- Твое имя? - спрашивает Рюсин девушку.

- Юри.

- Очень хорошо, Юри. Очень хорошо, - как будто, если бы ее звали как-то иначе, то дела пошли бы хуже. "Очень плохо, очень плохо", - покачал бы головой Рюсин и застрелил бы девушку. - Нам необходима твоя помощь, Юри. Небольшое содействие, сотрудничество. Ты понимаешь, Юри?

Главное - чаще произносить ее имя. Личное обращение устанавливает доверие. А им очень нужно ее доверие после того, как Тэнри пришлось стрелять.

- Что с людьми? - спрашивает Юри.

- Пока все в порядке, - лжет Рюсин. - Мы их только припугнули.

Лучше тебе в это поверить, шепчет смертоносная машинка, лучше тебе в это поверить, Юри. Юри ни на грош не верит подонку с пистолетом. Не верит его близко посаженным глазам, словно облизывающих ее с макушки головы до кончиков пальцев ног. Страшно. Очень страшно. Но ненависть еще сильнее. Подонки. Отморозки. Твари. Маленькие, грязные твари. Ты хочешь моего содействия? Сотрудничества? Ладно. Глупо было бы не согласиться. Против смерти не пойдешь. Слишком уж в неравном они положении. Но ведь ситуация быстро меняется? Она, ситуация, - как погода в стремительно сужающемся анима-коридоре. Мир техиру все равно возьмет свое у мира анимы.

- Что мне нужно сделать? - Юри смотрит на увальня с пистолетом.

- Отвлечь внимание, - говорит увалень. - Мы хотим нанести частный визит господину канцлеру, но телохранители...

- Я должна раздеться?

- Зачем? - удивляется увалень.

- Придурок, - нежно говорит Юри. - Когда я войду в апартаменты господина канцлера с двумя вооруженными идиотами на хвосте, то как иначе я смогу их отвлечь?

Рюсин на "придурка" не обижается.

- Раздевайся, - разрешает он.

Тэнри начинает смеяться.

20

Они идут по коридору вдоль запертых кают. Впереди - Юри в трусиках и лифчике, позади нее - Рюсин, замыкает шествие Тэнри.

- Господин канцлер будет рад нашему визиту, - сказал Рюсин в голую спину девушки. - Мы давно не виделись.

- Он ваш дедушка? - говорит Юри. Нагота почти стесняет, но злость - сильнее. Любуйся, ублюдок, любуйся, прилипни своими похотливыми глазками к моей спине, прилипни так крепко, чтобы не обращать внимания на мои руки. Мои руки должны быть свободны... Тогда мы будем на равных, уж поверь рыжей красотке Юри.

- Почти, - говорит Рюсин. - Близкий родственник. По материнской линии.

Неужели у таких ублюдков есть матери? Юри еле сдерживается, чтобы не сказать это. Незачем злить мальчиков, мальчики и так расстроены. Что-то у мальчиков пошло не так, как что-то не так происходит за бортом "Альбатроса". Пол подрагивает, дергается, дирижабль замедляет ход. Видимо, совсем плохи дела. И никого в коридоре. Ярус для Очень Важных Персон. Поднимаешься по небольшой лесенке в несколько ступенек и оказываешься в круглом холле. Никого нет. Идиоты. А еще называются телохранителями! Пьют дармовую водку и режутся в карты.

- Теперь что? - раздраженно спрашивает Юри, но ответа нет. Она оборачивается.

Пустота.

Ублюдки испарились.

Это настолько неожиданно и необъяснимо, что Юри на мгновение кажется - все происходит во сне, бессмысленном, страшном сне после длинной, изнурительной вахты. Скользят смутные тени, выплывают из темноты полузнакомые лица, которые сменяются яркими обрывками какой-то прошлой или вообще ненастоящей жизни. Сон. Морок. Наваждение.

Юри пятится от лесенки и прислоняется спиной к двери. Нащупывает ручку и замирает. Но тишина остается тишиной, а пустота - пустотой. Пальцы обхватывают стылый металл, плотнее, еще плотнее, так, чтобы кончики ногтей коснулись ладони. Может быть, стоит постучать? Сжать кулачок, трижды ударить по красному дереву и жалобно проблеять: "Это я - Юри! Отвернитесь, пожалуйста, я - голая!" Со стороны происходящее кажется ужасно смешным. Посмотрел бы на нее Идзуми. Обхохочешься. Юри всегда отличалась повышенной добросовестностью в деле несения службы. Если капитан приказывает снять галстук и расстегнуть две пуговицы на блузке, то добросовестная Юри вообще раздевается. До нижнего белья.

Юри сжимает кулачок и трижды ударяет по двери. Достаточно. Этикет вежливости соблюден. Теперь поворот ручки, щелчок замка, и можно сделать шаг назад, продавливая дверь голой спиной. Шажок, еще шажок. Изнутри тянет застоявшимся запахом ароматических палочек и алкоголя... Как Юри и думала. Бездельники.

У Юри возникает нехорошее предчувствие, что в открытую ею дверь сейчас ворвется целая толпа сопляков-подонков, невесть как пробравшихся на борт, сметут ее, опрокинут на пол, наступая на руки и лицо ботинками на толстой подошве, и затеют веселую перестрелку с опухшими от бесконечной выпивки и игры в карты телохранителями. Ей ясно видятся несчастные небритые рожи, сонные глаза и распущенные рты охранников господина канцлера. Профессионалы, минуй вас анима!

Юри быстро проскальзывает в образовавшуюся щель, захлопывает дверь, поворачивается и тихо говорит:

- Привет, мальчики!

21

- А она долго, - пробормотал сквозь зубы Идзуми и было непонятно к кому это относилась - к Юри, ушедшей успокаивать господина канцлера, или к приближающейся буре.

Руки вспотели от напряжения, потому что нет ничего хуже, чем ждать, но коварная непогода пока еще щадила "Альбатрос", а точнее - оставляла его сладкое. Уж он-то, Буревестник, хорошо изучил повадки своих "подружек".

Давление в анима-коридоре продолжало снижаться, и Идзуми точно наяву видел, как истончается, бледнеет идеально прямая ниточка, соединяющая Киото и Хэйсэй, воздушная дорога, проложенная между двумя мир-городами через мертвые земли. Хотя, почему мертвые? Разве смерть - не часть жизни? Разве одно может существовать без другого? А в мире техиру нет даже смерти. Ничто. Бугристая пустота.

- Кэп, - позвал Идзуми, - кэп, что будет, если мы потеряем коридор?

- Заткнись, - вежливо ответил Танаки. - Делай свое дело.

- Мне просто интересно.

- Спроси о чем-нибудь другом.

В наушниках завывал все тот же ветер. Нет связи. Поверхностное натяжение коридора теряет устойчивость. Хорошо сейчас Киндзабуро. Сидит в своей башне, следит за приборами и весело командует: "Продолжаем сокращение подачи энергии! Танаки - ас, Танаки и через техиру долетит!"

Открылась дверь. Юри? Нет, Пако.

- Капитан, вам что-нибудь принести?

- Как пассажиры?

- Пока крепятся. Но запас гигиенических пакетов на исходе.

- Коньяк сейчас бы не помешал, - мечтательно сказал Идзуми.

- Значит, коньяк? - переспросил Пако.

- Отставить, - прорычал Танаки.

И тут за них взялись крепко. Словно чья-то могучая рука обхватила "Альбатрос" и слегка подкинула вверх, а затем дернула вниз, и Идзуми обвис на ремнях, потому что та же самая могучая, но невидимая рука со всего размаха ударила в висок, разорвала на части и принялась жонглировать, а веселая Юри стояла во тьме и хлопала от восторга в ладоши, а хмурый Танаки рычал до тех пор, пока не превратился в тигра, но затем пошел дождь, и Буревестник летел рядом с "Альбатросом", равнодушным птичьим глазом наблюдая, как неведомая огненная тварь распахнула колоссальную глотку, готовясь принять в свой пылающий желудок дирижабль, а внизу, в прорывах, в расщелинах анимы уже видна техиру - мир смерти, царство мертвых, необозримое пространство иссохших человеческих тел...

22

- Привет, мальчики, - повторяет Юри, а мальчики смотрят на нее, и все действительно так, как она себе представляла, - на столике расставлены бутылки, бумажные коробки и пакеты, в которые упакована снедь, а по полу разбросаны карты, раскатились пустые пластиковые емкости из-под воды, в густом ковре даже примостился наполненный чем-то оранжевым стакан, ввинченный, втиснутый в густой ворс для лучшей устойчивости. Карты, виски, два ствола... Только вот стволов гораздо больше, намного больше, потому что телохранители не спят, не режутся в карты, даже не дымят ароматическими палочками, а спокойно, деловито расположились на давно приготовленных позициях с многострельной смертью в руках.