— Я не убиваю друзей, — с жаром возразила Стелла. — Что бы я ни случилось, я никогда этого не сделаю!

— Во-первых, никогда не говорите «никогда», а, во-вторых, не все друзья оказываются друзьями, некоторые прячут волчью сущность под овечьей шкурой.

— Значит, по-Вашему, есть вещи, ради которых нужно переступить через личные отношения?

— Разумеется. Вы прежде всего лиэнская принцесса и только потом все остальное. Интересы и благо страны для Вас должны стоять на первом месте.

— Как у Вас?

— Безусловно. Все остальное для меня неважно.

— Но зачем Вам нападать на Грандву, Сиальдар? У Вас же огромная богатая страна, насколько я знаю, уж за дядю точно могу поручиться, никто из соседних монархов не наносил Вам оскорблений, не провоцировал на военные действия — так зачем затевать эту никому не нужную компанию?

— Похоже, — усмехнулся король, — политика для Вас — темный лес, вовсе не все в ней лежит на поверхности. Жизнь Вас многому научит, но это будет потом, а сейчас я желаю Вам благополучно добраться до Лиэны и сохранить Лучезарную звезду. И, Стелла, последнее: каким бы сложным ни был выбор, сделайте его, не оглядываясь, холодно и расчетливо.

— Вы знаете, что случится в будущем? — Принцесса подняла на него удивленный взгляд.

— Не знаю, но догадываюсь. А мой совет постарайтесь запомнить, может быть, он спасет Вас.

— Запомню. Я и Вам желаю всего хорошего, но…

— …но то, что хорошо для меня, плохо для Вас, — вместо нее закончил Валар. — Все равно спасибо. У Вас замечательное сердце.

Король поцеловал кончики ее пальцев; рука девушки дрожала.

— Надеюсь, Вы довольны, а все формальности соблюдены. Йет фатара, дарунта, шре вер паэран юсан фалаэрас. Виалет!

Он тронул поводья, но Стелла окликнула его:

— Я хочу, чтобы Вы знали, что я не держу на Вас зла, что благодарна Вам за все, что Вы для меня сделали, и хочу, очень хочу, чтобы…

— Слишком много слов, — покачал головой дакирец. — К чему Вы себя мучаете, просто скажите: «Прощайте!»

— Нет, до свидания. Арика!

Король слабо улыбнулся и скрылся в редеющем влажном тумане. Больше она его не увидит. Или, когда увидит, пройдет много лет, за которые она многое переосмыслит, переиначит, расставит по полочкам. А теперь Стелла осталась один на один со странным чувством от невысказанных слов, от вновь сгустившихся полутонов, оттого, что она опять запуталась, снова оказавшись в самом центре лабиринта, казалось бы, найдя выход, с сознанием того, что он не сказал ей что-то очень важное.

«Дакирцы всегда лгут», — старая добрая истина, как всегда, оказалась права. Но зачем было лгать?

Несмотря на статус самой разыскиваемой шпионки, принцесса благополучно добралась до Комарго.

Первым, что она увидела, были лодки, покачивающееся на воде со спущенными парусами. Трофенар издавна считался самым быстрым средством передвижения для жителей северо-западной Дакиры, поэтому недостатка в разного рода лодках не было не только в Комарго, но и в самой захудалой деревушке.

Возле городских стен толпились люди, ожидая часа открытия ворот. Странно, обычно их не запирают, наверное, это из-за начавшихся военных действий. Девушка пристроилась рядом с одной из повозок; очень хотелось есть, а запасы провизии закончились.

Наконец двое стражников отворили ворота, и толпа хлынула в город. Стелла постаралась затеряться в общей массе и, лавируя в людском потоке, мечтала только об одном: найти какой-нибудь трактир. Ей повезло, и вскоре она дожевывала яичницу в темном углу таверны, запивая ее второсортным молодым вином, светлым и кислым.

Между столов расхаживали знакомые девушке по Ячимару размалеванные дакирки в дешевых позолоченных побрякушках. Собственно, это были не совсем дакирки, а полукровки с ашелдонскими корнями; настоящие дакирки никогда не опускались до подобных заведений и, подобно Витале из Архана, заводили собственные «дома свиданий».

