«Крупные представители этого семейства являются страшными хищниками. К их числу относятся львы, тигры, леопарды и рыси. Существуют охотничьи рассказы о встречах с троллем, настолько стремительным в движениях, что его называют лесным демоном. Иногда его считают разновидностью кошки или крупной обезьяны. Об охоте на тролля или о встречах с ним рассказывают очень немногие, так что мы можем считать существование „лесного демона“ чистым вымыслом».

Я осторожно отнимаю руки от ушей. Тихо. Песси, очевидно, ест. Эурен продолжает о семействе кошачьих: «Эти животные также напоминают змей. У тех и других шкура пестрая, характер коварный, они привыкли спать, свернувшись клубком, а когда раздражаются, издают неприятный запах».

Я усмехаюсь. Дверь скрипнула: это Песси выходит из ванной, усталый и довольный, облизывая губы маленьким красным язычком, похожим на язычок пламени. Он бросается прямо на диван и сворачивается клубком у меня на коленях. Опьяняющий запах можжевельника бьет в ноздри. Прикосновения разгоряченного, возбужденного охотой тела к моим бедрам непереносимы. Песси лениво слизывает следы крови. Я едва ли не бессознательно привлекаю его чуть ближе — осторожно, почти незаметно, и в ту минуту, когда его горячая спина касается моего живота, извергаюсь, как вулкан.

Сердце бьется, как отбойный молоток Спина Песси и мои бедра перепачканы спермой, я изо всех сил стараюсь не думать о том, что только что произошло. С трудом откладываю в сторону старую книгу, и Песси тут же отодвигается, не потому, что рассержен, а потому, что хочет устроиться поудобнее — ведь его умывание прервали, а я спихиваю его с колен почти насильно и так торопливо, что он вздрагивает, выскальзывает в прихожую и там пытается взобраться на полку для шляп. Крепкими задними лапами он наносит удар по зеркалу в прихожей. Рама со стуком падает на ковер в тот самый момент, когда я бросаюсь в ванную, чтобы смыть с себя позорную слизь.

СТАРИННЫЕ ПЕСНИ

ФИНСКОГО НАРОДА-1929-

VII: 1, 375. «СВАТОВСТВО У ЛЕШЕГО».

ЗАПИСАНО В ДЕРЕВНЕ УОМА,

ИМПИ-ЛАХТИ, ОТ ТРОФИМА СОЗОНОВА

— Что вы будете за люди?

— Рыбу неводами ловим.

— А кого идете сватать?

— Дочерей берем у тролля,

из подземного народа.

АНГЕЛ

Я не хотел этого, но я должен.

Песси сидит в детской коляске, которую я нашел в подъезде. Сейчас ночь, коляска никому не понадобится. Я завернул его в дорожный плед, чтобы не шокировать встречных. Он подергивает ушами, ноздри дрожат от избытка впечатлений, производимых городскими запахами.

Под холмом Пюуникки, на опушке леса Пирккала я снимаю с Песси ошейник и поводок, которым он был привязан к коляске. Он глядит на меня оттуда — черный, голый и дрожит. Одинокая снежинка падает на его темную гриву и сразу же превращается в слезинку.

— Иди, — шепчу я. — Иди.

Песси дрожит еще сильнее, я чувствую, как трясутся у меня руки, ставлю его на снег, разворачиваю коляску и направляюсь обратно к городу, стараясь не оглядываться.

Скрип моих сапог, шагающих по тропинке — это звук безнадежности. Но вдруг к нему добавляется другой звук, резкий скрежет когтей, и, прежде чем я успеваю обернуться, кто-то, как тигр, вцепляется в мое правое бедро.

Это Песси, ухватившись всеми четырьмя лапами, повис на моей ноге и смотрит мне прямо в лицо с таким укором, что лучше бы он дал мне пощечину. Он издает слабое мяуканье. Он так дрожит, что я начинаю колебаться.

Он боится зимы. Он беззащитен, и это я сделал его таким.

МИКАЭЛЬ АГРИКОЛА.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРЕВОДУ ПСАЛТИРИ НА ФИНСКИЙ ЯЗЫК. 1551

Упыри жертвы тож получали,

Зане вдов приветили да замуж брали.

Разве эдакий народ не сбесился,

Каковой в них верил и молился?

Чертями и Грехом те полонялись,

Которые верили им и поклонялись.

