«Ты не могла бы спустить… спустить… трусики?»

«Хи, хи, я же сказала, что сделаю все, что захочешь».

Щека упирается в мягкую подушку, глаза закрыты, руки вытянуты назад. Какая нелепая поза! В ней нет ничего — ни превосходства, ни соблазнения, ничего такого, что говорило бы само за себя. Так можно встать, если болит живот, если изображаешь из себя потягивающуюся кошку. И что? Если делаешь это утром, в своей постели, то на тебе тоже нет никаких трусиков! Где же тогда находится стыд? Где тогда находится страх? Их нет! Вот что она понимает в то краткое мгновение, когда пальчики подцепляют резинку и стаскивают трусики к коленкам.

Горяцие ладони ложатся на ягодицы, осторожно сжимают их.

«Хи-хи! А как ты будешь дрочить?»

Руки отдергиваются, но потом вновь ложатся на попу. А потом… потом она чувствует прикосновение, особое прикосновение, пока еще стыдливое, осторожное, как бы вопрошающее, знакомящееся с обнаженным и все же женским телом. Внизу живота становится совсем горячо, удивительное, нетерпеливое, словно бы щекочущее ощущение, от которого коленки разъезжаются настолько, насколько позволяют спущенные трусы.

Она зажмаривается, крепче обхватывает подушку, но кто-то чужой шепчет ее губами:

«Только не надо это туда… пожалуйста…»

Туда? «Это», «туда», «кончить», «трогать» — обычные слова. Каждый повоторяет их сотню раз на день, не подразумевая что-либо постыдное, неприличное. Слова с двойным дном, внезапно приоретающие каким-то невероятным волшебством однозначную связь с тем, что происходит сейчас… Это. Туда.

«Я не буду… не буду…»

Лихорадочное обещание, руки вцепились в талию, эвфемическое проникновение в незрелое тельце, поначалу трудное, но затем все более легкое, все более скользское. Твердое, горячее трется о складочки, боль от пальцев, хочется крикнут: «Полегче!», но еще больше хочется распластаться нелепой лягушкой, раскрыться полностью, растворить и раствориться… Но внезпно все прекращается. Она еще стоит в этой странной позе, он лежит рядом и виновато смотрит.

«Извини… но я, кажется, тебя испачкал.»

Прекрасная заколдованная страна, куда случайно вошла дочь Евы, подчиняясь древнему пророчеству. В чем тайна подлинного пророчества? В том, что предсказанное можно предотвратить? В том, что предсказанное невозможно предотвратить? Или лишь в том, что смутные, казалось бы, слова открывают подлинный смысл происходящего? Ведь дело не в том, что происходит, а в том, какой смысл оно имеет.

Говоря сухими, шершавыми словами, тогда она чуть не лишилась девственности. Физически. Хотя из данного мгновения, из ванны с остывающей водой все видится иначе. Что произошло бы, потеряй она тогда эту дурацкую перепонку во влагалище? Ведь та растленная девочка была вполне готова. Если что и винить, то подростковый гиперсексуализм, когда достаточно провести пару раз по девчоночьей промежности, чтобы выкинуть сперму. Однако… Юношеские силы быстро восстанавливаются. Надо не вскакивать с кровати, растирая по животу и бедрам липкие капли, торопливо натягивая трусики и изумляясь — какое все там красное, напухшее, зудящее. Надо не…

Бессмыслица. Чтобы не произошло тогда дальше, ничего нового в состоявшийся импринтинг оно уже не смогло внести. Одиннадцатилетняя девочка соблазнила мальчика, но плотские утехи внезапно оказались менее острыми и привлекательными, нежели утехи мысли. Чтобы мыслить необходимо совокупляться — вот загадка ее жизни. Впрочем, только ли ее? Не проистекает ли любая сколь-нибудь значимая мыслительная деятельность из интуиции тела?

Фаллос и есть… основная интуиция платонизма, его первичный пра-миф… именно фаллос, напряженный мужской член со всей резкостью своих очертаний. Платонизм строится на непорождающем фаллосе, на фаллосе без женщины, на однополой и безличностной любви.

Отсюда — педерастия, любовь к мальчикам — бесплодное эякулирование в квадрате — в анус еще незрелого, детского тела.

Вот откуда произрастает древо философии — из гениталий и сексуальных извращений.

