Он поискал глазами Оливера и бросил ему тяжёлую связку ключей.
— Уже? — Оруженосец вопросительно посмотрел на сеньора.
— А когда же? — нервозно ответил граф. — Тогда, когда и меня, и тебя прикончат? Ступай и запри все эти чёртовы двери!
Подождав, пока оруженосец уйдёт, Норинстан осмотрелся по сторонам и подошёл к камину.
— Нет, ничего им не достанется! — усмехнулся он, покосившись на сундуки, аккуратно выстроенные вдоль стен. — Как они разозлятся, увидев, что они пусты!
Граф прислушался к приглушённому шуму боя и, взявшись за выступающую голову дракона, повернул её. Что-то заскрипело, и часть стены медленно отошла в сторону, открыв первые ступеньки лестницы. Из подземного хода пахнуло сыростью. Норинстан поднял с пола свечу и смело шагнул в темноту.
— Милорд, милорд, скорей сюда! — раздался из соседней комнаты испуганный голос Оливера.
Граф чертыхнулся, поставил свечу на пол и повернул голову дракона. Вход в подземный ход закрылся.
— Ну, что там у тебя? — сердито бросил Роланд, переступив порог соседнего помещения и остолбенел — в нескольких шагах от него стоял баннерет Леменор.
— Вы? — Брови графа поползли вверх.
Артур отбросил в стороны ножны.
Уклоняться от поединка было бессмысленно и не достойно рыцаря.
Баннерет огляделся и смахнул мечом со стола лампу. Она упала и разбилась; масло разлилось.
— Подходящее место для судебного поединка? — усмехнулся Артур.
— Вполне. Ну, где Ваше Евангелие?
— Вот, — баннерет указал на свой меч. — Теперь сам Дьявол Вам не поможет!
— И Вам пощады не будет, — глухо ответил Роланд.
— Я бы и не стал просить её у такой сволочи! Прежде, чем вспороть Вам брюхо, я должен предложить Вам сдаться.
— Кому? Тебе? Чтобы сдохнуть перед толпой зевак? — рассмеялся граф. — И не мечтай, мразь!
— Тем лучше. Сегодня же я брошу кости лживого мужа баронессы Уоршел собакам!
— И кого же я обманул, бесхребетный ублюдок?
— Святой Георг, да хотя бы свою супругу!
— Супругу? — расхохотался Норинстан. — Да я спас её от брака с прожорливым гнусом! Тебе ведь денег ее хочется, только маленький барон мешает.
— Замолчите! Я люблю её!
— Любишь? — сверкнул глазами Роланд. — Ты, никчёмная падаль, продавшая за золото свою честь? Ты не получишь Жанну!
— Это мы ещё посмотрим. Бог на моей стороне.
— С тобой только Дьявол. — Насмешка исчезла, осталась только ненависть.
Меч Норинстана просвистел в воздухе и, пройдя сквозь звенья кольчуги, вонзился в руку баннерета. Защищаясь, Артур опрокинул стол, укрывшись за ним, как за стеной.
Дрались ожесточённо, не жалея ни себя, ни противника.
Постепенно удары стали наноситься реже, дыхание рыцарей участилось. Они на несколько минут разошлись, чтобы передохнуть. Прислонившись спиной к стене, граф искоса взглянул на кинжал. Виден ли он баннерету? Нет, не виден. Молниеносное движение — и кинжал полетел в баннерета. Удача отвернулась от Норинстана: Артур сумел увернуться, и кинжал лишь слегка оцарапал его. Граф чертыхнулся.
— Я всё сделал, милорд! — раздался откуда-то голос Оливера.
— Подай мне кинжал! — крикнул ему Норинстан.
Не желая стать жертвой чужого соперничества, оруженосец неумело кинул господину оружие. Граф не поймал его, ему пришлось нагнуться. Меч баннерета тут же вонзился ему подмышку, скользнув под кольчугой по левому боку. Роланд вздрогнул и выпрямился, инстинктивно прижав руку к месту ранения. Артур нанёс ещё один удар; Норинстан отразил его и оставил очередную отметину на руке противника.
Оказавшись в более выигрышном положении, баннерет медленно теснил его к стене, скрывавшей в своих недрах подземный ход.
