— Как я заметил, вы левша, — проговорил Чедвик.

— Да. Ну и что?

— Убийца был левша.

— Как и многие люди.

— У вас есть пружинный нож?

— Вот еще. Они запрещены.

— Что ж, рад, что вы знаете законы.

— Слушайте, мы, закончили? Мне еще надо обзвонить массу народу.

— Я скажу вам, когда мы закончим.

Хейс ощетинился, но промолчал.

— Думаю, вы осознаёте, в какое неприятное положение вы попали, — продолжил Чедвик.

— Да любой бы так поступил на моем месте! В наше время надо быть психом, чтобы делать легавым хоть какие-то уступки, особенно если ты чем-то отличаешься от большинства.

— Но в вашем случае это не сработало, не так ли? Я все равно узнал. Теперь нам осталось только найти одного человека, всего одного человека, который видел, как вы покидали зону за сценой и направлялись в сторону леса, пока выступали «Лед Зеппелин». Вы так в себе уверены, вы думаете, что никто вас не видел? Между прочим, все ваше предыдущее вранье мы раскрыли. Почему бы нам не уличить вас и на этот раз?

— Я не выходил из зоны за сценой и не видел, как оттуда выходит Линда.

— Мы заново допросим всех охранников и вообще всех, кто только мог там находиться. Вы уверены, что хотите придерживаться именно этой версии?

— Я не выходил из зоны за сценой. Я не ходил в лес.

— Что вы сделали с ножом?

— Да это бред какой-то! Не было у меня никогда никакого ножа.

Чедвик выложил ладони на стол — жест, которым благоразумный человек открывает свои карты.

— Видите ли, мистер Хейс, я предъявляю вам обвинение не потому, что вы особенный. Честно говоря, я не думаю, что вы так уж отличаетесь от других мелких преступников, с которыми я имел дело. Вы просто в другом наряде, вот и все. Почему бы вам не облегчить нам всем работу и не рассказать мне, как это случилось?

— Я требую, чтобы сюда был вызван мой адвокат.

— А что вы можете сказать о Тане Хатчисон? К ней вы ведь тоже пытались подъехать, верно?

— Я больше ни слова не скажу.

— Но на самом деле вы хотели Линду, не так ли? Линду, которая казалась такой недоступной. «Неприкосновенной». Вы ведь употребили именно этот эпитет? Она была такая красивая. И думала, что вы для нее недостаточно хороши, да? Даже ваши деньги и контракты со знаменитостями ее не впечатлили, верно? И как же это случилось? Она забрела в лес. Вы исполнили свои обязанности ведущего, и, когда все погрузились в транс под оглушительные звуки «Лед Зеппелин», вы направились за Линдой в чащу. Она снова отказала вам, и это переполнило чашу вашего терпения. У нее были месячные. Она вам об этом сообщила? Вы подумали, что это просто отговорка? Что вы ошибались. Это была правда. Может быть, вы были под кайфом? Может быть, принимали наркотики? Вероятно, вы заявите, что не отвечали за свои действия. Но, так или иначе, она в последний раз повернулась к вам спиной. Вы обхватили ее сзади и закололи. Потом, осознав, что натворили, вы сообразили, что вам надо запутать след. Это была неуклюжая попытка, но в тот напряженный момент вы не могли выдумать ничего лучше. Вы подошли к краю поля, тут вам повезло: вы смогли незаметно стащить спальный мешок, и тело еще не обнаружили, когда вы к нему вернулись. Вы засунули ее в спальник — очень небрежно, должен добавить, и это стало для меня первым указанием на то, что убили ее не в нем — и вытащили ее на поле. Пока внимание всех присутствующих было сосредоточено на сцене, вы положили спальник у самого края толпы зрителей и поспешили вернуться к своим служебным обязанностям. Думаю, операция не заняла много времени. Оставалась ли у вас на руках кровь, надо ли их было долго отмывать? Не думаю. Вы их вытерли о листья, а потом сполоснули в ручье. А на одежде у вас осталась кровь? Ну, это мы всегда можем проверить. Где вы спрятали нож?

Пока Чедвик говорил, Хейс все больше бледнел.

— Одно дело — обвинить меня во всем этом, — проскрежетал он наконец, — но совсем другое дело — доказать.

