Двое преследователей дышали ей в спину.

Стелла пожалела о том, что Мериад не пожелал возвратить ей лук. Но чего нет, того нет, и она приготовилась встретиться лицом к лицу с опасностью.

Они стремительно настигали ее; расстояние, разделявшее их, сокращалось с неимоверной быстротой.

— Кварт! Юс фалаэн атслед ар йази.

Как же, поговорить! Она прекрасно знала, чего они хотят, даже не понимая значения остальных произнесенных ими слов.

Девушка молчала и упрямо нахлестывала лошадь.

На узкую дорогу, вившуюся между двух полей, одновременно вылетели трое: Стелла и двое ее преследователей. Расстояние между ними было критическое.

Палева, тяжело дыша, взрывала копытами землю; дакирские лошади, закусив удила, зажимали ее в тиски. Один шаг у нее — полтора шага у них.

Впереди маячили спасительные очертания посадок. Принцесса резко вильнула вправо. Дакирцы пронеслись мимо.

Деревья на время укрыли ее, подарили кратковременный отдых измученной лошади, чьи бока вздымались так, будто паруса, наполненные попутным ветром.

Стелла видела, как преследователи кружили вокруг посадок, не решаясь пустить лошадей по прошлогоднему бурелому: они берегли их.

Девушка осторожно выбралась из-за деревьев на противоположной стороне посадок.

Впереди была деревня — она видела скопление темных точек сразу за полем, — где ее ожидал долгожданный отдых и, быть может, спасение, и Стелла смело направила лошадь в ту сторону.

Разумеется, военные заметили ее, погнались за ней, но длинноногость лошадей сыграла с ними злую шутку. Накануне прошел дождь, поле за посадками пару дней назад было заново распахано, и плуг поднял на поверхность глиняные пласты. Кони увязали в глине, теряли много времени и сил на то, чтобы выбраться. Палева, при всех ее сомнительных скоростных качествах, больше подходила для скачек по такому размокшему полю: ее крепкие ноги легче справлялись с грязью, меньше увязали в ней, а, значит, она затрачивала меньше энергии.

И они отстали, оставили девушку в покое.

Возле ручья, пересекавшего долину с запада на северо-восток, Стелла придержала лошадь.

Преследователи остались где-то позади, отчаявшись нагнать беглянку, можно было на время перевести дух.

Принцесса с грустью подметила, что не проедет сегодня больше шести миль, и решила не загонять Палеву из-за такого пустяка.

Там, за горизонтом, ничего хорошего не было. Здесь — тоже, так что можно было спокойно ехать дальше.

Напившись и наскоро отмыв лошадь от грязи, девушка свернула на тропу, ведущую в деревню, живописно раскинувшуюся на склонах невысоких холмов.

Как всегда, ее встретили аккуратные живые изгороди, опрятные домики и окаймленные сточными канавами улочки.

Заранее достав кошелек, Стелла пересчитала монеты — негусто, хватит только до Яне-Сенте, а потом… Она тяжело вздохнула и убрала его обратно. К сожалению, деньги на деревьях не растут.

Солнце, яркий, но уже не горячий диск, медленно, но верно стремилось к встрече с землей. Что ж, придется провести остаток дня в деревне, понадеявшись на то, что никому из ее обитателей не придет в голову донести на беглянку властям.

Выбрав большой дом под тисовой кровлей, она постучала в ворота.

Открыли ей не сразу. Сначала заворчал сторожевой пес, затем послышались шаги, на несколько минут воцарилась тишина, которую, наконец, нарушил вопрос:

— Хан?

Стелла растерялась: она не могла вспомнить ни одного дакирского слова и теперь судорожно перебирала в памяти фрагменты разговоров с разными людьми, где речь шла о дружбе.

— Хан? — настойчиво повторили за воротами. — Юс вер амаран энемалас.

— Мие налек, — выдавила из себя принцесса и тут же перешла на язык путников. — Вы не могли бы приютить меня за ночь? Если хотите, я заплачу. Поверьте, я не доставлю вам неудобств!

— Хан вред йоз?

— Я не понимаю по-дакирски, я грандванка.

Грандванка, конечно, не самая лучшая идея, но кем она еще могла назваться? Во всяком случае, к грандванцам здесь, кажется, относятся лучше, чем к сиальдарцам.

Ворота отворились, и в образовавшуюся щель выглянул паренек лет тринадцати с забавным чубом, падавшим на левую бровь. Он пристально оглядел ее и крикнул:

— Сурша!

К нему вышла девушка постарше с маленьким ребенком на руках; малыш прижимал к груди деревянную лошадку. Она вопросительно взглянула на брата; одна бровь забавно поднялась кверху.

— Ани гала ар даг и даман. Зви ие ив хазес? — спросил мальчик. — Шре вер след дакир.

— Мие атслед ар шрен. Гант.

Мальчик с чубом покорно скрылся во дворе. Ему было интересно, хотелось остаться, но он боялся ослушаться сестру.

— Что Вы хотели? — Дакирка крепче прижала к себе ребенка. — В нашей деревне редко встретишь таких гостей.

— Я всего лишь хотела переночевать.

— В доме, думаю, найдется место, только, — улыбнулась она, — у нас очень шумно.

— Нестрашно. — Она так устала, что способна заснуть под любую какофонию.

— Тогда я переговорю с матерью. Подождите, я скоро вернусь.

Стелла начала нервничать. Честно говоря, она никогда не любила ждать, взрывалась по пустякам — а тут эта бесполезная беготня от младшего к старшему… Нет, в соседней губернии к ней, определенно, относились радушнее, хотя понятие гостеприимства в Дакире всегда было своеобразным.

Принцесса уже хотела уйти, попроситься на ночлег в другой дом, когда ворота снова отворились, и дакирка в светлом платье без рукавов принялась отгонять рвавшуюся с цепи косматую собаку и, заодно, путавшихся под ногами кудахтавших кур.

— Милости просим! — Она виновато улыбнулась и крикнула детям, столпившимся на пороге дома: — Гант и бренке рандаренес шаеф: шре эсдаик эс ранк. Юсе шаеф виджик, — дакирка обернулась к Стелле, — ве шаефик. Вред йоз эсдаур?

— Я уже объяснила Вашему сыну, что не говорю по-дакирски. — Принцесса спешилась и привязала лошадь к коновязи.

Во дворе пахло сеном и печеными яблоками, этот запах напомнил о том, что неплохо бы подкрепиться.

— Вы, должно быть, грандванка? — разочаровано спросила хозяйка.

Интересно, сколько раз придется им объяснять, что она грандванка и не говорит по-дакирски?

— Да, грандванка, — терпеливо подтвердила девушка. — Это плохо?

— Нет, все в порядке! Прошу в дом, хостес. Дочка, наверное, уже накрыла на стол. Отдохните, поешьте, а там сговоримся о цене.

Стеллу проводили в большую комнату с закопченным потолком; трое детей уже накрыли на стол. Для гостьи под тарелку было специально постелено полотенце.

Хозяйка, женщина лет сорока, смуглая, с наскоро прибранными волосами, казалось, не была рада появлению принцессы: при взгляде на нее верхняя губа слегка недовольно приподнималась. Но на словах она оставалась любезной и почтительной.

Отослав старшую дочь, Ингу, готовить для гостьи постель, а сына Росса — задавать корм Палеве, хозяйка вместе с младшей дочерью Биркой (ее полное имя было Бирикильда) принялась хлопотать вокруг Стеллы.

Из соседней комнаты послышался шум и громкий крик Инги:

— Кинги, мие атбит йозе! Вер следал мие йоа, дзан йоз вер такен йет?

Хозяйка — ее звали Фирра — поморщилась и, извинившись, вышла.

Где-то в доме закричал ребенок, обиженно, недовольно, закричал и тут же умолк.

Бирка вжала голову в плечи и с опаской покосилась на дверь.

— Что с тобой? — Принцесса заметила, что девочка чем-то взволнована. — Кто это кричал?

— Миеф жалко базес, братика моего, Вендира. — Бирка старалась говорить на языке путников, но постоянно вставляла в разговор дакирские слова. — Йето шор кричал.

— Скажи, почему твой старший брат говорит только по-дакирски, а ты знаешь другие языки?

— Меня харефы научили, только маят говорит, что нужно разговаривать только по-дакирски. Прошу, — девочка оглянулась на дверь, — не говорите ей, что я с Вами разговаривала.

— Хорошо, не скажу. — Странно, почему мать запрещает ей говорить на языке путников, ведь сама она его знает, да и в других деревнях на нем без проблем разговаривают. Ну, не без проблем, но говорят. — А маят — это мать?