Спиридон Спиридонович не стал объяснять, кого и почему приходится выручать, увлек дорогого друга за собой и через минуту Агнеса была уже в автомобиле, в обществе Панифатова и Левчука.

Операция на воинском дворе проходила без каких-либо осложнений, мирным путем; застигнутые врасплох, гости этапного коменданта не сопротивлялись. Господин Шинкоф, завидев наган Сидорчука, молча поднял руки.

Матросы и дружинники, окружив группу растерявшихся людей, попарно выводили на шестую платформу.

Но тут вдруг на воинский двор влетел «Бенц».

— Товарищи! — вопил Панифатов, протягивая руку вперед, — остановитесь, товарищи!

— Хлопцы, гляди, — крикнул матросам Сидорчук, — Фатов прикатил. Сам в руки просится.

— Не Фатов, а Панифатов, — поправил Тимош.

— Какой там Панифатов, — оборвал Сидорчук, — обыкновенно Фатов. Ясно вижу.

— А я говорю: Панифатов. Я его у Левчука встречал.

— Э, делов, Фатов или Панифатов, один черт, — махнул рукой Сидорчук и кинулся к автомобилю. — Слезай на землю!

— Товарищи! — выпрямилась Агнеса, — немедленно прекратите эксцесс. Необдуманными поступками мы только льем воду на мельницу мировой буржуазии.

— Чего там необдуманными, мы об этом гаде десять лет думаем!

— Товарищи, но это произвол! Кто вам дал право? Нам известно, что здесь происходило деловое гарнизонное совещание.

Арестованные, получив неожиданную поддержку, зашевелились, послышались выкрики: «Не имеете права!», «Мы протестуем!». Рабочие из отряда остановились в нерешительности.

— От имени Совета, — воскликнула Агнеса.

— От имени Совета, — подхватил Фатов, оглядываясь по сторонам. Агнеса, следуя своим правилам, собиралась, что-то разъяснять отсталой, обманутой массе, а Панифатов, следуя своим правилам, блудливо высматривал на кого бы опереться. На воинской платформе вечно толокся разношерстный народ, приходили и отходили эшелоны, прибывали и погружались части фронтовые и запасные, выздоравливающие и отозванные с позиций, пехота и казаки, кавказские и донские дивизии.

— Товарищи! Братцы! — вопил Фатов-Панифатов, обращаясь ко всей воинской платформе, к эшелонам на запасных путях, — провокация, глумление над боевыми командирами!

Он продолжал озираться по сторонам, стараясь определить, откуда может прийти подмога. Левчук одобрительно кивал Фатову и Агнесе и одновременно сочувственно поглядывал на дружинников. Он сидел, забившись в угол автомобиля, но с таким видом, точно в любую минуту готов был подняться во весь рост — остановка была лишь за подходящим пьедесталом.

А воинская платформа уже шумела — из эшелонов выскакивали донцы и кубанцы, появились какие-то люди в добротных суконных гимнастерках, закружились, замелькали шинели, еще мгновение и отряд будет смят нахлынувшей толпой.

— Чего стали, товарищи, — бросился Тимош к дружинникам, — давай, отводи контру. Давай в штаб! Сидорчук поддержал его:

— Именем революции!

Сопровождаемый ропотом и возгласами, отряд двинулся, конвоируя десяток сбившихся в кучу людей. Шинкоф шел, вытянув шею вперед, тяжело передвигая ноги, обутые в просторные новенькие калоши, следом бодрым шагом двигался господин в сюртучке военного кроя, без шапки. В его кругленьких блестящих глазках так и сверкало: «Хамы!»

За ними топтались прочие господа в мундирах и без мундиров, с бакенбардами и без бакенбардов.

— Товарищи, это произвол, — пыталась образумить обманутую массу Агнеса, — кто вам дал право? Тимошка, Руденко! Ты несешь полную ответственность!

— Э, милая барышня, дорогой товарищ, не знаю как звать, — погрозил ей наганом Сидорчук, — ты нас не путай! Мы Шинкофа и Фатова знаем. Весь Черноморский флот знает их, гадов, — Сидорчук вскочил на подножку «Бенца».

— Товарищи, — обратился он к наседавшим со всех сторон солдатам, — от имени флота и наших замученных товарищей заявляю, что тут перед вами охранник и палач царской военно-морской охранки, — Сидорчук указал наганом на Панифатова, — глядите, у него руки в крови наших братьев!

Ручки у Панифатова были чистенькие, пухленькие, вот-вот после душистого мыла, но все вдруг увидели кровь. Толпа зашумела, окопные и выздоравливающие, донцы и кубанцы подались вперед. Вооруженные рабочие окружили конвоируемых плотным кольцом, охраняя от гнева массы.

— А действуем мы, товарищи, совершенно законно, — продолжал уже спокойней Сидорчук, — по указанию штаба революции и товарища командира отряда. А кто сомневается, пусть сейчас же заглянет в помещение коменданта и убедится, откуда мы винтовки забрали. Там у них в спальне целый склад. Считаю и пулеметы обнаружить вполне возможно.

— Господа, товарищи, — затрясся Фатов, — это ложь! Клянусь, товарищи. Да меня все товарищи прекрасно знают!

— А мы знать не хотим твоих товарищей. Слезай, говорят!

— Товарищ Агнеса… — взмолился Фатов, — товарищ Левчук!

И тут вдруг обнаружилось, что Спиридона Спиридоновича нет, Левчука в автомобиле не оказалось. Оставалось еще у всех ощущение его недавнего присутствия, виднелась еще вмятина на кожаной подушке «Бенца», сохранялась теплота насиженного места, но Левчука не было.

— Товарищ Левчук! — беспомощно оглянулась Агнеса.

Нигде не было Спиридона Спиридоновича. Он не бежал, не отступил, — он просто своевременно признал ошибку. Первым. Сам. Искренне. Для того, чтобы впредь ошибаться в новой обстановке и для новых раскаяний.

Матросы помогли Фатову выбраться из автомобиля.

— В штаб их всех, — скомандовал Сидорчук. Агнеса стояла в автомобиле, растерянно оглядываясь по сторонам.

— Товарищ Сидорчук, дозволь отвезти эту карету, — отпросился Тимош и вскочил в «Бенц». — В город можешь? — спросил он шофера. Тот оглянулся на Агнесу, покосился на винтовку в руках Тимоша, потянул на себя рычаг:

— Могу.

Агнеса всё еще продолжала всматриваться в толпу, разыскивая кого-то. Потом откинулась на кожаные подушки, застывшим взглядом уставилась в спину шофера.

Автомобиль запрыгал по брусчатке.

Тимош стоял в машине, держась одной рукой за дверцу, другой прижимая к себе винтовку, приклад подпрыгивал, постукивая по днищу. Тимош смотрел на усталое, потемневшее лицо девушки.

«Эх ты, — хотелось крикнуть ему, — а еще говорила мне про революцию! Прокламации передавала на завод, — Агнеса!» — Это имя показалось ему вдруг каким-то нелепым и сама она жалкой, побитой девчонкой. Девчонкой с Высших женских курсов.

Внезапно он увидел ее сощуренные глаза — жаркие огоньки сквозь опущенные ресницы:

— Ты в штаб меня везешь, Тимошенька? На расправу?

Он готов был ударить ее.

— Помните, вы говорили мне а подруге, о ее книгах? Что вы теперь напишите ей?

Она перебила резко:

— Не сжимай так страшно винтовку, я и так не убегу!

Миновали железнодорожный мост, машина вылетела на проспект, ускоряя бег. Всё закружилось перед глазами, сдвинулось с насиженных мест — дома, улицы, целые кварталы, Тимош впервые видел город таким, в движении. Всё уносилось назад, трущобы и лачуги опрокидывались в небытие. Тимош забыл уже о каменном дворе, об Агнесе, он смотрел на человека за рулем, его собственные руки тянулись к рычагам.

— Можешь остановить? — с уважением спросил Тимош шофера. Парень в кожанке оглянулся, снисходительная улыбка мелькнула под рыжим усом.

— Могу.

Он нажал на какую-то педаль, машина послушно замедлила ход. Тимош уже с нескрываемым благоговением глянул на парня в кожанке:

— Сдай автомобиль в Совет, — распорядился Тимош, не сомневаясь, что парень в кожанке выполнит поручение.

— Могу, — кивнул головой шофер, окончательно покорив Тимоша.

Руденко открыл дверцу и пропустил вперед Агнесу.

Машина развернулась и запрыгала по булыжнику, раскачиваясь и громыхая мотором, облачко бензинового перегара полохнуло и расплылось.

— На Никольскую? — уставился на Агнесу Тимош. Он ждал, что девушка ответит ядовитым словцом. Но Агнеса смолчала.

Тимош прижал винтовку к себе, расправил бережно брезентовую перевязь, закинул винтовку за плечо: