— Нет, мэм, — пробормотала Хилари. Ее глаза скользнули в сторону, и она беспокойно задвигалась под моей рукой.

— Ну вот и хорошо. Дай-ка я приготовлю горячую ванну, а потом мы наденем чистую одежду и сходим за пиццей.

В конце концов она позволила усадить себя в ванну, но выкарабкалась из нее через минуту и не захотела никуда идти. Съев полмиски супа, который я разогрела для нее, она забралась в постель со своим старым медвежонком, с которым уже давно не играла.

На другой день, в субботу, Хилари отказалась ездить верхом на Питтипэт и оставалась на террасе, защищенной сеткой, читая и качаясь на качелях. Когда я предложила сводить ее в кино и угостить мороженым, она сказала, что не хочет выходить из дома. Хил вела себя очень тихо, была бледна и засыпала несколько раз за день.

Вечером я рассказала о случившемся Картеру. Мы сидели на крыльце, пили аперитив перед гамбо,[53] слушали последних перед зимой древесных лягушек и ощущали на наших лицах небольшой ветерок, пронизанный сталью осени. Картер слушал молча, а когда я закончила рассказ, нахмурился.

— Бог мой, — произнес он. — Я не виню Хил в том, что она закрылась в уборной. Я и сам бы спрятался. Светящиеся кости, гниющая кровь, Даппии…

— Что такое Даппии? Дочка очень много говорила о них.

— Это особо мерзкий карибский призрак, или что-то в этом роде. Считается, что он прячется высоко в деревьях, бросается вниз на людей и ездит на них, загоняя до смерти. По какой причине он это делает, не знаю. Возможно, просто у него отвратительный характер. Хилари права: небольшая колония чернокожих все еще живет на Козьем ручье в старом поселении. Но я не знал, что там есть дети. Большинство молодых перевезли свои семьи в Нью-Моргантон — около пяти миль от завода. Это чернокожие племена гулла или потомки африканских гулла, которые прибыли с островов Карибского моря как рабы на морские острова и болотистые места побережья Флориды, когда англичане начали их заселять. Ну и привезли с собой своих призраков. Некоторые старики все еще придерживаются старых обычаев. Я слышал о Даппиях и видел синие двери некоторых хижин, когда во время охоты на болотах Биг Сильвер или в „Королевском дубе" мы проходили в тех краях. Не знаю, что это за светящаяся вода, но от отходов воды с реакторов иногда поднимается пар. Когда эта вода стекает с реакторов в сточные шлюзы, она почти кипит. А потом она попадает в ручейки, которые питают Козий ручей и реку. Я сам видел, как поднимается пар, это действительно выглядит пугающе. А когда я проезжал через болото Биг Сильвер по шоссе номер 35 — оно проходит по владению завода, — вода в кюветах дымилась, как река в аду. Но она просто горячая. В буквальном смысле. Просто нормальная горячая вода. Я уже говорил вам, что сточные воды проверяются каждый день, кроме воскресенья, шестью способами. И проверялись так тридцать пять лет. И не только служащими завода. Здесь масса независимых проверочных групп, а Управление по охране окружающей среды и Департамент по энергии регулярно проводят собственный контроль. Я уж не говорю о всевозможных группах по защите окружающей среды, начиная с тех, кто находится на грани помешательства, и заканчивая научными комиссиями, отмеченными призами.

Существует целый городок протестующих, наблюдающих за заводом. Они ходят по его территории двадцать четыре часа в сутки в соответствии с Законом о свободе информации и могут получить любые записи с любого завода. Вы читали эти публикации. Но главное: несмотря на все недостатки и промахи, воздух и вода, поступающая с этого завода, — чисты. Если вы слушаете новости и читаете газеты, то наверняка знаете, что на некоторых ядерных заводах существуют тяжелые проблемы: плавление и просачивание токсичных отходов, ложь и дезинформация… Ханфорд в штате Вашингтон, Фернальд в Огайо особенно прогнили. Сейчас проводятся уголовные расследования по вопросу неправильного обращения с отходами, замалчивания, которое процветает в Роки-Флэтс. Но у завода „Биг Сильвер" таких проблем никогда не было. Да, он стар, и его методы захоронения отходов такие же допотопные, как и на других заводах, половина реакторов приостановлены потому, что небезопасны. Но суть в том, что завод „Биг Сильвер" знает: его система слива отходов устарела, и администрация работает над тем, чтобы модернизировать ее. Стоки расчищены в самых опасных местах, а некоторые реакторы остановлены. Руководство завода никогда ничего не скрывало. Из всех предприятий, принадлежащих правительству, общественность больше всего сует нос, больше всего прощупывает и проверяет оборудование именно на „Биг Сильвер". Страттон-Фурниеры всегда делали упор именно на гласность. Все, кто угодно, могут пройти по заводу, если заранее созвонятся с Бюро по общественным связям. Для получения пропуска нужно подождать три дня. Мы должны устроить для Хилари экскурсию на „Биг Сильвер". Это поможет навсегда устранить проблему.

