__________________

Марбург.

Universitätstrasse, 52.

Фрау д-р Матильде Стейнер.

Pension «Concordia», 28 марта 192…

Моя дорогая Тильда, третьего дня ночью я до рассвета писала тебе. Оскар, конечно, спал, он умеет спать даже когда от сирокко бесятся ослы. Впервые в своей жизни я написала тебе о себе, о своей боли и о том, что мне очень тяжко и что смерть мне кажется лучшим исходом. Писала тебе и слышала, как ветер воет, а ночью он ещё ужаснее. Потом он стих, и вдруг прогремел гром, дождь застучал, я подошла к окну; Оскар, конечно, и не пошевелился, я чуть-чуть приоткрыла ставень и, — знаешь, Тильда, он стоял на террасе. В такой поздний час он глядел в моё окно и, когда сверкнула молния, я увидела явственно его широко раскрытые, эти солнечные глаза. Он неуклюжий; когда он приходит к завтраку или обеду, стаканы танцуют; на днях он опрокинул вазу с цветами, но у него светлая улыбка, и, когда он вчера обнимал крохотного итальянского мальчика, который танцевал тарантеллу в нашем пансионе, я поняла, что его огромные руки умеют быть нежными, как веточки мимозы, и он мне сказал… Тильда, дорогая моя сестра, он мне сказал о том, что я предчувствовала давно. И — только не сердись на свою несчастную сестру — он мне сказал то, чего я тайно ждала, что перевернуло мою душу, от чего я всю ночь не могла заснуть, почему мне стали ещё ненавистнее подушки постели. И я поняла, и я поняла, Тильда, сестра моя, что вся моя прежняя жизнь прошла как бы в полусне, в тумане. Нет, в копоти прошла, и что настоящая жизнь может начаться только завтра.

Завтра! Завтра может быть солнце, завтра меня могут поднять с земли эти огромные, эти нежные, эти ласковые руки, завтра можно будет, не боясь нарушения приличий, смеяться уже с утра, как смеётся он, и радоваться жизни громко, как радуется он, как громко радуются только вольные птицы, и завтра можно будет подставлять голую грудь горячим губам.

Тильда, Тильда, что я пишу, боже мой, о чём я пишу? Я с ума сошла, на меня надо надеть смирительную рубашку.

Тильда, какое у него открытое лицо, как беззаботно он умеет смеяться, как жадно он радуется солнечному дню.

Тильда, твоя сестра идёт ко дну, — спаси её. Боже, дай мне силы быть верной, быть честной, быть преданной твоим великим заповедям.

Тильда, когда застучал дождь и в узкую щель ставня я увидела его, я поняла, что… Тильда, ты старше меня, ты, вместо покойной мамы, мама мне, ты знаешь, как вдруг я теряю себя, как внезапно я перестаю быть рассудительной — так помоги мне. Оскар не уедет отсюда, пока не уедет эта глупая княгиня, он совершенно ослеплён её княжеским титулом. Тильда, если Оскар не увезёт меня, если немедленно мы не уедем — я… я… Тильда, я не отвечаю за себя, потому что жжёт меня и тянет к себе это солнечное «завтра» — сего дня, когда так холодно мне, сегодня, когда я так ненавижу… Тильда, я умоляю тебя помочь мне. Дай телеграмму Оскару, придумай какую хочешь причину, но вызови его в Марбург, немедленно, сейчас же. Потом в Марбурге… Боже, я не хочу, не хочу в Марбург… Тильда, потом в Марбурге мы постараемся как-нибудь объяснить Оскару, мы что-нибудь потом придумаем. Тильда, Тильда, ради бога помоги своей несчастной сестре Берте.

P. S. Княгиня складывает вещи. Неужели мы уедем? Кто может удержать княгиню — никто! Тильда, у меня не хватит сил доехать даже до Рима. Я… я убегу с дороги, я вернусь сюда.

P. P. S. Тильда, телеграфируй немедленно.

________________

Berlin, W. 30.

Aisenacherstrasse, 17.

Herrn Gottlieb Riessler.

Pension «Concordia», 28 III 192…

(Отрывок из письма).

…Колбаса здесь отвратительная, пожалуй, только салями сравнительно недурна. Когда я вернусь, я по этому поводу поделюсь с тобой кое-какими своими идеями и, надеюсь, ты сразу поймёшь всю разумность моих проектов. Прежде всего надо будет выпустить плакат в трёх красках с видом Неаполитанского залива; с одной стороны мы поместим три контура наших магазинов с подробным прейскурантом, с другой… Но об этом подробно при встрече.

