Изменить стиль страницы

Щит на вратах Цареграда

Из «Песни о вещем Олеге» (1822) А. С. Пушкина (1799—1837). Колдун — «кудесник, любимец богов» — обращается к киевскому князю Олегу:

Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава — отрада;
Победой прославлено имя твое:
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.

А. С. Пушкин положил в основу своего произведения древние повествования о том, как киевский князь Олег прибил свой щит на воротах Константинополя (который русичи называли Царьградом) — в ознаменование своей победы над Византией, столицей которой был Константинополь.

Этот образ получил вторую жизнь во время Первой мировой войны, когда часть русской прессы стала активно его использовать, фигурально обозначая тем самым стратегическую цель участия России в этой войне — не захват турецкой столицы Стамбула (бывшего Константинополя — пушкинского «Царьграда»), а овладение проливами Босфор и Дарданеллы. В этом случае российский флот мог бы свободно выходить из Черного в Средиземное море и далее.

Горячим сторонником идеи овладения проливами был министр иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюков, которых под давлением левых был удален с этого поста в 1917 г. К тому времени он уже успел получить ироническое прозвище «Милюков-Дарданелльский», по образцу известных фамилий вроде Потемкина Таврического.

Фраза-символ завоевательного, отчасти авантюрного похода.

Щуку бросили в реку

Из басни «Щука» (1830) И. А. Крылова (1769-1844).

Щуку решили судить за то, что «от нее житья в пруду не стало». Ее в большой лохани принесли на суд, который составили «два Осла, две Клячи да два иль три Козла».

Суд постановил: повесить Щуку на суку.

Но прокурор Лиса потребовала более «жестокого» наказания:

«Повесить мало: я б ей казнь определила,
Какой не видано у нас здесь на веку:
Чтоб было впредь плутам и страшно и опасно —
Так утопить ее в реке». — «Прекрасно!» —
Кричат судьи. На том решили все согласно
И Щуку бросили — в реку!

Иносказательно: 1. О наказании, которое является наделе поощрением наказуемого, полным удовлетворением его интересов. 2. О ситуации, когда человеку доверили то, что нужно защищать именно от него (ирон.).

Аналог известного фольклорного выражения «пустить козла в огород». 

Э

Эврика!

С древнегреческого: Неиrека! Перевод: Я нашел!

Выражение великого математика и механика Древней Греции Архимеда (287—212 до н. э.), убитого римскими солдатами при штурме города Сиракузы.

Историю этого выражения рассказал знаменитый римский инженер и теоретик архитектуры Витрувий (1 в. до н. э.) в 9-й книге своего трактата «Об архитектуре».

Сиракузский царь Гиерон заказал своему ювелиру корону из чистого золота. Тот справился со своей работой отлично, и царь Сиракуз был доволен. Но ему вскоре донесли, что мастер часть золота украл и отлил изделие не из чистого золота, а из сплава золота и серебра. Поскольку корона весила столько же, сколько и выданный мастеру кусок золота, доказать вину мастера было трудно, а расплавлять корону Гиерон не хотел. Тогда царь обратился за помощью к великому Архимеду: как уличить вора?

Архимед хотя и не сразу, но нашел ответ на этот вопрос. Однажды, будучи в бане, он сел в ванну, наполненную по самые края, и вода, естественно, полилась на пол. И тут мыслителя осенило. «Эврика!» — вскричал он и, забыв обо всем на свете, как был, голый, побежал домой, чтобы там поставить опыт сообразно своей догадке.

Этот опыт он повторил уже во дворце Гиерона, специально для царя. Архимед опустил в наполненную до краев чашу кусок золота того же веса, что и слиток, выданный мастеру. Заметив, сколько вылилось воды, он опустил в ту же чашу, опять наполненную до краев, уже саму корону. Воды вылилось значительно больше, следовательно, готовое изделие по своим размерам больше, нежели исходный материал. А это могло получиться только в том случае, если часть золота действительно была заменена серебром: оно по весу легче золота, значит, и объем его был больше объема украденного золота. Только так мастер мог добиться, чтобы вес готового изделия был равен весу исходного материала.

Так, раскрыв этот обман, Архимед открыл один из главных законов физики, его же именем и названный. Существо закона: на тело, погруженное в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной этим телом воды. Возможна и другая редакция этого же закона: тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость.

Этот первый закон гидростатики, открытый Архимедом, дал ответ на вопрос, который давно уже волновал античных философов: почему одни тела тонут, например камень весом в 1 кг, а другие, которые гораздо тяжелее камня, например пятидесятикилограммовое бревно, напротив, остаются на поверхности воды. Оказывается: чем больше воды вытесняет тело, тем более легким оно становится. Значит, если тело весит больше, чем вытесненная им вода, оно тонет, если меньше — остается на плаву.

Возглас «Эврика!» служит для выражения радости от найденного решения проблемы, от неожиданной и удачной мысли.

Эдипов комплекс

Из работы «Об одном типе выбора объекта у людей» австрийского врача-психиатра и психолога, основателя психоанализа Зигмунда Фрейда (1856-1939).

Первоисточник — древнегреческое предание о царе города Фив Эдипе, по неведению убившем своего отца и женившегося, сам того не подозревая, на собственной матери, которая, узнав правду, покончила с собой.

Термин психиатрии, означающий подсознательное сексуальное влечение сына к матери или дочери — к отцу.

Эзопов язык

Происходит от имени великого баснописца Древней Греции Эзопа (VI в. до н. э.). Поскольку Эзоп был рабом и говорить о пороках окружающих не мог, он обращался к языку аллегорий, к басенной форме.

Выражение сделал популярным писатель-сатирик Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826 —1889), который более чем кто-либо из других русских литераторов страдал от цензурных запретов. Выражение «эзопов язык» встречается у него в ряде работ — «Круглый год», «Недоконченные беседы», «В среде умеренности и аккуратности» и др. Этот же писатель придумал его синоним — «рабий язык», который встречается в его сатирах «Мелочи жизни» (1886—1887) и др.

Синоним иносказательной речи, когда по цензурным причинам нельзя называть вещи своими именами и приходится изъясняться образно, фигурально, при помощи обиняков, намеков и т. д.