На борьбу с проституцией его Седов бросил временно, скорее в виде шутки. Старому служаке полковнику вновь образуемый отдел показался делом если не пустячным, то по крайней мере второстепенным. Отвлекать на этих б…, как выразился Седов, лучшие кадры он не собирался, а тут как раз заявился к нему Калинин с рапортом о повышении по службе. Рапорт этот он написал под диктовку суровой жены, да и носил с собой целую неделю, не решаясь подать на стол начальству.

"Пусть покомандует, — думал полковник, подписывая приказ о назначении Калинина, — снять я его всегда успею". Но капитан неожиданно проявил в новом для себя деле столько рвения и сноровки, что Седов начал уж подумывать, не дать ли ему майора. На самом деле Калинин просто расчищал для Шварца поле деятельности. Мелкие сутенеры, не желающие идти под начало культуриста, теперь устранялись с помощью милиции.

Если бы Калинин знал о последних записях в досье Стрижа, о его участии в заварухе с чеченцами и награде, может, он и не решился бы на всю эту аферу. Но понадеявшись на свою фотографическую память, капитан не соизволил заглянуть в дело и на этом много проиграл.

— В студию они не вломились? — нарушил молчание Шварц.

— Нет, дверь закрыта, а у Боцмана не оказалось ключей.

— Ключей нет?! — резко обернулся назад Шварц. — Черт возьми, все одно к одному!

— Что значит одно к одному? — насторожился Калинин.

— Да мы там кассету оставили, — хмыкнув, ответил Шварц.

Калинина даже пот прошиб.

— Как оставили, ты же говорил, что ее стерли?!

— Да не ту, другую, под потолком.

— Нет, нельзя же так! — Калинин даже подпрыгнул на сиденьи. — Там же все, от начала и до конца!

— Знаю, — нехотя, почесывая ладонью щеку, ответил Шварц. — Перебрали мы тогда, про нее и не вспомнили. Потом уже, вечером, хватились. Боцман за ней и шел.

— Забыли, перебрали, — капитан раскипятился не на шутку, — а сбросили где? Поди у волнолома?

Шварц чуть пожал плечами.

— У волнолома, у волнолома, — со смешком подтвердил Заза.

— Ну, конечно! Там же камни, веревку перетерло часа за два. Господи, наваждение какое-то, не одно так другое, — тяжело вздохнул, подведя итоги Калинин. А про себя подумал: "И Боцмана убили. Тот хоть думал, прежде чем что-то делал, а этот бык совсем неуправляемый, того и гляди мне шею свернет. Ну зачем я во все это влез, зачем?!"

Позднее раскаяние милиционера прервал негромкий, с наигранной ленцой голос Зазы.

— Слышь, пахан, раз тот фраер ключики взял, значит, снова сюда вернется.

Шварц покосился через плечо в его сторону.

— Знаю.

— Может, я его здесь подожду?

— Попробуй, — легко согласился Шварц.

Но тут неожиданно воспротивился Калинин.

— Погодите. Ну-ка, — обратился он к Зазе и Шустику, — выйдите, покурите.

Заза было хмыкнул, но Шварц, обернувшись всем корпусом, только глянул на него, и тот нехотя покинул машину. Укрываясь от ветра, они отошли от автомобиля метров на десять и закурили.

— Тоже мне, парижские тайны! — Заза начал закипать.

— Да ну и хрен с ними, — из-за травмы лица Шустик немного гундосил. — Наше дело телячье.

— Не люблю я такие песни из-за угла, — в обычной своей блатной манере продолжил Заза, внимательно наблюдая за тем, как неясно прорисованный в отдаленном свете уличного фонаря профиль капитана о чем-то горячо толкует неподвижному силуэту обращенного к нему вполоборота Шварца. Вскоре их позвали, но Заза уже знал, что хитрый мент, а они с капитаном взаимно не любили друг друга, в чем-то убедил Шварца.

— Тебя подбросить домой? — раздобрился Шварц, обращаясь к Калинину.

— Не надо, сам дойду.

— Какой ты все-таки пужливый, — усмехнулся Шварц. Рядом ощерился в улыбке Заза.

— Береженого бог бережет, — проворчал в ответ капитан.

— А не береженого конвой стережет, — весело, с глумливой ноткой в голосе подхватил Заза. Капитан, сплюнув в сторону, полез из машины под сдержанный гогот трех глоток.

Он и в самом деле смертельно боялся разоблачения. При таких деньгах, что ему перепадали от Шварца, он давно мог купить себе самую роскошную квартиру. Но из-за боязни по-прежнему жил с женой и дочкой в двухкомнатной «хрущевке». Правда, он сменил свой старый «москвич» на седьмую модель «жигулей», но и ту взял с рук и долго потом рассказывал каждому встречному, как ему повезло приобрести автомобиль почти задаром. Он относился к категории людей, которые хитры и изворотливы от страха. В чем себе не отказывал капитан, так это в еде. В последние полгода он стремительно начал прибавлять в весе, вырастая из всех костюмов.

— Стой, — остановил капитана Шварц. Немного помолчал, словно еще решая что-то, но потом сказал: — Ну ладно. Пригоняй этого своего должника, пусть караулит. Я двух тоже уже отправил на всякий случай к спасалке, Санек подсказал. Пусть и твой работает.

Капитан молча захлопнул дверцу и, пригнувшись, шагнул навстречу ветру. Вскоре его фигура скользнула по набережной в сером пространстве начинающегося ночного шторма.

— Ну что, босс, я сажусь с пушкой у спортзала? — спросил Заза, уже зная ответ.

— Да погоди ты! — отмахнулся от него Шварц. — Для тебя тоже дело найдется, и поважней.

— Понял.

— Поехали домой, — велел Шварц Шустику и устало откинул голову на изголовье сиденья, привычным жестом надел черные очки, как бы отгораживаясь от всего мира. Эта ночь даже ему далась нелегко. Слишком много приходилось думать и решать, заниматься тем, что всегда за него делал Боцман.

16

Собаки по-прежнему не унимались.

"Похоже, там никого нет", — окончательно решил Стриж и, уже не таясь, слез с тополя и подошел к забору. Вскарабкавшись на него и вызвав этим у овчарок совершенно неистовый приступ ярости, Анатолий еще раз осмотрелся. Он запросто мог бы перестрелять собак, но это сразу бы переполошило вернувшихся хозяев. Еще с тополя он заметил, что ветви гигантского платана во дворе нависают над забором, а с другой стороны заканчиваются совсем близко от выпирающего сбоку балкона. Примерившись, Стриж подпрыгнул вверх и чуть вперед, уцепился за толстую, прогнувшуюся, но выдержавшую его вес ветку. Отдышавшись, он глянул вниз, на беснующихся собак, и, перебирая руками, добрался до ствола дерева. Здесь он вскарабкался с ногами на мощный спасительный сук и перебрался на другую ветку, растущую к дому.

Она оказалась более толстой, видно было, что ее обрубили, освобождая место особняку. Стриж повис на конце ветки, до балкона осталось не более метра, но как преодолеть это пространство? Он завис, беспомощно крутя головой по сторонам. Пришла в голову и не очень хорошая мысль: "Такую идеальную мишень можно и из рогатки подстрелить". Мысль о рогатке навела его на одно интересное воспоминание. Анатолий улыбнулся, а потом начал раскачивать ветку весом своего тела.

В далеком детстве они вот так раскачивались на прибрежных деревьях, а потом прыгали в Волгу. Навык еще не пропал, вскоре он уже носился вверх-вниз по такой крутой амплитуде, что псы едва не доставали зубами его пятки. В душе Стриж молил об одном: лишь бы выдержала ветка! Наконец, он решился: на траектории, ведущей вверх, разжал руки и, развернувшись в воздухе лицом к балкону, полетел вперед. Все-таки он чуть-чуть не рассчитал, его ударило ногами о перила. Вдобавок, столкнувшись с препятствием, голова и туловище резко скапотировали вниз, и Анатолий здорово треснулся головой об пол.

— Хреновый из меня, однако, Тарзан получился, — пробормотал Стриж, со стоном поднимаясь с пола.

Действительно, ударься он о перила немного повыше, могло серьезно пострадать его мужское достоинство.

Хромая, Анатолий добрался до балконной двери. В отличие от обычных, эта была со встроенным в круглую ручку замком. Не сильно надеясь на успех, Стриж повернул ее и оказался в доме.

— Это ж надо, — пробормотал он, — так просто.

Отодвинув тюль, он проковылял дальше, на каком-то столике нашарил лампу, щелкнул выключателем. Розоватый свет неярко высветил помещение. Похоже, что он оказался в спальне. На это прежде всего указывала безразмерная квадратная кровать с низенькой спинкой резного дерева. Весь пол был застлан светло-коричневым паласом с длинным ворсом. На стене висела огромная фотография голой девицы в самой что ни на есть вульгарно-зазывающей позе. И очень заинтересовала Стрижа в этой комнате видеодвойка на подвижном столике с небольшим рядком кассет на нижней полке. Он подошел, нагнулся, перечитал названия фильмов. Все они не позволяли усомниться в жанре кинопродукции — порнуха. Выключив свет, Стриж прошел в соседнюю комнату.