3

Сергей Николаевич Кравченко, как и Владимир Кедров за эти десять лет успел многое. Из простого менеджера он стал владельцем крупной торговой фирмы, специализирующейся на продаже элитной одежды, нижнего белья, обуви и косметики. Обзавелся несколькими бутиками и престижными салонами обуви. Работа вынуждала Сергея часто бывать за границей и заключать договора с известными производителями одежды, обуви, косметики и белья. Год, другой и он стал своим человеком в каменных джунглях Нью-Йорка, на ухоженных штрассе и плац Берлина, в кишащем белыми воротничками Сити Лондона. И, наконец, он прилетел в Париж. Сбылась детская мечта. Франция. Аэропорт Орли. Париж. Подали экскурсионный автобус. И закружил автобус по улицам и площадям города…Бульвар Бертос…авеню Гюржо…авеню Ниэль. Ворковала длинноногая девушка — гид: "Мадам…месье…", ворковали голуби, щелкали фотоаппараты. У Сергея было ощущение, что он не кружит в автобусе по Парижу, а танцует с ним прекрасный, чувственный, романтический вальс жениха и невесты. И с каждым новым поворотом в танце невеста для жениха становится все прекрасней и желанней — Рю Пьер Демур…пляс Этуаль…Триумфальная арка. А на фоне безупречно-синего неба отчетливо торжествовала Эйфелева башня. Словно в каком-то детском розовом счастливом сне Сергей смотрел на белую стройную громадину Сакрэ-кер и касался рукой Вандомской колонны. Ощущение счастья было полным. И он хлебал его здоровенной ложкой. Бывший пацан из богом забытой какой-то там Божедаровки, гонявший в детстве гусей и кур по пыльным знойным сельским улицам, сидел сейчас в мерседесовском автобусе с насквозь прокондиционированным воздухом и слушал очаровательное щебетание гида о разрушении Бастилии, о прекрасной белокурой головке Марии-Антуанетты, скатившейся под восторженный рев толпы с гильотины, о Гюго и Мопассане, генерале де Голле и Наполеоне… На Париж тихо наполз вечер. Первый вечер в городе, где об утонченных развлечениях и безудержных вакханалиях, происходивших в нем, легенды складывались веками. Ну куда ринуться вечером в Париже? Ну конечно же на Монматр, а на Монмарте? Естественно в кабаре "Мулен — Руж". И вот уже обалдевший и опьяневший от счастья генеральный директор фирмы «Элита» сидит в знаменитом на весь мир кабаре. Мимо огромного дерева, растущего прямо посередине зала снуют гарсоны, держа в зубах маленькие фонарики, от которых по стенам прыгают причудливые тени, то там, то здесь хлопают бутылки со знаменитым "Лансон Брют". А в это время на сцене…

…Разворачивающееся на сцене действо завораживало. Танец все убыстрялся и убыстрялся. Серега буквально физически чувствовал как в кровь вталкивается адреналин. Порция за порцией, толчок за толчком. Казалось, сердце сейчас выпрыгнет из груди, мгновение, еще мгновение и… а-а-х, два десятка длинных, стройных женских ножек взметнулось вверх, по глазам ударило неописуемое прелестное зрелище женских чулок и кружев, и обнаженная полоска тела, с мужскую ладонь шириной, между концом чулка и началом трусиков. И тут же, в уши, влетел фирменный женский визг, идущий корнями из того звука, который издает толпа обнаженных женщин в бане, когда к ним неожиданно врывается мужчина. В этом визге смешано все — и девичий стыд, и страх самки перед насилием самца и…и в тоже время что-то призывное, зовущее слышится мужскому уху в этом звуке. Все это срабатывает где-то там, глубоко-глубоко, на генетическом уровне, это идет из глубины веков, когда мужчина под покровом ночи умыкал девушку и та, лихо переброшенная поперек седла, визжала от страха и возбуждения. А танец продолжался. Адреналином, казалось, организм переполнен так, что тот уже полез не только в голову, но и в волосы на голове и те начали шевелиться.

