Я дошел до этого не сразу: Нино был не единственным, с кем я разговаривал на эту тему. Была старая женщина — украинка, которая приютила меня в своем доме, когда я свалился с воспалением легких (зимы на Украине далеко не так теплы как в Калифорнии). Она много рассказывала об истории совей страны, в том числе и о страшном периоде "Оранжевой революции", когда в ее стране с попустительства американского правительства творился форменный бардак. Таких встреч было много, и поначалу я реагировал так же, как в разговоре с Нино — ершился и пытался возражать. А потом понял, что если Жанинья из Сан-Паулу говорит то же, что Януш из Варшавы, Али из Марокко и еще много кто, значит, доля правды в этом есть. И не маленькая.

Вернувшись тогда из Европы, я перечитал массу исторической литературы, и с тех пор школьные уроки стали для меня пыткой — сначала я пытался спорить, доказывать свою правоту, а потом, поняв, что моя правота никому не нужна, просто игнорировал ту жвачку для слабоумных, которую подсовывали мне как истину в последней инстанции.

Так я делал и сейчас. Смотреть на падающий за окном снег или на старательно что-то выводящую на листе бумаги Джой, было намного приятнее, чем слушать Стивена.

Что происходило между мной и Джой — я не знал. Мы все так же молчаливо кивали друг другу в коридорах, обменивались улыбками, и словно специально (хотя на самом деле случайно) садились рядом в столовой. Но сделать какой-то шаг я боялся, а она… не знаю.

Джой видимо заметила мой взгляд и подняла голову от листка. Улыбнулась. Кивнула. Рахиль перехватила наше переглядывание, сердито фыркнула. Я покраснел и отвернулся.

Раздавшийся стук в дверь заставил отвлечься от этой пантомимы. В класс, как всегда стуча каблуками, вошла Полина Чанг.

— Прошу прощения, Дэниэл, я заберу у вас Рихтера. К нему приехали.

— Конечно, — мистер Стивен кивнул. Я оставил вещи на месте и пошел за директрисой.

— Кто ко мне приехал? Риди? — вопрос был идиотский. Ко мне мог приехать только Дик. Зачем? — Какого…то есть почему?

Полина остановилась и сказала мягко, но с какой-то странной интонацией:

— Лучше, если он расскажет тебе сам, Чарли. И не задавай мне пожалуйста никаких вопросов, я все равно не смогу тебе на них ответить. Хорошо?

— Не слишком-то, — признался я. Она посмотрела виновато.

— Пойдем. Нас ждут.

Раньше, когда я тусовался во всех этих приютах для детей с криминальными наклонностями, Риди меня не навещал. Я всегда подозревал, что он был готов отдать свой годовой заработок тому, кто закроет меня в небольшой комнатке с зарешеченными окнами, и не будет выпускать до самой его пенсии. Какого такого хрена он приперся сейчас, я не понимал в принципе.

Дик в кабинете миссис Чанг был не один. С ним была женщина лет тридцати, темноволосая, и чем-то смутно знакомая. Она была красивой, элегантно одетой, но я почему-то представил ее себе в старых джинсах и футболке…непременно серой. Я ее знал, определенно знал, но за годы моих скитаний по миру я знавал кучу народа, и запомнить лицо каждого было просто невозможно.

— Привет, Дик. Каким… тебя занесло, погода-то нелетная, — поприветствовал я его, — Здрасте, мэм.

Женщина ничего не ответила, а Риди невесело усмехнулся:

— Дела, Чарли, деваться некуда.

— А какие?

— Связанные с тобой, балда, — пояснил он, — Или ты думаешь, что я здесь полюбоваться на лиственницы?

— А почему бы нет? Красивые, триста пятьдесят лет растут, национальное достояние. А ко мне зашел по старой дружбе…

— Заткнись, а, — попросил Риди, — Тут тебя искали и нашли.

Женщина, которая доселе молчала, наконец, подала голос, и я внезапно понял, откуда я ее знаю.

— Здравствуй, Чарли, — сказала она, и я отшатнулся.

Передо мной стояла моя мать.

* * *

Дик нашел меня в парке. Я стоял, задрав голову к небу и мое лицо было мокрым от падающего снега. Я был в одном свитере, в котором выбежал на улицу, и порядком уже замерз. Риди накинул на меня свое пальто.