Широко улыбаясь, девицы подсаживались к посетителям и гадали за мизерную плату. Одна из них по просьбе толстого человека в синем камзоле затянула грустную балладу, в которой повторялись два слова: «дарбар», то есть «смерть», и «амар» — «любовь». Стройный хор голосов подхватил незатейливую мелодию, и вскоре весь зал наполнился рыдающими звуками флейты и куплетами такой же печальной песни.

Принцесса не понимала слов, но слезы сами собой навернулись на глаза; сердце защемило, а в голове возникла мелодия, которую наигрывал на вине Маркус, когда она уезжала из Скали.

В таверну вошла женщина с водопадом вьющихся русых волос по плечам. Несмотря на наряд, схожий с одеждой наводнивших помещение гадалок, она разительно отличалась от них не только нетипичной внешностью, но и походкой. Женщина шла медленно, горделиво вскинув голову, не обращая внимания на одиночные реплики посетителей.

Остановившись у одного из столов и жестом отвергнув предложенное вино, она ударила рукой по дереву:

— Разве так поют «Дарбар амар»? Чтобы спеть, нужно всем сердцем прочувствовать каждое слово, пропустить слова через свою душу, а вы поете так же бездарно, как моя сестра Селина.

Стелла чуть не поперхнулась: она в нарушительнице спокойствия одну из колдуний, встреченных на пути из Супофесты в Дайану.

Разумеется, она и шла по-другому, и вела себя по-другому: между ней и промышлявшими в кабачках девицами была целая пропасть. Колдунья могла быть бедна, могла промышлять гаданием, но никогда бы не поставила себя на одну доску с ашелдонскими попрошайками.

Песня оборвалась; певицы в страхе разбежались по углам. Похоже, им было известно о роде занятий этой женщины.

— Раз уж ты знаешь, как нужно петь «Дарбар амар», порадуй нас своим искусством, Сафия. Я заплачу тридцать талланов. — К ней обращался человек в темном плаще, почему-то напомнивший принцессе военного.

— Ты всегда был скуп, Уфин, — обернувшись к нему, фыркнула Сафия, — даже служба у Вильэнары не сделала тебя щедрее. Пятьдесят.

— Сорок, ради твоих прекрасных глаз.

— Оставь свои сомнительные комплименты при себе. Пятьдесят, и не талланом меньше.

— И ты споешь?

Она наклонилась к нему и, почти касаясь волосами его лица, ответила:

— Всю душу выложу и заберу твою.

Дакирец выложил монеты на стол и потянулся рукой к ее щеке. Сафия со смехом отпрянула и, обойдя стол, присела рядом, творя какое-то заклинание.

Зал захолустной таверны преобразился, превратился в сцену для одной актрисы. Свет сфокусировался на Сафии, погрузив все остальное пространство в торжественную темноту; под потолком разлились надрывные звуки дуэта флейты и лютни.

Кружась, заплетаясь в спирали, звуки окутали залу и, разом устремившись вниз, слились в одно целое с голосом певицы. Надо отдать должное дакирке — она действительно умела вынуть пением душу, заставить пустить скупую слезу взрослых мужчин, окунуть женщин в пучину тоски, накрыть волной рыданий, тягостных переживаний, болью потерь и несбывшихся надежд. Сердце сжималось в комок, кровоточило, будто именно его обладатель или обладательница оказывались на месте героев баллады, и с последним аккордом разбивалось вдребезги.

Нет, она не просто пела, она чувствовала то, о чем поет, не пела, а проживала жизнь, рассеченную на части растоптанными мечтами, несчастной любовью, отчуждением, предательством и отчаяньем.

Пение Сафии завораживало; все взгляды были прикованы к ней. А Сафия едва заметно улыбалась, грустно улыбалась.

Принцесса подумала, что колдунья пела о своей несчастной любви, о своем разбитом сердце — так искренне лилась история из ее уст.

Сафия замолчала, а зал еще долго не мог придти в себя.

— Это стоило пятидесяти талланов, даже ста, — прошептал Уфин.

— Если хочешь, можешь добавить, — усмехнувшись, ответила колдунья.

— Ну вот, ты опять вернула нас в подлунный мир! В таком случае, расскажи, почему ты вдруг оказалась в Комарго.

— Мне нужны деньги, война совсем нас разорила. — Сафия налила себе вина и сделала пару глотков. — Селина все еще варит свои зелья: она хочет увидеть в них рыжую девушку и получить за нее награду, а я приехала сюда, чтобы попросить тебя о помощи.