Таблин. Таблин, как мы уже видели, непосредственно примыкал к атрию. Он был значительно уже его, продолговат, но больше, чем атрий, приближался к квадрату. На атрий он обычно открывался во всю ширину; вход в таблин, обрамленный, обычно, мощными пилястрами, задергивался широким полотнищем. В некоторых домах нашли крючки, на которые этот занавес можно было закидывать. Они вделаны в большие бронзовые кружки (иногда диаметром в 16 см); в одном случае мастер придал такому крючку форму изогнутого корабельного носа, в другом укрепил его в шее мощного быка, упрямо склонившего свою сильную голову. Пол в таблине бывал также украшен мозаикой. В доме Трагического поэта, например, в таблине находилась превосходная мозаика, изображающая театральную уборную перед выходом актеров на сцену: бородатый старик, руководитель труппы, обращается с последними наставлениями к двум юношам, уже облекшимся в костюмы сатиров; около старика, справа и слева, лежат маски; сзади него молодой актер с помощью служителя облачается в длинную одежду с рукавами; посередине флейтистка репетирует на своем инструменте.

Иногда перед порогом таблина, еще в атрии, выкладывали мозаикой какой-нибудь узор или предмет: например, перед таблином в Доме охоты находилась прекрасной работы мозаичная маска.

Таблин бывает открыт на перистиль во всю ширину, но бывает, что выход здесь и сужен — иногда чуть-чуть, а иногда и на треть, а то и на всю половину ширины таблина. Иногда таблин отделяется от перистиля невысоким парапетом; иногда же он открыт на перистиль широким окном. Подобное устройство диктовалось, между прочим, и соображениями эстетического порядка: перспективу перестиля, открывавшуюся из атрия, строитель суживал, придавая ей этим большую законченность и выразительность. Таблин для него является как бы рамой, в которую он вставлял картину, представлявшуюся глазам того, кто находился в атрии, да и в самом таблине.

«Крылья». Что касается «крыльев», то помпейцы, видимо, недоумевали, как им быть с этой старинной частью дома. Крыльев обычно полагалось два, но иногда число это сокращали и оставляли только одно крыло. В некоторых домах сюда ставили шкафы или превращали крыло в шкаф-чулан, набивая полки, следы которых сохранились до сих пор. Иногда крыло использовали для прохода в соседнее помещение. В некоторых крыльях по середине пола выложен мозаичный орнаментированный прямоугольник: здесь, очевидно, была столовая. Иногда крылья использовали как спальни. В доме Епидия Руфа крыло, устроенное не в конце, а по середине атрия, было превращено в домашнюю часовенку.

Перистиль. Любимой частью дома был перистиль — внутренний двор вытянутой прямоугольной формы (Витрувий считал, что длина перистиля должна быть на одну треть больше его ширины). Вокруг него с трех, иногда с двух сторон шла крытая колоннада. Пространство, оставшееся открытым, было превращено в садик и цветник.

Раскрашенные или покрытые штукатуркой под мрамор колонны; фонтаны, ниши, выложенные мозаикой или раковинами; мраморные, бронзовые и терракотовые статуи и статуэтки — все это говорит о том, как дорог был этот уголок помпейцу и с каким, часто наивным, рвением стремился он его украсить. В этом свежем благоуханном уголке, куда не проникал нескромный взгляд непрошеного посетителя, он чувствовал себя по-настоящему дома, и недаром ларов так часто помещают в перистиле. Перистиль немыслим без цветов, которые в жизни древних играли вообще роль большую, чем у нас: без венков, цветов и гирлянд не обходился ни один языческий праздник, общественный или семейный. Мы не знаем, чем засаживали помпейцы в самнитский период свои перистили и сады, раскинутые за ними, но флора помпейских садиков времен империи нам хорошо известна. Усовершенствованная техника раскопок дала возможность находить и исследовать углубления, оставленные корнями растений, иногда определять их породу, прослеживать очертания грядок и клумб. На помощь пришла еще роспись помпейских стен, сохранившая образцы окружающей флоры. Изучению ее посвящены специальные работы; мы знаем теперь, что из декоративных растений в Помпеях сажали так называемый «мягкий аканф» (Acanthus mollis), послуживший образцом для самнитской трактовки коринфских капителей, алоэ, плющ, тамариск, мирт, тростник и папирус, а из цветов сеяли полевые маргаритки, красный полевой мак и также снотворный, простой и махровый; сажали лилии, шпажник, нарциссы, ирисы, штокрозы и так называемые «дамасские розы». В некоторых садиках нашли клумбы, окаймленные высоким бордюром из кирпича, поставленного на ребро. Внутри клумб кирпичом же выведены прямоугольники со вписанными в них концентрическими кругами: площадь была как бы разбита на отделения, которые засевали и засаживали разными цветами, превращая, таким образом, всю клумбу в душистый пестрый ковер. Иногда по верху низенькой балюстрады, соединявшей колонны перистиля, делали широкое углубление в виде борозды, которое засыпали землей и затем засаживали цветами. Кроме того, ставили еще цветы в горшках и в ящиках.

Жизнь в помпейских домах замерла навсегда, но помпейские садики воскресли. Клумбы при доме Веттиев (ил. 24), разбитые некогда рабом-садовником, современный садовник засадил такими же цветами, какие цвели здесь двадцать веков назад. На «Новых раскопках» садики возрождают с той же тщательностью и точностью, с какой реставрируют дома; мы говорили уже, каким благодеянием для этих садиков оказалась находка древнего колодца.

Самым прекрасным в природе для античного человека было соединение воды и зелени: без этих двух элементов не обходится ни литературный, ни живописный пейзаж, ни «Буколики» Вергилия, ни помпейские фрески. И помпейцы постарались, конечно, чтобы их любимые садики были богаты водой, причем воде надлежит не только питать их любимые цветы: она превращается в одно из главных украшений сада. Чего только не придумывают помпейцы, на сколько ладов не изощряются над тем, как провести воду в свои садики! Она бьет фонтанами, течет в каналах, каскадом скатывается с лестничек, нарочно устроенных для маленьких искусственных водопадов. В Помпеях, так же как и в Риме, любили усиливать таким образом звук журчащей воды; Сенека, с присущей стоицизму сухостью, укорял своих современников за эту выдумку, в которой ему виделась только прихоть избалованного роскошью вкуса. Вряд ли, однако, кому-нибудь из его читателей, наслаждавшихся блеском его отточенных антитез, приходило на мысль руководствоваться в жизни строгими требованиями философа. В Помпеях искусственные водопады, возмущавшие строгого стоика, имелись во многих домах: в доме с Большим фонтаном, в доме с Малым фонтаном, в доме, принадлежавшем, вероятно, Марку Лукрецию, и в ряде других. В первом из названных домов устроена была глубокая полукруглая ниша (абсида), украшенная раковинами и пестрой мозаикой, из которой были выложены самые разнообразные узоры (ил. 26). В середине ниши изображена голова речного бога, а под ней находится обложенное бронзой узкое отверстие, откуда бьет вода, стекающая водопадом по шести ступенькам в бассейн. По середине бассейна на круглом постаменте, чуть выдающемся из воды, стоял амур с дельфином, из пасти которого била вода. В доме Марка Лукреция (дом этот назван так на основании фрески, найденной в маленькой комнатке, открытой на перистиль; на фреске этой изображены письменные принадлежности и письмо с адресом: «Марку Лукрецию, жрецу Марса,[67] декуриону в Помпеях») настоящего садика в перистиле не было: цветы росли в глубоком желобе, выдолбленном по верху невысокого парапета, соединяющего пилястры, которые с двух сторон поддерживают крышу перистиля. В глубине дворика находилась ниша знакомого уже нам вида с украшениями из раковин и мозаик; в глубине ее стоял белый мраморный силен хорошей работы с кожаным сосудом-мехом, из которого струилась вода. Она скатывалась вниз с пяти мраморных ступенек и по небольшому каналу, выложенному тоже белым мрамором, стекала в круглый бассейн (диаметром 2 м, глубиной 0,7 м), в середине которого на колонке стояла круглая чаша из желтого нумидийского мрамора; из нее бил фонтан. Вокруг бассейна все заставлено статуями самой разнообразной величины (например, утка и две коровы) и разного художественного достоинства. В доме Корнелия Тегета в конце сада устроена была маленькая часовенка в виде открытого храмика с двумя колоннами (он хорошо виден наил. 29); в его полукруглой нише стояла изящная маленькая статуя нимфы или Венеры с раковиной в руках, откуда вода по мраморным ступенькам стекала в бассейн, стены которого выкрашены голубой краской и разрисованы рыбами. Из бассейна она попадала в канал, а из канала — в фонтан, устроенный по середине беседки, где помещалась летняя столовая.