— Ты в порядке?

— Нет!

— Пойдем в здание. Тебе нужно выпить чего-нибудь горячего.

— Нет! Я не пойду туда, пока она не уберется из школы. И из моей жизни.

— Ты заболеешь и помрешь, — серьезно сказал Дик. Помолчал и добавил. — Она — твоя мать и ничто в мире этого не изменит.

— Она не имеет родительских прав. Пусть катится к чертям! — я был зол, и меня трясло от бешенства, холода и испуга. Больше всего на свете я мечтал о том, что это все сон, просто один из моих постоянных спутников — кошмаров.

— Она тебя нашла. Она искала тебя, значит, ты ей нужен.

Я в упор взглянул на Риди:

— А где она была последние шесть лет, а? Когда меня били? Когда я воровал? Когда подыхал с голоду? Где? Она? Была? Где ее носило, когда ты определял меня в очередной приют, прекрасно зная, что я сбегу оттуда через месяц? А?

Дик сел на скамейку, занесенную первым несмелым снегом. Достал из кармана пачку своего незаменимого "Кэптен Блэка", затянулся и предложил мне. Сигарета грела пальцы, но внутри словно поселился небольших размеров айсберг.

— Я знаю, — проговорил он, — Я сказал ей то же. Но она захотела тебя увидеть. Формально, я не имею права ей препятствовать, а, зная то, как ты к этому относишься, решил поехать с ней. Чтобы никто не натворил глупостей.

— Чего она хочет? — я выдавливал из себя слова силой. Говорить отчего-то было трудно.

— Может быть, вернуть тебя.

— Я не игрушка, которую можно сначала выкинуть, а потом подобрать, постирать и снова ею играться.

— Она — твоя мать.

Я грязно выругался. Стало чуть полегче.

— Передай ей, — попросил я, — что я не хочу ее видеть и знать. Моя мать умерла. Точка.

Дик провел рукой по моим лохмам.

— Тебе пора стричься. С этими своими волосам ты похож на злую девочку, — сказал он ласково, — Я бы хотел такого сына как ты, Чарли, боюсь только это уж больно хлопотно.

— Поэтому она меня и бросила, да? — резко спросил я. — Потому что хлопотно.

От куска льда, что поселился в груди, было больно дышать. Я молчал и Дик молчал тоже.

— Пойдем, — сказал он тихо после нескольких минут тишины, — Не дело это сидеть здесь на холоде.

— Пока она не уберется, никуда я не пойду. Ясно?

— Ясно, — подозрительно покладисто сказал Дик, — Но если ты не тронешься с места, я дотащу тебя до школы силой. Учитывая соотношение твоей и моей массы, сделать это будет легко. Усек? Так что пошли, а с твоей мамашей я сам разберусь.

Когда Риди обещает дотащить вас куда-то силой, лучше не сопротивляться. Я пробовал пару раз — ни черта не вышло. Меня просто сгребли в охапку, перекинули через плечо и даже пикнуть не дали.

Мы уже дошли до крыльца, когда я дернул Дика за рукав свитера.

— Что?

— Не позволяй ей больше сюда приезжать. Скажи, что я ее видеть не хочу, и слышать и вспоминать о ней. Слышишь? Скажи, что ей запрещено это, натрави на нее Полину, соври что-нибудь, но не позволяй! Обещай, мне, Дик, пожалуйста.

Меня, наверное, колошматило, поэтому Риди обнял меня (чего никогда в жизни себе не позволял, да и я бы сопротивлялся таким телячьим нежностям), и я уткнулся лицом в его свитер и попытался сдержать рвущийся наружу вой.

— Обещаю, Чарли, — расслышал я его глухой голос и, наконец, разревелся.

Полина Чанг довела меня до моей комнаты и тихо прикрыла за собой дверь, когда я потерянно сел на кровать. Она не задавала вопросов, не утешала и ничего не говорила. Если быть честным, то я был ей благодарен. Меня знобило и, не раздеваясь, я залез под одеяло, и постарался уснуть. Мне снились какие-то мрачные подвалы, лабиринты и чудовища, от которых я убегал, и проснулся я в холодном поту, оттого что в комнате был включен свет и кто-то, негромко чертыхаясь, чинил сломанную мной еще неделю назад книжную полку.