— Да хватит меня стращать! Ведь я могу потолковать с вами так, что сами не зарадуетесь! Без ушей у меня все останетесь! — в тон ему произнес я. — Объясняю, у меня экскурсия по памятным местам. Я пришел посмотреть, где трудился мой дядюшка. Его фамилия Бугримов. Вы, случайно, его не знали?

— Вот что, парень, не полоскай нам мозги! По-моему, тебя требуется проучить, — заявил он, приподнимаясь с места.

— Проучим — обязательно! Мы здесь все на хрен Бугримовы, — сказал сутулый мужик, готовый присоединиться к своему товарищу.

— Бугримов, говоришь? — задумчиво произнесла женщина и облизнула толстые губы. — Как его имя?

— Виктор, — ответил я.

— Слушай, а не наш ли это бывший Голова? — спросила бомжиха. Определенно, что из всех троих она была наиболее сообразительная.

— Он самый.

Они все изменились в лице и едва ли не с глубочайшим почтением уставились на меня. Словно я был высоким зарубежным гостем.

— Значит, ты кем ему будешь? — поинтересовался кряжистый мужик.

— Племянником.

— Что ж ты сразу нам не сказал? Ходил зачем-то кругами? Извини, мы иногда тупим. Да ты не стой столбом. Садись. Хочешь, на мое место? Или — вон. — Он поставил на попа лежащий возле него деревянный ящик. А его приятель услужливо застелил грязные и влажные доски относительно чистым и сухим лоскутом материи.

— Давай тогда уж познакомимся, — предложила бомжиха. — Как тебя зовут?

— Володя, — ответил я, подумав, что Владимир прозвучало бы сейчас слишком официально. В особенности, если добавить еще и отчество.

— А мы, Вова, попав сюда, позабыли о своих прежних именах. Они остались в нашей прошлой жизни, — сказал кряжистый мужик, пытаясь выудить неловкими пальцами сигарету из помятой пачки. — Здесь меня зовут Крохля.

— Странное имя.

— Ничего странного. Есть такая утка Крохаль. При опасности она ныряет под воду, и ее становится не видно. Никому не известно, что она там делает и чем занимается. Понимаешь, я два срока отмотал в тюрьме. Жил бы я в городе, меня бы опять упекли в тюрьму. За какую-нибудь мелочь. Одно спасение от наших властей — мусорный полигон.

— Ясно, — сказал я.

— Это — Басмач, — кивнул он на сутулого мужика.

— Как есть, вылитый басмач, — вставила бомжиха.

— Он наш, русский. Но жил в Средней Азии. Нет, чтобы выращивать у себя на родине в Ферганской долине дыни, потащила его нелегкая на заработки в Россию. Заработал — ничего не скажешь. Басмача, как принято у нас, избили и ограбили. Причем свои же земляки-азиаты.

— Будь они прокляты, зверюги! Отобрали даже паспорт! — дополнил тот картину.

— Шут с ним, с паспортом. Повезло, что хоть не убили. Вопрос, Вова, куда было ему идти? Ответ: кроме помойки, некуда. Так, а эта оторва — моя баба.

Приподнявшись, бомжиха церемонно склонила голову. Сам же Крохля с удовольствием задымил сигаретой, добытой наконец-то из пачки.

— Кастра? В честь Фиделя Кастро, что ли? — спросил я.

— Как же, дался мне этот старпер, — хмыкнула женщина.

— Нет, говорит, что она Вероника Кастро. Это из «Богатых, которые тоже плачут». Говорит, что скрывается у нас, на свалке, от своих поклонников. Достали, говорит, в Бразилии. Прохода не дают, — заметил Крохля. — Про нее я наверняка ничего сказать не могу. Бабская душа для меня — потемки. Всякий раз она сочиняет про себя новую историю. Опять же, постоянно меняет собственные имена. Я уж в них запутался. Но сейчас она точно — Кастра. Ну а это — Жулька, — показал он на черную дворнягу с белым пятном на груди.

— Привет, Жулька! Как дела? — спросил я. Собака посмотрела на меня гноящимися глазами, вильнула хвостом и принялась яростно искать блоху на спине. Судя по всему, дела у нее обстояли очень неважно.

— Без псины здесь никак не обойтись. Без нее хана. Она нас охраняет и проверяет всю нашу пищу, — пояснил Крохля. — Теперь у меня есть хорошее предложение. Выпить за знакомство.

