться по любому самому незначительному поводу. Скандалил, бил посуду, хлопал дверьми. Отбирал у меня ключи от квартиры. Словом, превратил мою жизнь в один нескончаемый кошмар. Я терпела, терпела — и не выдержала. Решила уйти от него. Навсегда.

— Давно было пора.

— Признаться, Володя, я часто вспоминала о тебе. Не скажу, что каждый день. Но часто. Ты понимал меня, — проникновенно произнесла Татьяна. — Можно, я какое-то время поживу у тебя? Если ты не желаешь, то я не обижусь. Я поеду к своим родителям в Красноярск.

— Да чего там, оставайся, — ответил я. — В Красноярске холодно. Сибирь как-никак.

Я подумал, почему бы нам, собственно, не попробовать жить вместе? Это был отнюдь не худший вариант. К тому же он не накладывал на меня никаких обязательств. По крайней мере, на первых порах. Иной вопрос, разве я мог себе представить тогда в больнице, утопая в ее серых глазах и сливая наши уста в едином жарком поцелуе, чем для меня в конечном итоге все это обернется.

— Разумеется, Таня. Оставайся, — добавил я. — О чем разговор? Мне нравится, как ты вписываешься в интерьер этой квартиры.

— Спасибо, — растроганно поблагодарила она.

— Не за что. Ты только не считай, что у нас тут райская жизнь. Проблем и сложностей в Вихляево больше чем достаточно.

— Ну, проблем и сложностей везде хватает.

— Опять же, в нашем поселке нет работы. Почти никакой. По твоему узкому профилю — тем более. Честно, мне жаль погубить твой дикторский дар. Он не пригодится даже на местной автобусной остановке.

— Не волнуйся, Володя. Мы что-нибудь придумаем, — легкомысленно заявила Татьяна. — Одно скверно. Запахи у вас здесь стоят умопомрачительные.

— Видимо, на полигоне сегодня сожгли слишком много мусора. К тому же ветер дует в нашу сторону. Но не страшно. В поселковом магазине продаются респираторы. Тебе купить?

— В подарок? На день рождения?

— Нет, просто так. По доброте душевной.

— Пожалуй, не нужно.

— Правильно. Респиратор не украшает внешность человека, — заметил я, представив, как Татьяна расхаживает в нем по квартире. Нет, вписываться в интерьер моей квартиры она тогда точно не будет. — Ладно, если ты не возражаешь, я пойду, постелю свежее белье.

— Я тебе помогу, — сказала она, поднимаясь.

Чуть ли не полночи Татьяна по моей просьбе произносила своим низким мелодичным голосом, сдерживая хохот, объявления. Те, что обычно она делала на вещевом рынке. Например, чтоб бригадир строителей Мамедов срочно подошел к крытому павильону номер два, где его ждут друзья-земляки. И другие, тому подобные.

Встали мы поздно. Где-то в начале двенадцатого. Оделись, умылись, привели себя в порядок и, ведя расслабленную беседу, попили чаю с жалкими остатками овсяного печенья.

Затем я, не спеша, отправился в местный магазин пополнить наши продовольственные запасы. Посылать за покупками Татьяну было в высшей степени рискованно. Как незнакомому человеку, рыжеволосая продавщица могла запросто всучить ей что-либо заведомо не качественное, а то и неудобоваримое.

В магазине я терпеливо подождал, стоя в сторонке, пока Юля обслужит двух медлительных и на редкость говорливых старушек. Потом подошел к отглаженному многочисленными руками прилавку.

— Володя! Сокол ты мой ясный! Надеюсь, здорово ночевал?! — вместо приветствия, с ехидцей спросила она.

— Здорово, вспоминая о твоих прелестях. Замечательные у тебя шины.

— Что за шины?

— Автомобильные. Те, которые у тебя в дальнем углу.