35. Новейшая картография рая и ада

— Ты долго, — упрек. Расслабленная поза, всклокоченная борода.

— Думала… вспоминала… — забираюсь под одеяло.

— И о чем?

— Не поверишь…

— Нечто особо извращенное? — рука упокаивается на складочке. И что их так там притягивает?

— О ранних половых сношениях… об инцесте… о педерастии… об эрегированном фаллосе… о философии, короче говоря.

— Замуж тебе надо, подруга, — выносится вердикт.

— Ты о штатном yebarye? Не поможет… имеется уже такой опыт. Пришлось выгнать.

— Почему?

— Zayebalas\ крышку унитаза опускать.

Барбудос не находит контраргумента против столь железного довода и тянется за сигаретой. Одеяло сползает.

Внезапно заинтересовываюсь собственными сиськами — ощупываю, тереблю.

— Тебе не кажется, что они выросли?

— Комплексуешь? Роди — получишь прекрасные дойки.

— Уж лучше кошек завести. Не люблю пищащее, сопливое. И пахнут они противно!

— У кошек котята бывают…

— Котят утопить можно, — возражаю.

— Неотразимый аргумент. Как часто изюминка в женщине превращается в тараканы в ее мозгах…

— Там нет тараканов, там только крысы — большие, жирные крысы!

— Почему ты этим вообще занимаешься?

— Ха! Когда спрашивают, почему этим занимаешься, то обычно хотят, чтобы у них отсосали. Желаешь, чтобы проглотили твое семя? — тереблю уставшего дружка. В каких только закоулках тела он не побывал. В этом смысле он осведомленнее, чем душа.

Палец в ответ проникает внутрь.

— Я не об этом. О философии. Я слышал, что на ней можно хорошо заработать?

— Немерянно, — раскрываюсь, подаюсь навстречу. Что-то сегодня похоть льется через край. — Кстати, а каково твое мнение об атомарных фактах?

— О чем?

— Ляг вот так… спокойнее… — располагаюсь сверху, упираюсь в грудь, которую хочется назвать богатырской. Не знаю, не с чем сравнивать, на богатырях не сидела. — Так вот, согласно гипотезе Бертрана Рассела, языковая вселенная имеет атомарную структуру, конгруэнтную структуре окружающей нас реальности. Если мы хотим упорядочить наши представления о мироздании, то необходимо редуцирвать все излишние, искусственно введенные элементы языка естественного… Потереби их языком… они хоть и крошечные, но чувствительные…

— Так?

— Замечательно!

— Продолжай…

— А ты… хи-хи… слушаешь?

— Рот и руки заняты, но уши у меня свободны…

— Ах, ну конечно… благо, что у вас, мужчин, две головы… Одна изучает душу, другая — влагалище… Подожди… не жми так сильно, тут тебе не осцилограф… Круговое движение, осторожнее… Ты разве не знаешь, что клитор — рудиментарный пенис?

— Знаю.

— Вот и ласкай его, как ласкаешь собственный член, если женщины рядом нет… Так лучше… гораздо лучше… Аналогия в практике научного исследования — великая вещь!

— Ты отвлеклась от атомарных фактов…

— А ты кое-что сделаешь для меня? — шепчу. Смущаюсь?

— Что? Палец — туда?

— На Востоке туда вводят нанизанные на нитку яшмовые шарики, а затем осторожно вытягивают.

— Что за извращение! Хорошо, попробую…

— Не надо пробовать, делай! А возвращаясь к атомарным фактам… Ну, скажем, с такой точки зрения выражение «А любит Б» будет не соответствовать требованиям логической корректности, ибо… глубже… глубже…

— Как шахтер…

— Это почему?

— Настоящие шахтеры идут глубже и остаются дольше!

— Надо дать настоящему шахтеру… а лучше — парочке…

— Но ведь у тебя три дырочки…

— Насмотрелся порнушки, милый!

— Неужели комбинированные съемки?!

— Не комбинированные, но радость соития при такой комбинации сильно преувеличена. Нельзя войти в резонанс. Кто-нибудь да будет мешать.

— Ты права. Задачку можно свести к случаю четырех взаимосвязанных осцилляторов… Хм, действительно, резонансного решения нет… хотя… если наложить граничные условия… Сложное дифференциальное уравнение…