Случайно наступив на пролитое масло, Роланд поскользнулся и больно ударился плечом о каминную полку. Когда он попытался подняться, баннерет изо всех сил ударил его по ногам. Удар пришёлся плашмя и не нанёс желаемой тяжёлой раны, но из-за него граф снова потерял равновесие. Шатаясь, он поднялся на ноги, но вдруг почувствовал, что глаза его застилает белесый туман. Голова кружилась, кожа у плеча горела. На миг перехватило дыхание; пальцы судорожно вцепились в драконью голову.
(«Умереть сейчас, чтобы он за кружкой эля хвастался своей победой?… Я не хочу, я не позволю! Ему — счастье с ней? Ему — жить? Этому гадёнышу… Боже, как темно и холодно!»).
— Забери у Гаретта меч (мёртвому он всё равно ни к чему) и иди сюда. Помоги мне! — крикнул Роланд, поборов приступ дурноты и отразив коварный удар противника.
— Но я не рыцарь! — робко запротестовал Оливер, на цыпочках подбираясь к баннерету с боевым цепом в руках.
— Считай, я тебя посвятил.
Воодушевлённый оруженосец выгадал удобный момент и оставил свою отметину на теле Леменора, сбив его с ног. Перекатившись, баннерет ринулся на нового противника.
Отдышавшись, Роланд повернул драконью голову и шагнул в темноту подземного хода:
— Я тебя ждать не буду, сукин сын!
Проскользнув мимо баннерета, меч которого на излёте успел-таки оцарапать ему щёку, Оливер метнулся к господину. Заскрипела пружина. Сквозь щель затворяющейся двери граф видел искажённое злобой лицо баннерета. Щёлкнул засов.
— Ушёл-таки, подонок! — тяжело дыша, Артур бессильно ударил кулаком по стене. — И этот гадёныш, его оруженосец, тоже смылся! Зато я хорошо разукрасил его господина, крысам будет, чем поживиться!
— Слыхали: этого ублюдка графа убили, — донеслось до Агнессы. Она забилась под самую крышу и с тревогой наблюдала за бродившими внизу солдатами через небольшое отверстие в полу. Убили… Агнесса так крепко сжала пальцы, что побелели костяшки, и нащупала кухонный нож. Они придут, обязательно придут и найдут её на этом заваленном всяким хламом чердаке.
Потянуло дымом.
— Что-то подожгли, — равнодушно подумала Агнесса и встала на колени. Сняв нательный крестик и зажав его в ладонях, она зашептала:
Вечный покой даруй им, Гocподи,
и вечный свет пусть им светит.
Тебе Боже, поется гимн в Сионе,
и тебе дают обеты в Иерусалиме.
Услышь мою молитву: к тебе прийдет всякая плоть.
Вечный покой даруй им, Господи,
и вечный свет пусть им светит.
Помилуй
Господи помилуй.
Христос помилуй.
Господи помилуй.
Голос её постепенно крепчал, становился громче, будто она бросала вызов тем, кто грабил и насиловал внизу:
О, как все вздрогнет когда прийдет судия,
который все строго рассудит.
Труба, разносящая чудные звуки,
через места погребения,
созывает всех к трону.
Смерть оцепенеет и природа.
Когда восстанет творение,
ответит судящему.
— Ребята, глянь, тут девка молится! — Двое солдат проворно забрались на чердак и с нескрываемым интересом уставились на Агнессу, подталкивая друг друга локтями. — Ишь, где схоронилась! А ну задирай юбки, красотка, а то мы тебя вот этим, — один из солдат показал ей перепачканный в саже кулак.
Агнесса встала, плюнула себе под ноги и растёрла плевок каблуком:
— Вот что тебе достанется, мразь!
— Э, полегче, шлюха! — прикрикнул на неё солдат. — Я тебе рожу-то разукрашу, чёртова ведьма!
— Может, я и шлюха, — гордо выпрямилась женщина, — но у меня тоже есть гордость! Да будь я последней тварью на земле, всё равно не стала бы ублажать таких ублюдков, как ты!
Пятясь от наступавших солдат, она с завидным упорством продолжала читать молитву:
Господи, Иисус Христос, Царь славы,
освободи души всех верных усопших от наказаний Ада, от глубокого рва.
Освободи их от пасти льва,
да не поглотит их Тартар,
да не упадут они во тьму.
Но святой Михаил знаменосный представит их в священном свете: как некогда ты обещал Аврааму и семени его.