Он вытащил из котомки, лежащей у его ног, литровую бутылку с какой-то подозрительной мутноватой жидкостью и, лукаво подмигнув, взвесил ее на ладони. Басмач и Кастра, как по команде, тут же протянули к нему свои заляпанные эмалированные кружки.

Но Крохля бросил на них укоризненный взгляд. Кастра кивнула и, с извиняющейся улыбочкой, поспешила вручить мне сколотую фаянсовую чашку, выуженную из той же котомки. Потом, немного поразмыслив, взяла чашку обратно, вытерла ее изнутри скомканным носовым платком и вернула мне.

— Спасибо, ребята. Но я не буду, — сказал я, борясь с тошнотой, подступившей к горлу.

— Неприлично отказываться хлебнуть за знакомство. Как-то не по-нашенски. Не разбивай компанию. Обещаю, что ты не загнешься от этой выпивки.

— Понимаешь, я недавно выписался из больницы, — заметил я. — Врачи запретили. Поэтому ты не настаивай.

— Что такое, Вова?

— Сотрясение мозга.

— Сочувствую. Тогда, конечно, воздержись временно. А мы хлопнем по маленькой. Без водки у нас, на свалке, нельзя. Без нее — полный каюк. Пропадешь. Как иначе убережешься от всякой заразы? Приходится, стало быть, употреблять водку с самого утра и до позднего вечера. В целях профилактики. Ну, поехали! За знакомство!

Они дружно выпили, смачно крякнули и сделали по глотку из одной бутылки с минеральной водой. Сразу заметно ожили и повеселели. Крохля был прав. Без спиртного, действительно, им было нельзя. Как можно трезвыми глазами взирать на окружавший их мир?

— Вова, хочешь бананьев? Вкусные! Полезные! У нас тут их на днях полфуры сгрузили. Давай возьми с собой. Сколько утащишь, — предложила Кастра и показала на картонную коробку за своей спиной. — Мы ели их, ели. В обезьян уж красножопых превратились.

Я было заколебался. Бананы выглядели ни чуть не хуже тех, что продавались на столичных рынках. Но потом подумал, что со свалки, как и кладбища, не следует ничего брать, и тактично отказался. Обойдусь и без бананьев.

— В городе плохо. Там живут несчастные люди, — икнув, пустился в рассуждения Крохля. — Но они считают, что у них нормальная жизнь. Чепуха! Это у нас нормальная жизнь. Мы свободные люди. Мы не боимся ничего потерять.

— Конечно, не боимся. Мы уж профукали все, что могли профукать, — усмехнулся Басмач.

— Ага, точно. И у нас нет причин для расстройства, — подтвердил Крохля. — Ну, как, Вова, понравился тебе дядин мусорный полигон?

— Ты, Крохля, тупеешь прямо на глазах, — заявила Кастра. — Что у тебя за глупые вопросы? Кому может нравиться этот полигон, кроме нас?

— Само собой. Это же не пляж в Малибу, — согласился я с бомжихой.

— Пляж не пляж, но место очень доходное, — возразил Крохля. — Ответь честно, Вова. Ты что собираешься заменить нашего умершего Голову?

— Стоп, пацаны! Осторожнее на поворотах. Виктора уже заменил Генка Кривонос, — напомнил Басмач.

— Верно, — подтвердил тот. — Связываться с Кривоносом опасно. Его остерегался даже Виктор. Мужик он отвязанный и злопамятный. Как что не так, то сразу лезет в драку.

Я заметил, что, как и вначале нашего разговора, бомжи не знали, как следует себя вести со мной. С одной стороны, они побаивались нынешнего Голову. Но с другой стороны — чем черт не шутит? — я вскоре мог занять его место. Я же был наследником Виктора. Ошибиться им здесь было нельзя.

— Сместить Кривоноса сложно. Он — фигура, — в замешательстве произнес Басмач. — К тому же у него много помощников.

— И прихлебателей, — добавила Кастра.

— Ага, этого добра хватает. Но не ясно за кем все они пойдут? За Генкой или Вовой? — сказал Крохля и принялся снимать с палки, висевшей над костром, котелок с кипящим варевом.

— Что мой дядя был богатым человеком? — после паузы, поинтересовался я.

— Будто не знаешь! Вот таким! — воскликнула Кастра и широким жестом, каким рыбаки показывают пойманную рыбу, изобразила его несметное богатство.

— Он выделял нам участки для работы. Мы ему за это платили. Хороший участок стоил больше. Плохой — меньше, — сказал Крохля.

— Теперь Кривонос за все участки берет с нас одинаково, — буркнул Басмач. — Даже за самые никчемные.