— Все, что нам нужно, — один-единственный свидетель, который видел бы, как вы покидали зону за сценой в соответствующее время.

— И несуществующий нож.

Умно, подумал Чедвик. Нож очень помог бы, особенно если бы на нем обнаружились отпечатки пальцев Хейса и кровь Линды Лофтхаус. Но бывало, что обвинение строили и на меньших основаниях — и выигрывали дело. Ради присяжных Хейс может подстричься и надеть костюм, но его все равно будет видно насквозь.

Чедвик наклонился вперед и снял трубку с телефона Хейса.

— Сейчас позвоню в управление полиции Вест-Энда, — объявил он, — и мы моментально получим ордера на обыск вашего офиса, вашего дома и всех прочих мест, где вы за эти две недели проводили больше десяти минут. И если там есть хоть какие-то следы крови Линды, мы их найдем, уж поверьте.

— Валяйте, — произнес Хейс, но ему плохо удавалось изображать уверенность. — А пока вы этим будете заниматься, я вызову сюда своего адвоката и предъявлю вам обвинение в незаконном аресте.

— Я вас не арестовал, — заметил Чедвик, набирая номер. — Пока еще нет.

— Да, я знаю, что такое этот мандракс, — сообщил Бэнкс, когда они с Энни вечером того же дня сидели в «Квинс армс», попивая пиво, — они были не при исполнении.

В баре стоял шум: было полно людей, зашедших пропустить глоток после работы, а также тех, кто никогда не работал и торчал тут целыми днями, главным образом крикливых подростков, отпускавших похабные шуточки за бильярдным столом в задней части бара. Бэнкс уже говорил Сирилу, хозяину заведения, что тот сделал большую ошибку, поставив здесь бильярд, но Сирил отвечал, что вынужден шагать в ногу со временем, иначе молодежь уйдет от него в «Дак», или в «Дрейк», или в «Ред лайон». Вот и хорошо, избавились бы от них, подумал Бэнкс. Впрочем, это ведь не он зарабатывал себе на жизнь содержанием бара.

Вслушиваясь в мешанину различных акцентов, вплетавшихся в местный говор, Бэнкс размышлял о демографических переменах, происходящих в Долинах. Да и молодежные проблемы в Иствейле становились все серьезнее. Это замечали все, об этом писали в газетах, об этом спорили члены муниципального совета и члены парламента от здешних мест. Вот почему возник проект «Полиция помогает общественности», куда перевели Гэвина Рикерда: предполагалось вести учет нарушителей спокойствия и делиться этой информацией с соседними районами.

То, что управление полиции располагалось на краю рыночной площади, похоже, никак не влияло на поведение пьяных хулиганов, которые безумствовали тут каждую субботнюю ночь после закрытия баров и оставляли на этих древних булыжниках мусор, битое стекло, а иногда и истекающее кровью человеческое существо. Наутро владельцы магазинов и пабов, расположенных в центре города, отскребали следы рвоты и вставляли стекла — это стало привычным зрелищем для жителей Иствейла, идущих в церковь воскресным утром.

— Мандракс — это мощное седативное средство, — объяснил Бэнкс. — Снотворное в таблетках, его любовно называли «мэнди». В семидесятые оно было распространено и вполне доступно.

— Если это снотворное, от него ведь должны были просто засыпать — и все? — спросила Энни.

Бэнкс отхлебнул «Блэк шип»: он решил позволить себе одну-единственную пинту, перед тем как сесть за руль и отправиться домой.

— Фармацевты так и предполагали, — ответил он. — Но штука в том, что, если смешать таблетки с выпивкой и переждать первые волны сонливости, они вызывают легкий, мягкий кайф. Особенно подходит для секса. Вероятно, именно поэтому Робин Мёрчент был голый.

— На самом деле?

— Что?

— Они годились для секса?

— Не знаю. Я всего раз в жизни принял две такие таблетки, а девушки у меня в тот момент не было. Я просто заснул.

Энни похлопала его по руке:

— Бедный Алан! Итак, Мёрчент направлялся на любовное свидание. Или же это была посткоитальная прогулка?

— Что об этом написано в деле? — поинтересовался Бэнкс.

— В деле об этом многозначительно умалчивают. Никто не признался, что с ним спал. Конечно, если он всю ночь пролежал в воде, патологоанатому было трудно определить, занимался ли он перед этим сексом.