Женщина, отслужившая свое… Это в ее-то годы, – подумала ты. Но в наше время полно женщин, которые после пятидесяти влюбляются, рожают детей, начинают новое дело. Впрочем, сказать этого ты не могла. Все в ней отвергало дешевую лесть утешений.

Андзю сидела на коленях на полу чайной комнаты и прислушивалась к тишине. Ты сказала:

– Вы, тетушка, наверняка что-то задумали. Иначе не стали бы звать меня сюда.

– Догадалась?

Ты решительно ответила:

– Да.

Андзю не стала выяснять, о чем именно ты догадалась.

– Мы далеки друг от друга, как тот мир и этот, – с улыбкой вполголоса заговорила она, словно обращаясь к самой себе, – но, как ни странно, у нас есть точка соприкосновения: полоска берега после отлива. Я похожа на плесень, разросшуюся в этом доме с привидениями. Но и в твоем сердце, пока ты беспокоишься о Каору где-то глубоко спрятаны чувства, отдающие плесенью. Ты, наверное, тоже каждый день сталкиваешься с призраками и иллюзиями. На кладбище ничего такого не почувствовала?

Нет, присутствия потусторонних сил там не наблюдалось. Только в том углу, где свалка мусора, казалось, ничто не напоминало о кладбище. Но, так же как и в саду дома Токива, ты не почувствовала там ничего, кроме пустоты «отслужившего свое» места. А может, Андзю хотела сказать, что привидения любят пустые места и скапливаются там? В таком случае в этом отслужившем свое доме, где всему пришел конец, живут привидения, и тебе придется с ними общаться.

– Мамору часто запирался в этой чайной комнате и предавался своим грязным играм. Каору тоже приходилось в них участвовать, хотя и не хотелось. Ну а в обычное время в этой комнате мама и бабушка проводили чайную церемонию для гостей.

Интересно, а что думала тетя Андзю о пустой папиной могиле, об этом «отслужившем свое» месте?

– Мне стало грустно, когда я увидела могилу Каору, – тихо сказала ты с обезоруживающей невинностью своих восемнадцати лет. На это последовал вопрос:

– Почему?

Неужели тетя не знает о надписях на могиле Каору-сан? А может быть, горничная Реджина, увидев то, чего не желала бы видеть Андзю, скрывает от нее правду? Тебя так и подмывало рассказать все как есть. Не узнав, почему осквернены могилы семьи Токива, ты не смогла бы разгадать прошлого Каору-сан.

– Кто исписал могильную плиту Каору-сан? Почему на могилах семьи Токива устроена свалка? – резким тоном набросилась ты на тетю Андзю. Тебе по молодости лет пока не удавалось справляться с собственным гневом.

Она ответила неопределенно:

– Ну, знаешь ли… – вздохнула и, тут же улыбнувшись, добавила: – Даже если это и так, к чему грустить?

По ее реакции ты догадалась, что она ни о чем не знала. Все хранили молчание. Те неизвестные, кто разбрасывал мусор и писал на плите, и те, кто знал об этом, но намеренно скрывал, казалось, вступили в молчаливый сговор. Андзю была похожа на больную раком, от которой утаивали диагноз. Сказать правду – только лишнее беспокойство, так и не надо ничего говорить. Жестоким молчанием была окутана могила, весь город был погружен в него.

Ты решительно процитировала надпись на воротах, ведущих к могиле. «Грязная свинья! Заткнись навсегда!» На мгновение Андзю нахмурила брови и ответила, пытаясь прогнать дурное заклятье:

– Спасибо, что рассказала.

У нее были смутные предчувствия. Вокруг могил ощущался застоявшийся кислый запах разгоряченных тел, совсем как на задворках спортивного зала. Странным казалось, что перед могилой Каору пришедшие вместе с ней дальние родственники внезапно становились чужими и холодными. Но могила Каору существовала ради одной-единственной цели. Не забывать его, как бы ни притуплялись собственные чувства.