— Лгун. Нужны твоей милости какие-то автомобильные шины, — усмехнулась Юля. — Полагаю, что сегодня ты возьмешь продуктов больше, чем всегда. Верно?

— Верно. Но откуда ты знаешь?

— Нетрудно догадаться. Ведь к тебе приехала такая надменная, расфуфыренная фря. Вся в черных одеждах. Ты и пожелаешь ее получше накормить.

— Естественно, что пожелаю. Расфуфыренная фря приехала же погостить не в Освенцим, в концлагерь, — ответил я, в который раз поражаясь насколько быстро в поселке Вихляево распространяется любая новость. Или, может, это просто проявление повышенного интереса только к моей персоне? Не понятно.

— Не в Освенцим, Володя. Но и не в Монте-Карло, — с задором произнесла Юля. — И не говори мне, что она твоя двоюродная сестра.

— Пожалуйста, не буду. Как прикажешь, — согласился я. — Хоть она мне и не родственница, но некоторое время поживет в моей квартире. Ты не возражаешь?

— Возражаю! Фу, распутник! Устроил, понимаешь, в нашем поселке гнездо разврата!

— Не без того, Юля. Не без того. Но этого требует романтизм моей натуры. Порекомендуй, что купить?

— Отравить бы вас обоих. Но я не буду. У меня доброе и мягкое сердце. Ну, в продаже сегодня имеются сырокопченые куры, — сказала она, распахнула дверцу холодильника и вопросительно посмотрела на меня. — Возьмешь?

— Возьму. Потом, мне еще сыра, колбасы, оливок из той открытой банки…

— Погоди. Не тараторь так быстро. Я ж тебе не автомат. Строго между нами, прожорливая твоя фря. Не знаю, как ты ее прокормишь? Хватит ли у нас в магазине продуктов?

— Да легко. Вашими продуктами со свалки весь Ватикан прокормишь, — усмехнулся я.

— Зачем тебе сдался Ватикан?

— Это я для примера.

— Ладно — прокормишь. Но ты с ней разоришься.

— Разорюсь, так разорюсь. Ты-то чего переживаешь? — спросил я.

— Как же мне не переживать? — вплеснув руками, возмутилась Юля. — Обнадежил, можно сказать, наивную девушку. Я имею в виду себя, чтоб ты понял. Наобещал ей с три короба, а сам в кусты. У него, оказывается, есть другая.

— Любопытно, что ж я тебе наобещал?

— Неужели позабыл? Ну, скажем, когда потеплеет, позвать меня на прогулку в лес. Я-то, глупая, и размечталась. Строила радужные планы. Платье даже новое купила.

— Но не понимаю, чем помешала тебе моя постоялица? Обещал — значит, позову. Не пропадет в сундуке твое платье. Будет у нас с тобой прогулка в весенний лес.

— Спасибо, изменщик. Как-нибудь обойдусь, — фыркнула она, небрежно складывая в пакет мои покупки.

— Какие, однако, мы гордые, — сказал я и протянул ей деньги.

— А где твоя благодарность?! — возмутилась Юля. — Что за дела?! Я для тебя стараюсь. Не грублю, не обсчитываю, не обвешиваю. Приветливо улыбаюсь. Рискуя карьерой, выбираю самые лучшие продукты. А где твои слова благодарности?

— Извини. Я думал, что теперь мои любые слова тебе ни к чему. Прими низкий поклон за то, что обслужила, — раздельно произнес я. — Но что слышно еще нового в поселке? Кроме приезда расфуфыренной фри?

— То, что ты поколотил Генку Кривоноса. Гонялся, как бешеный, за ним по полигону с деревянным ящиком в руках. Напрасно. Не стоило с ним связываться. Он опасный человек.

— Почему тебя это беспокоит?

— Хотя бы потому, что Кривонос мой хозяин, — неожиданно серьезно отозвалась она. — Точнее, он хозяин этого магазина.

Вероятно, я сильно изменился в лице, и она спросила: