Инженер-механик с моложавым лицом, но совершенно седыми волосами пил чай, в который подливал какую-то жидкость, похожую на коньяк, принесенную с собой в аптекарской бутылке темного цвета. Сосредоточенно глядя в стакан на свою недопитую целебную микстуру, он витиевато произнес:

— Первые неудачи наши произошли оттого, что люди оказались не на высоте. Большим аршином питерское начальство и те, кто над ним, наших вельмож порт-артурских мерили. А на практике аршин оказался несоответствующим масштабу ожиданий, и, выражаясь фигурально, сатрапы наши и вице-короли предстали перед судом истории недомерками. Вот и побили их японцы. Но матросам и солдатам это не стыдно. Они еще и не начинали воевать…

Сидевший рядом с Агапеевым мичман Андреев сказал:

— Знаете, полковник, наша морская офицерская молодежь буквально ожила с приездом адмирала Макарова. Но удивительнее всего то, что в него сразу поверили и все матросы. Интереснейшее психологическое явление — это влияние личности командира на подчиненных. Особенно у нас, моряков. Уж если мы влюбляемся в кого-нибудь, так безоговорочно и до конца. В армии это происходит реже.

— Совершенно понятно, — ответил Агапеев. — Если в сухопутной войне личность главного начальника, морально действуя на подчиненных, оказывает большое влияние на общий ход военных действий, то в морской войне личность начальника имеет несравненно большее значение. И вот почему: в сухопутной войне войска не видят главнокомандующего, он где-то далеко, вне всяких выстрелов и управляет действиями отдельных частей при помощи телефонов, телеграфов и других способов. Иное дело в морской войне. Адмирал находится на корабле в условиях, одинаковых со всеми, и это известно каждому матросу. Даже больше. Там, где адмирал, неприятель всегда сосредоточивает свой огонь, и, значит, риск для адмирала гораздо значительнее, чем для простого матроса, а это, конечно, оказывает свое влияние на нижних чинов. Ну, а слава адмирала Макарова тянется со времен корабля «Константина». Много раз показывал Степан Осипович, как нужно уметь рисковать жизнью.

Полковник Агапеев излагал свои мысли не спеша, изредка останавливаясь, чтобы хлебнуть чаю.

— Ну, знаете, полковник, — снова вмешался в разговор инженер-механик, — версия о том, что адмиралам грозят большие опасности, чем другим чинам экипажа, уже устарела. Адмирал Того, например, держит свой флаг на «Миказе», на котором рубка закрыта четырнадцатидюймовой броней, совершенно неуязвимой в боях на дальних и средних дистанциях. На наших кораблях адмиралов защищают боевые рубки у передней мачты: на крейсерах с броней от трех до шести дюймов, на броненосцах — от девяти до двенадцати.

— Штабс-капитан, — полусердито, полушутливо обратилсяк инженер-механику старший офицер, — мне кажется, что аптекарский чай приносит вам больше вреда, чем пользы. К чему вы пытаетесь нас пугать? Мы все прекрасно знаем, что броня наших рубок тоньше, чем у японцев. Значит, Степан Осипович будет нести большую, чем адмирал Того, опасность и, во всяком случае, равную с нами всеми. Чего вы спорите?

— Я и не спорю вовсе, — обиженно возразил инженер-механик. — Я хотел сказать, что броня на крейсерах может быть снесена снарядами от восьми дюймов, но у японцев орудий восьмидюймового и выше калибра не так уж много.

— Чтоб наделать нам массу неприятностей, хватит, — сердито проворчал старший офицер.

Вошедший в кают-компанию флаг-офицер от имени адмирала пригласил к нему Верещагина и Агапеева. На ходу он сообщил, что у адмирала сейчас командир миноносца «Властный», лейтенант Карцев.

Вошедшие Верещагин и Агапеев обменялись поклонами с лейтенантом Карцевым, человеком с большой черной бородой и насмешливыми глазами. Макаров просил сесть и предложил Карцеву продолжать доклад, еще раз повторив, как миноносцы встретились с японцами.

— Слушаюсь. Так вот, как я уже докладывал, мы вышли. Допуская возможность ежесекундного столкновения с неприятелем, миноносцы имели заряженными все пушки и минные аппараты. Но неприятель исчез, словно растворился. Должно быть, напугался крепостной артиллерии. Только под самое утро южнее Ляотешаня мы обнаружили четыре вражеских истребителя и завязали бой. «Выносливый» на полном ходу открыл огонь по головному миноносцу неприятеля, но очень быстро сам получил снаряд в машинное отделение и потерял ход. Воспользовавшись этим, противник прошел, стреляя, под кормою «Выносливого». Осколками вражеских снарядов ранены командир отряда капитан первого ранга Матусевич, мичман Заев и девять матросов. Второй миноносец противника, ведя огонь, видимо, решил таранить «Выносливого», но проскочил мимо. «Выносливый» в это время исправлял машину и энергично отстреливался, а через четверть часа присоединился к нашему отряду. Мой «Властный» в начале боя вслед за «Выносливым» атаковал четырехтрубный неприятельский миноносец, намереваясь его таранить, но маневр не удался. «Властный» проскочил за кормой противника в нескольких саженях. В те мгновения, когда мы скользили мимо врага, инженер-механик Воробьев с расстояния двадцати саженей выпустил в него две мины: миноносец был утоплен. Остальные японские миноносцы обратились в бегство, а мы до рассвета держались в море. Полагаю, что враг имеет еще потери, так как…

— Ваше превосходительство, — быстро появился в салоне флаг-офицер, — прибыл раненый капитан второго ранга Боссэ с «Решительного». Просит принять, пока он в состоянии держаться на ногах.

— Просите, просите, — воскликнул адмирал и, встав из-за стола, пошел навстречу командиру «Решительного».

Боссэ вели под руки двое матросов. Лицо его было смертельно бледно, он едва держался на ногах. Слабым, срывающимся голосом он доложил:

— Имел бой с японцами. Ранен в голову, оглох. «Стерегущий» дерется с неприятелем. Не менее шести вымпелов. Кажется, тонет… Там же поблизости эскадра Того…

Боссэ поник головой, замолчал и повис без сознания на руках у подхватившего его матроса.

— Распорядитесь, — бросил адмирал короткое, отрывистое приказание флаг-офицеру, — «Новику» и «Баяну» немедленно выйти в море на помощь «Стерегущему». На «Новике» остаюсь я сам… Благодарю за службу, — поклонился он Карцеву. — Беседу мы возобновим по возвращении «Новика»… Что у вас случилось на «Решительном»? — спросил адмирал у одного из матросов, приведших Боссэ.

Матрос вытянулся в струнку, покраснел. Ему никогда в жизни не приходилось говорить с адмиралом, и он забеспокоился. Но адмирал улыбнулся ему и просто сказал:

— Только поскорее говори. Видишь, мне на помощь «Стерегущему» торопиться надо.

Ободренный ласковым голосом Макарова, матрос, волнуясь, но все же складно рассказал, как «Решительный» на рассвете внезапно натолкнулся на японские миноносцы и крейсеры, шедшие, по-видимому, с уже заряженными орудиями. Неприятель немедленно открыл огонь, стреляя залпами. Первым же залпом на «Решительном» были повреждены паровые трубы, ранен командир. Вся машинная команда бросилась исправлять повреждения. Управлялись быстро. «Решительный» даже скорости не потерял. Так полным ходом и дошел до Порт-Артура.

— Ну, а «Стерегущий» что? — спросил адмирал.

— Не могу знать, ваше превосходительство, — смутился матрос.

— В «Стерегущего» японец тоже дюже палил, ваше превосходительство, — сказал второй матрос. — Сначала «Стерегущий» отстал от нас. Потом сам стал сильно стрелять и потопил японский миноносец. А тут японец опять его своей артиллерией накрыл, сбил зараз ему три трубы и флаг…

— Нет, зачем флаг? — перебил его первый матрос. — Флаг на месте остался.

— Так то на «Стерегущем» второй подняли. А первый в воду упал. Сам видел, — настаивал матрос. — Со вторым флагом «Стерегущий» и в атаку два раза ходил.

В дверях появился командир «Новика».

— Ваше превосходительство, «Новик» к выходу в море готов, — отрапортовал он, вытягиваясь по-строевому.

— Ну, спасибо, братцы, за службу, — сказал адмирал матросам, — спасибо за то, что сохранили «Решительный». Ну-с, Николай Оттович, будем двигаться, — повернулся адмирал к Эссену.