…И вновь женские ноги взлетают верх, и вновь, в унисон им обольстительно — призывающе задираются вверх юбки, но только на такой короткий миг, что нельзя понять, если там что-то еще, кроме этих юбок. И вновь визг вытягивает в струнку все мужское естество…Французский канкан…Если вальс — это поэма о красивой, романтической любви между мужчиной и женщиной, это прекрасная хрупкая Венера, рожденная из морской пены, то канкан — это буйство плоти, это Эрос в своем естественном, неприкрытом ничем виде. И если он и соприкасается с пеной, то только шампанского… Неделю Сергей удовлетворял свою детскую мечту. В последний вечер, вернее ночь, он направился на улицу. Сен-Дион. Сен-Дион в Париже — это вроде Тверской в Москве. Наслаждаться, так по полной программе! Парижские проститутки Сереге не понравились. Наши были не в пример свежее, да к тому же и намного дешевле. Да и в профессионализме не уступали. Ко всему прочему, Сергей Николаевич был не бум-бум по-французски. А любовью он привык заниматься с фантазией, с выдумкой, шепча на ушко девушки смелые, веселые, неожиданные комплименты. А какая тут к черту фантазия, если даже заурядный комплимент типа "киска моя" и то не скажешь. Словом, не понравились бывшему пацану из Божедаровки французские столичные проститутки. В этом случае наш родной продукт был и качественней, и натуральней, и дешевле. Но во всем остальном Париж оправдал надежды генерального директора фирмы "Элита".

…Хлопали на ветру трехцветные французские флаги в аэропорту Орли. Многоязычная толпа гомонила вокруг. Сергей Николаевич, Серега прощался с Парижем. Нет, сюда он еще вернется и не раз. Но это было как будто первое свидание, как первое прикосновение к любимой. Потом будут еще встречи, потом будут и объятия и поцелуи, и многое, многое еще будет. Но первое прикосновение к ладошке любимой запоминается навсегда…

4

Сразу после звонка Сергею, Владимир вызвал секретаршу и спросил:

— Катя, Ампилова пришла?

— Как вы и просили, Владимир Сергеевич, ровно в десять.

— Тогда зови, будем разбираться. Через минуту в кабинет к Владимиру Кедрову вошла бунтующая топ-модель. Директор рекламной фирмы «Кедр» окинул девушку профессиональным взглядом. Его мозг тут же выдал на "внутренний экран": рост — 170–174 сантиметра, грудь — 96–98 сантиметра, талия — 58–60 сантиметров, бедра — 88–90 сантиметров. Лицо — интеллигентное, приветливое. Волосы — длинные, русые. Губы чувственные, но в меру, без налета вульгарности. Стоящий экземпляр. Умеет мой зам, Колька, выбирать кадры. Впрочем тут его заслуги особо и не было. Здесь и почтенному столетнему старцу было бы понятно, что таких женщин надо брать. Еще мгновение и решение было принято — не выгонять ни в коем случае, но приструнить и приструнить сходу, резко. Словом, как обычно.

— Садитесь.

— Спасибо, — девушка села.

— Ты кто такая? Ты топ-модель. Самая обыкновенная топ-модель. Вот и топай по подиуму и демонстрируй то, что на тебя повесили. Ты вешалка. Чертовски привлекательная, аппетитная, выполненная Господом по самому современному проекту, но все же вешалка. Ходячая живая вешалка.

— Владимир Сергеевич, я в этом платье на подиум не выйду, — сидящая напротив Владимира высокая шатенка, вся, под напором слов Кедрова съежилась и казалось меньше своих ста семидесяти четырех сантиметров в длину и великолепных, умопомрачительных девяносто восьми сантиметров по груди.

— Это еще почему? — директор рекламной фирмы «Кедр» иронично, нахально и чуть удивленно смотрел на девушку.

— Когда я надеваю это платье, то непонятно что я демонстрирую.

— Как это непонятно?

— То ли платье, то ли свою грудь.

— Платье, радость моя, платье. И не обольщайся на этот счет. Такой груди как у тебя, ну нельзя правда сказать что вагон и малая тележка, но на полуторатонную «Газель» наберется. А платье такое одно. Так сказать эксклюзив. Заруби себе это на носу, — Владимир сделал паузу, демонстративно прошелся взглядом по объекту спора, лишний раз убеждаясь, что объект действительно хорош, — или на своей груди, — завершил он фразу.