— Чтобы действовать, нужны люди, — скептически заметил Осней, — а их я из воздуха делать не умею.

— С Божьей помощью они у нас будут. Придётся отступить, чтобы пополнить ополчение.

— Да уж больно народец здесь своенравный! — вздохнул граф. — Они ведь ни за что воевать не пойдут, а вот валлийцам продать могут.

— А вешать Вы их не пробовали? Именем короля? После этого люди становятся сговорчивее. — Норинстан заметил какое-то движение и привстал на стременах. — Глядите-ка, никак эти черти не угомонятся. Эй, Гвен, — обернулся он к капитану своих арбалетчиков, — прошей шкуры вон той парочке, что так бесстыдно разгуливает у нас под носом!

Приглядевшись, Осней тоже заметил валлийцев. Вооруженные длинными луками, в простой шерстяной одежде, они неторопливо спускались с холма, размахивая какой-то грязной тряпкой. За плечами у одного из них покачивался мешок. Заметив арбалетчиков, они остановились. Один взялся за лук, другой энергично замахал белым полотнищем.

— Чего им нужно, паршивцам? — Гвен вопросительно посмотрел на командира: стрелять или нет? Норинстан медлил, выжидая. Их двое, убить их они всегда успеют. А убить хотелось.

— Сайс, у нас для вас подарочек! — Валлиец с хохотом бросил мешок под ноги лошадям.

Один из солдат нагнулся и достал из мешка ослиные уши.

— Убить! — прорычал Роланд, дав шпоры коню. Валлийцы уже успели преодолеть часть пути до гребня холма, но он знал, что без труда опередит их. Опередит и отрежет им языки и уши. А после повесит.

— Граф, остановитесь, это ловушка! — Осней с трудом удержал своего спутника от необдуманных действий. — За этим холмом их, наверняка, целое множество.

— Плевать, я их всех прикончу! Пустите меня, граф, или катитесь ко всем чертям! — Норинстан с досадой следил за тем, как две темные фигурки ускользают от него. — Стреляйте, стреляйте же, дьяволы!

— Хотите отправиться вслед за Монтегю? — покачал головой Осней, смело ухватив коня Роланда под уздцы. — С нас хватит, граф, остыньте.

Вперившись взглядом в убегающих валлийцев, Норинстан бормотал проклятия. Он знал, что граф Вулвергемптонский прав, но желание мести было слишком велико, и граф не удержался от победного возгласа, когда один из валлийцев покачнулся и, упав, скатился вниз по склону холма.

Дэсмонд Норинстан чувствовал себя бездельником. Это проклятое ранение сначала приковало его к постели, а затем лишило возможности принимать участие в небольших карательных вылазках против валлийцев. Пустяшное ранение, царапина — и столько хлопот!

От нечего делать он целыми днями слонялся по монастырю, выходя за его ворота, крутился возле солдат, пытаясь узнать у них последние новости. Старшего брата Дэсмонд видел редко, а если и видел, то поговорить не получалось — Роланд устало отмахивался от него и либо, наскоро приведя себя в порядок, уходил на очередной военный совет, либо заваливался спать. Дэсмонд смутно догадывался, где и зачем пропадает целыми днями его брат — рана, нанесенная смертью Монтегю, была ещё свежа, а Роланд Норинстан был не тем человеком, который умел прощать.

Как-то само собой получилось так, что Дэсмонд сблизился с Клиффордом де Фарденом. Возле него по вечерам всегда собиралась теплая компания. Кто-нибудь приносил эль, и под стук глиняных кружек велись неторопливые разговоры, жаркие споры, играли в кости. Монахи, конечно, азартные игры не поощряли, но ничего поделать с нерадивыми прихожанами не могли. Они увещевали, жаловались командирам, те, в свою очередь, запрещали своим подчиненным прикасаться к костям. Подчиненные смиренно вздыхали, а вечером опять стучали костяшками в монастырской гостинице.

Дэсмонда в эту шумную веселую компанию привел Гвен, иногда наведывавшийся сюда попить элю.

Удобно устроившись возле стены, Дэсмонд слушал рассказы о героических похождениях одного из приятелей Фардена. Напротив него, боком к рассказчику, сидел Артур Леменор и что-то царапал ножом на столешнице. Ему в кости не везло, поэтому он старался не смотреть на Фардена, который в нетерпении шебаршил костями в мешочке. Уж кому везло в игре, так это Клиффорду!