АНГЕЛ

Зеркало лежит на ковре в прихожей.

Вместо того чтобы поднять его, я сижу на корточках рядом: я разучился действовать, утратил координацию движений.

Плед снова на диване. Песси все еще немного дрожит, но уже начинает успокаиваться. Он прижался спиной к теплой батарее, хвост подергивается, как стрелка чуткого прибора.

Потом он осторожно выходит в прихожую, он не может понять, почему я застыл в неподвижной позе с понуро опущенной головой. Зеркало на пушистом ковре напоминает небольшой пруд.

Я склонился над зеркалом, в нем отражается мое лицо. Но вот рядом с моей головой появляется отражение маленькой темной головки с заостренными ушками, в желто-красных глазах светится любопытство.

Песси трогает лапкой зеркало. Он смотрит то на меня, то на свое отражение. Оскаливается — и отодвигается, когда тролль в зеркале отвечает смутой же гримасой. Потом опять подсаживается поближе к зеркалу и снова трогает лапой холодную поверхность стекла.

Мы разглядываем друг друга — я и тролль. Свет лампы образует вокруг моей головы светлое сияние. Рядом — темный силуэт Песси. Мы смотрим друг на друга, потом на наши отражения, потом снова глаза в глаза.

ЭЙНО ЛЕЙНО.

ПРИЗРАК МРАКА. ПСАЛМЫ СВЯТОГО ЧЕТВЕРГА, ВТОРОЙ ЦИКЛ, 1916

Тролль, жестокий Призрак Мрака,

чуя солнца приближенье,

что идет с весною новой

на вершины гор лапландских,

дело черное замыслил:

«Я убью с рассветом солнце,

свет навеки уничтожу

ради вечной ночи темной,

в честь могучей силы мрака».

Тролли солнце ненавидят.

На вершине сопки встал он

рядом с северным сияньем,

усмехнулся, ухмыльнулся,

на небе пожар увидев:

«Больше, шире моя радость,

веселей мое веселье, ч

ем пиры богов при свете,

чем людей под солнцем песни».

А вокруг пустыня ночи.

Только льды во тьме сверкали,

как проклятья злого сердца,

да седое море стыло,

как душа в ожесточенье,

лес заснеженный вздымался

из земли смертельно-твердой,

точно грозный льдяный витязь,

точно гнев холодной стали.

Засмеялся Призрак Мрака:

«Солнце, голову подымешь —

встретишь сто смертей жестоких,

многотысячную гибель!»

Слабый свет вдали забрезжил.

Вдруг почуял Призрак Мрака

как трепещет, бьется сердце,

за голову он схватился:

«Ты куда исчез, мой разум?»

Рисовались все яснее

неба край, лесные дали,

день все ярче отражался

в самых мрачных закоулках,

били огненные стрелы

из растущего светила,

и, встречая их, светлела

темная душа ночная,

там заря вставала в небе

как заря у Тролля в сердце,

кантеле весны звенело

музыкой в душе у Тролля,

вот они сплелись, сливаясь,

засверкали общим светом,

общим звуком зазвучали,

в выси горние вознесся,

сквозь небесный свод девятый,

над десятым светлым небом,

будто в дом родной вернулся,

под крыло Отца вселенной,

в тихий отдых вечной Жизни,

в океан Любви безбрежной.

Пела ночь могучим хором,

вторил день многоголосо:

«Доброе во зле родится,

красота живет в уродстве,

низкое — ступень к вершине!»

Только люди говорили:

«Тролль несчастный обезумел —

он в плену навек у света,

мрака сын, рожденный ночью,

солнцу гимны распевает!»

Небо людям улыбалось.

Больше к Троллю не вернулся

ледяной холодный разум,

умер следом за зимою,

улетел с бураном вместе,

растворился в жарком солнце,

в теплой Божьей благодати.

АНГЕЛ

Я совершенно забыл про Мартти. Даже не понимаю, как это могло случиться. У меня чуть ноги не подкосились, когда я услышал его голос в телефонной трубке.

Голос звучит мягко и хрипловато, как всегда, но я не хочу верить его словам, этим его словам.

Он удивлен, почему я не сообщаю, как идет работа над «Сталкером». Может, мне сейчас недосуг? Уже по всему городу известно, что я ночи напролет бегаю за каким-то ветеринаром.