Дорога в Кауппи занимает всего несколько минут, водитель не отличается чрезмерной разговорчивостью, только изредка поглядывает в зеркало заднего вида, не понимая, наверное, отчего у меня на лбу выступили капли пота. Вытаскиваю из кармана купюру, сую ему в руки, даже не взглянув, сколько же я заплатил, — думаю, что достаточно, — и прямо с обочины дороги начинаю пробираться в лес. Я уже успел углубиться в заросли, когда с дороги становится слышно, как такси, сердито газуя, отправляется в обратный путь. Если память мне не изменяет, нужно двигаться так, чтобы заходящее солнце оставалось у меня за спиной, и тогда через этот лес мы доберемся до заповедника в районе озера Халимасъярви. Это единственный путь, на котором не встречается человеческого жилья, а уж оттуда мы попадем в леса Тейско.

Я несколько раз споткнулся, чуть не упав, Песси начинает вертеться в своем пледе. Я решаю, что мы достаточно далеко ушли от дороги, и спускаю его на землю. Его глаза блестят от возбуждения, уши вздрагивают, ноздри дрожат от запахов леса, а хвост превратился в чуткую антенну.

И тут раздается звук, слишком ранний для этого времени года, но ясно свидетельствующий о том, что весна вступила в свои права. Я понимаю, что теперь Песси может навеки и безвозвратно уйти от меня. Звук исполнен печали, он ровный и монотонный, как звон кладбищенского колокола.

Это кукует кукушка.

ДОКТОР СПАЙДЕРМЕН

Хорошо быть пьяным.

В этом состоянии все самое мучительное, болезненное, угнетающее кажется тебе вполне сносным — или хотя бы более или менее сносным.

Ты смотришь на собственную жизнь через затуманенную стеклянную стену и можешь проанализировать события так, как будто они тебя не касаются. В пьяном виде, размышляя о том, что с тобой случилось, ты словно разглядываешь ядовитых насекомых, посаженных в толстенную плотно закрытую банку, тогда как размышляя о том же на трезвую голову, ты оказываешься в чаще, где эти насекомые порхают на свободе, готовые впиться в твой беззащитный затылок или присосаться к ноге, стоит тебе на минуту ослабить внимание.

Я не думаю о трупе юноши.

Я не думаю больше о том, куда делся Ангел.

Я вспоминаю легенды о лесных девах, перешептывающихся призраках, которые заманивают мужчин в густой лес, ловят их в свои сети. Зачарованные не возвращаются никогда.

Что завлекло их? Призывный взмах нежной ручки из-под ветвей? Локон, мелькнувший из-за скалы? Нет, на них подействовал грозовой эротический разряд, оставивший в воздухе острый запах феромонов.

Это должен быть запах, который может сплотить небольшую стаю. Возможно, он действует только на самцов, возможно, с его помощью молодые особи дают знать вожаку о готовности к совместным действиям и к подчинению. Это объясняло бы, почему тролль, живший у Ангела, не нападал на него, не пытался убить, а наоборот, всегда защищал его, как мог. Слушался. Не перегрызал проводов компьютера, не рвал покрывало на диване. Ангел был его вожаком.

Это объясняло бы и многое другое.

Феромон оказывает воздействие на разные виды? Вполне возможно. Мускус, например, действует и на быка, и на султана в гареме.

Феромон оказывает воздействие только на самцов? Само собой разумеется. А как насчет феромона, который действует только на некоторых самцов? На тех, которым хочется произвести впечатление на других самцов?

И это возможно.

Но имеется ли во всем этом, — спрашиваю я себя, наслаждаясь собственным страхом, будто ступаю на тонкий лед, — имеется ли во всем этом что-нибудь еще, кроме суммы молекулярных соединений?

Почему они явились сюда?

Судя по легендам и сказкам, они пошли на сближение с людьми именно тогда, когда люди стали вторгаться в лесные владения. Потом, с наступлением Нового времени, они исчезли, превратившись в персонажей мифов и легенд. Даже после того, как их официально признали животным видом, они вели себя тихо. Но теперь происходит что-то новое и вместе с тем похожее на события той поры, когда человек впервые вступил во владения троллей.

Да, именно это и происходит.

Они возвращаются и пытаются восстановить порядок вещей, описанный в сказках о троллях. Они устраивают жилища поблизости от человеческого жилья, общаются с людьми и вступают с ними в культурный обмен, подкидывая им собственных детенышей…

Они возвращаются. Мусорные ящики и помойки становятся их новыми жертвенниками.

Они возвращаются потому, что их вынудили. Интенсивная лесная промышленность, загрязнение окружающей среды и нехватка пищи загнали их в тупик.

Глобальное потепление.

Рассмеявшись, я заказываю следующую порцию выпивки. Виски кончился. Я открываю бутылку джина, наливаю, поднимаю стакан, и лес вокруг меня сгущается.

Песси. Я смотрю под ноги. Что он здесь делает? Неужели собирается прыгнуть ко мне на колени? Но я тут же прихожу в себя и краснею. Джин. Аромат леса. Запах можжевельника и Кельвин Кляйн. До чего активна и ассоциативна человеческая память на запахи!

Я хочу отодвинуть стакан, но потом, поморщившись, пью. Я сдерживаю дрожь, хотя холодная на вкус жидкость жжет внутренности, как горячий блуждающий огонек.

Они возвращаются и поступают так же, как воробьи, чайки и крысы. Они живут рядом с нами, хотим мы этого или не хотим. Они питаются нашими объедками, понемногу воруют, ночуют в брошенных нами помещениях. Они хозяйничают в наших хлевах, как это описано в старых сказках. Они вторгаются в наши владения так незаметно, что мы не успеем опомниться, как они уже будут жить среди нас.

Надеюсь, этим они ограничатся.

АНГЕЛ

Вдруг Песси замер на месте.

До Халимасьярви осталось недалеко. Никто нам не встретился. Хорошо, что солнце уже низко и на землю потихоньку ложится сумрак

Я утолял жажду водой из ручьев и радовался тому, что в любой момент могу отдохнуть под сенью лесной ели, свесившей лапы до земли, на колючей подстилке из бурой хвои.

Песси шел вместе со мной, лишь изредка отбегая в кусты и скрываясь из поля зрения — господи, как бесшумно он передвигается по лесу! Вопреки моим опасениям, он не исчез в хвойных зарослях, избрав для себя тот путь, которым я ни за что не смог бы за ним последовать.

Но теперь он замер, только хвост возбужденно крутится, выражая, как мне кажется, напряжение, легкий испуг и…

…и прилив нежных чувств.

Я понял реакцию Песси в тот момент, когда прямо передо мной возникла большая черная тень.

Он появился из-за дерева как призрак в ночном кошмаре, его здесь только что не было, а теперь он стоит передо мной. Меня будто парализовало, я начинаю задыхаться, чувствуя себя неаппетитным куском мяса.

От радости Песси приходит в неистовство.

Мой тролль бросается навстречу огромному самцу — он выглядит будто могучий, блистательный старший брат того несчастного, которого я видел в витрине музея. Песси наскакивает на него как щенок на свою мамашу: машет лапами, подпрыгивает и старается лизнуть. Наконец великан — возможно, это его отец, во всяком случае, это вожак — небрежно отбрасывает его левой лапой себе за спину.