Потянувшись за кувшином с элем, Дэсмонд пришёл к выводу, что с резкими движениями следует быть осторожнее — рана всё ещё напоминала о себе. Подавив приступ боли глотком пенного напитка, молодой человек прислушался к разговору. Кажется, речь шла о поимке неуловимой банды молодчиков, несколько лет безнаказанно властвовавшей на дорогах северо-западного Шропшира. На её счету был не один десяток жизни и не одна сотня похищенных фунтов. Нападали они в любое время суток, не делая разбора между крестьянами, рыцарством, торговцами и духовенством. Рассказчик, ярко живописавший злодеяния разбойников, сам стал жертвой их произвола: торговля в его владениях практически замерла. Ему ничего не оставалось, как собрать своих людей и устроить облаву. Она длилась долго, несколько месяцев, увенчавшись кровопролитной стычкой.

— Это ещё что, вот в Палестине… — Дэсмонд живо вспомнил скупые рассказы брата о жёлтых песках и режущем глаз синевой море. Роланд был немногословен, но и его слов было достаточно, чтобы создать в мозгу юноши образ волшебной загадочной страны и суровых героев, сражавшихся за веру Христову. И одним из этих героев был его брат.

— И что Вы знаете о Палестине? — с вызовом спросил рассказчик.

— Может, я и ничего, зато мой брат много о ней рассказывал, — гордо вскинул голову Дэсмонд. — Он был там вместе с королем.

Он замолчал, наблюдая за тем, какой эффект произвели его слова. Те, кто сидел здесь, были слишком молоды для того, чтобы сопровождать Эдуарда в последнем Крестовом походе, поэтому уважали и завидовали тем, кто удостоился этой чести.

Они ждали, что он продолжит, но Дэсмонд терпеливо молчал, набивая своему рассказу цену.

— Ну, что Вы тяните кота за хвост? — не выдержав, взвился из своего угла Фарден.

Дэсмонд налил себе еще немного элю и неторопливо начал повествование; сквозь бесстрастность тона время от времени проскальзывали нотки гордости:

— Я уж не буду пересказывать обо всём, что случилось с братом на Святой земле, иначе у настоятеля не хватит ни вина, ни эля, чтобы должным образом почтить его подвиги. Расскажу лишь о том, как он обращал в веру христову назаретян. Но прежде, полагаю, должно восхвалить мужество короля нашего, Эдуарда, пострадавшего за Христа.

Имея сердце доброе и отзывчивое, преисполнившись света Божьего, он решил пролить свет в душу закостеневшего в грехах эмира Яффского, дабы и он мог войти во врата Града Божьего. Эмир, узнав о том, что есть путь истинный, согласился отринуть оковы язычества и отправил к королю своих послов, дабы они возвести о его желании принять христианскую веру. Сир радушно принял их, велев ни в чем им не отказывать. Целыми днями вещали им о достоинствах веры, которую они избрали, просвещая умы их и сердца. Но язычник всегда останется язычником, человеком низким и коварным. Среди послов был человек, которому презренный эмир поручил лишить жизни наихристианнейшего из монархов. Однажды, застав короля одного в его покоях, он бросился на него с кинжалом. Сир, хотя и был тяжело ранен, умертвил убийцу.

— А что Ваш брат, где он был, когда посягали на жизнь помазанника Божьего? — подал голос Артур Леменор.

— Он не говорил мне об этом, но, полагаю, он видел тело презренного убийцы, иначе не смог бы его так живо описать.

— И как же выглядел этот сарацин?

— Темный, с косыми злобными глазками и курчавой бородой. Пальцы у него были скрючены, как у дикого зверя.

— А что Ваш брат? Вы обещали рассказать нам о Назарете, — напомнил Фарден. Мешочек с костями на время был отложен в сторону.

— Мерзкие язычники, населявшие сей город, предали огню великолепную церковь Богородицы и глумились над христианской верой, предавая ужасным пыткам тех, кто исповедовал её. Они пытали их водой, колесовали, разрывали на части лошадьми, требуя отречься от Христа. Видя же, что несчастные умирают, они плевали им в лицо и спрашивали, невежественные: «Помог ли вам Бог ваш? Отчего же он не спас вас от огня и меча?»