– Тебе не кажется, что эти вандалы противоречат сами себе? Пишут «заткнись навсегда», тем самым превращая могилу Каору в памятное место. Благодаря им большее число людей проявит интерес к человеку по имени Каору Токива. Да и те, кто сочиняет эти надписи, не могут забыть о Каору. Нет необходимости их стирать. И не нужно подбирать мусор. Оставим все как есть, как на исторических могилах императоров. Но, в отличие от императорских усыпальниц, куда не может попасть простой смертный, могилы семьи Токива открыты для всех посетителей. Они послужат местом тайных свиданий влюбленных, здесь будут ночевать сбежавшие из дома девчонки, озабоченные мальчишки и бомжи. И Мамору и Каору были бы только рады. Хотя маме с бабушкой это не понравилось бы.

С какой легкостью чувства тети Андзю уступают место друг другу, – подумала ты. Когда тебе грустно, тоска и уныние охватывают тебя целиком. А она могла сменить гнев на благодарность, перевести горе в шутку, превратить скуку в удовольствие. Ты смотрела на тетю Андзю взглядом, полным любви.

1.7

Наконец настал момент, когда ты должна была спросить самое важное: что совершил Каору Токива?

Андзю не сразу ответила на твой вопрос, она прислушивалась к мутному молчанию чайной комнаты. Ты последовала ее примеру и тоже стала прислушиваться к тишине, которую хранили стены.

– Что-нибудь слышно?

Ты ничего не слышала и отрицательно покачала головой.

– Здесь все рассказывает о Каору.

Андзю молча встала, вышла из чайной комнаты и остановилась у окна, из которого был виден соседний дом.

– Раньше на месте этого дома и дома напротив была наша земля. Я не вижу, что там построили, и это хорошо.

Она поманила тебя рукой и показала тебе гостиную, чем-то напоминающую гарем: на полу лежал трехметровый квадратный гобелен, небрежно набросаны большие подушки. Андзю указала на рояль, стоявший в комнате:

– Умеешь играть?

– Немного, – ответила ты.

– Когда-нибудь сыграешь мне, – сказала тетя Андзю и продолжила показывать тебе дом.

На первом этаже кроме столовой, гостиной и чайной комнаты находились студия и библиотека. Студию здесь устроил «художник по выходным» – потомственный хозяин дома, отец Андзю, в ней еще оставался слабый запах скипидара. Тридцать холстов разных размеров стояли повернутые лицом к стене. В библиотеке покоилось огромное количество блеклых томов, которые никто не читал, и зачем-то стоял бильярдный стол, покрытый чехлом из грубой ткани. Из маленьких окон струился скудный свет, так что библиотека напоминала катакомбы.

В подвале располагалась кладовая и винный погреб. Сначала здесь хотели устроить ядерное бомбоубежище, но бабушка Андзю так сильно воспротивилась, что эту идею оставили.

– Бабушка сказала: «В этой крошечной комнатушке все равно никого не спрячешь. Да и что хорошего, если только мы одни и выживем. Все равно захочется умереть от ужасов увиденного». Все признали, что бабушка права, и так появились кладовая и винный погреб.

В кладовую были убраны картины-свитки, чайная утварь, игрушки пятидесятилетней давности, свыше сотни пар обуви. В винном погребе хранились тридцать с лишним покрытых пылью бутылок вина и две бутыли выдержанной окинавской водки.

– Это вино лежит здесь уже лет десять. «Романе-Конти», если я не ошибаюсь. Я хочу открыть все бутылки, когда Каору вернется. А пока давай откроем одну в честь твоего приезда.

Она вытащила бутылку и передала ее Реджине со словами:

– Дай вину подышать немного.

Тетя Андзю свободно ходила по дому, лишь иногда она касалась рукой стен и отсчитывала шаги. Она говорила, что в каждой комнате есть свой особенный запах и особое ощущение окружающего пространства. Но ты не могла уловить этих отличий. Андзю провела в этом доме больше пятидесяти лет, и для нее каждая из комнат стала частью ее самой.

На втором этаже жили члены семьи. Тетя Андзю спала в комнате, которая раньше принадлежала ее матери. В глубине в большом встроенном шкафу рядами висела одежда тети и ее матери – прямо целый отдел в магазине. Большая часть платьев и костюмов оставалась в целлофановых пакетах, не распакованных после химчистки. Было трудно и предположить, что когда-нибудь придет их черед быть надетыми.

Комната, наполненная ароматами сухих цветов, казалась пустынной. Плюшевый мишка на кровати выглядел тоскливо.