Сравнительно здесь всё дёшево, пансион недурен, кормят прилично, нас окружают исключительно благовоспитанные люди, милейшая княгиня Стехениз-Мавропомеску чрезвычайно ласкова со мной, Герта её обожает, княгиня нас приглашает в свой замок где-то в Карпатских горах. Надо будет поглядеть в путеводителе, где эти самые Карпатские горы и в каковую сумму приблизительно могут вылиться дорожные расходы.

Я говорю: дорожные расходы, ибо в замке нас ждёт княжеское радушие. Герта себя чувствует прекрасно, очень весела, настроение у неё повышенное. Две недели тому назад я очень перепугался: три дня после срока у Герты не было месячных. Ты можешь себе представить, как я себя почувствовал. Налоги, репарации, ещё не решён вопрос о нашем вхождении в Лигу Наций — и вот тебе сюрприз. Я был вне себя. К счастью, всё обошлось благополучно.

Но я должен тебе сказать, что итальянцы свиньи и подвели меня. Правда, отчасти виноват и я: я захватил с собой небольшой запас. Но мог ли я предполагать, что будет такая погода, и что в Италии я не найду самого необходимого для культурного человека? Ведь мы думали много ходить пешком, а путешествие по горам ослабляет известные эмоции, к вечеру очень устаёшь.

Но эта погода! Мы застряли тут. Но я не жалуюсь: здесь очень уютно и очень дёшево, пока я ещё не вышел из рамок своего бюджета, и ты, дорогой Готлиб, можешь быть спокоен за нашу кассу: я не потревожу её.

Но, милый Готлиб, ты должен помочь мне, и чем скорее — тем лучше: вторичной тревоги я не хочу, и так достаточно переволновался. Неподалёку от нас есть очень хороший аптекарский магазин, кажется, Ганса Беккера, — в прочности товара я ещё убедился в Берлине. Послать посылкой — это долго. Лучше всего, если ты вложишь несколько штук в конверт, два-три слова припишешь о наших делах и пошлёшь заказным письмом. Постарайся только, чтобы конверт не превышал обычного веса, жалко лишних марок. Но только всё это сделай поскорее. Я тебя очень прошу первый конверт с вложением хотя бы двух штук отправить немедленно по получении моего письма: этого требуют интересы нашей фирмы и моё здоровье. Остальные посылай потом через каждые четыре дня, но обязательно eingeschrieben!

За присылку «Lustige Blätter» большое тебе спасибо. Какая погода в Берлине? Как работает новая кассирша? Вернул свой долг Брумберг? Вот старая скотина, а ещё старинный друг дома. Опротестуй его вексель, что церемониться с этим грязным жидом.

Помни: я с нетерпением жду твоего первого заказного письма.

Твой Аугуст.

_____________________

Мальмё.

Фру Фредерике Екбом.

Pension «Concordia», 28 III 192… г.

Дорогая мамочка, все книги и журналы я получил. Атлас Снудсена великолепен. Я давно предсказывал, что этот мальчик далеко пойдёт. А очерк его о тайнобрачных — совершенство. Браво, браво! Передай ему мой привет и братский поцелуй. За меня не беспокойся: я очень много работаю, хорошо питаюсь, сплю недурно.

Здесь у нас образовался маленький шведский кружок, так сказать, государство в государстве, и конечно, королева его — Сельма. Мы очень мило проводим время, у нас нашлись общие знакомые; Эйнар Нильсен, оказывается, неугомонный и вдумчивый путешественник: на днях он очень занятно рассказывал о своём путешествии на Камчатку. Мы, шведы, в сущности говоря, неисправимые романтики. Например: торгуем вязаными кальсонами и умудряемся в перерыве на собаках пробраться в Гренландию; стоим за прилавком — и пишем поэмы об Италии, воспеваем кватроченто и любовь под апельсинами. И очень хорошие поэмы, мамочка: Кнут Сильван — настоящий поэт, у него оригинальные сравнения, далеко не трафаретные образы, он тонко чувствует природу, цветы у него живут подлинной жизнью.

Но, мамочка, нам надо скорее, скорее уезжать: что-то странное творится с Сельмой. Третий день она не ест, на днях она прогнала меня из комнаты, умоляя оставить её в покое, а я только тихонечко сидел у окна и глядел, как ползут облака по Везувию.