— Неплохая идея, — отозвалась я, в то же время почему-то ненавидя это предложение Картера. — Я спрошу Хил об этом утром. Но дело не только в заводе. Дело во всем… душевном состоянии. Почему-то Хилари не прижилась здесь. Только когда она скачет на Питтипэт, в ней появляется что-то от ее былой живости. Но не может же она жить ради лошадей. Я не могу допустить этого. Она должна стать здоровой во всех отношениях. Она должна стать тверже и крепче. Девочка не должна вырасти жертвой. Не могу понять: Пэмбертон первое время казался таким прекрасным, почти сказочным. Я думала, что в таком месте не может быть ничего, что повредит ей. Но что-то не так. И я не могу найти причину.

— На свете нет абсолютно безвредного места, Энди, — мягко заметил Картер. — Но я рискну сказать, что в Пэмбертоне в этом отношении лучше, чем в других местах, куда бы вы решили отвезти дочку. Она еще слишком мала. А потеряла очень много. Дайте Хилари время — ведь вы здесь немногим более шести недель.

Я помолчала. Картер говорил разумно, но он не видел Хилари такой, какой она была раньше. До того вечера, когда погиб ее щенок. И не мог даже представить, какая огромная пропасть зияла между тем ребенком и нынешним, спящим наверху.

— Не мое дело давать вам советы. Но, будь я на вашем месте, Энди, я забрал бы дочку из этой школы и отдал бы в „Пэмбертон Дэй". Я знаю, вы не хотите сделать из нее элитарного ребенка, но из того, что я видел, могу заключить, что у Хилари очень мало общего с детьми, верящими в Даппий, горящую воду и разлагающуюся кровь. По своей природе она выше этого. Девочка принадлежит к миру книг и музыки, к миру мыслящих людей. Вы заметили, я не говорю „к миру денег". Я имею в виду духовное развитие. У Хил есть способности в этом направлении, и она опередила многих в своем развитии. Удерживать ее в стороне от жизни культурного круга — значит препятствовать ей, Энди. Хил не может поднять тех чернокожих детей до своего уровня, как бы ни пыталась, а вот они могут стянуть ее до своего. Вы видели это вчера. Если бы она была постарше или более крепкой…

Картер замолчал и взял меня за руку. Какое-то время мы сидели в тишине, медленно покачиваясь. Затем он произнес:

— Я бы считал большой честью для себя платить за обучение Хил в „Пэмбертон Дэй". Если в этом проблема…

— Да нет, не в этом, — медленно произнесла я. — Ее отец оплатит закрытую школу. Он очень хочет этого. Дело в том… почему-то я не хочу, чтобы ее полностью поглотил пэмбертонский образ жизни.

— Но она часть этой жизни, — мягко возразил мой собеседник, повторяя недавние слова Тиш. — Хотите вы этого или нет, но она уже стала частью Пэмбертона. Разве вы не желаете, чтобы она чувствовала себя таковой? Зачем пытаться жить одной ногой в Старом Пэмбертоне, а другой — в восточной части города? Все дети, с которыми Хил будет расти, уже учатся в „Пэмбертон Дэй". Ведь не будет же она ходить на свидания, вечеринки, балы с детьми с верховьев Козьего ручья?! Возможно, она и будет общаться с чернокожими, но не с этими. Разве вы не понимаете? Единственное, что делает бесплатная школа, это сбивает девочку с толку. Хил теряет почву под ногами. Нет ничего удивительного в том, что она так серьезно воспринимает поддразнивания и страшные истории. У нее нет иммунитета против обыденной жизни.