– Моя мама в Мардзамеми.

– Где?

– В Сицилии.

– А!

Девочка перестала прыгать. Она посмотрела на Антонио с удивлением и даже с уважением.

- О, это очень далеко отсюда! Мы проходили в школе, что Сицилия представляет собой треугольник, расположенный как раз напротив носа сапога Италии, будто мяч при игре в футбол.

- Да, - пробормотал Антонио.

- Значит, никто не сможет приготовить тебе торт и украсить его свечками?

- Я никому не говорил о своём дне рождения, и потом я не знаю, что такое торт со свечками.

- Не знаешь?!

Девочка от изумления вытаращила на него большие чёрные глаза.

- О, но это же торт! Ты знаешь, что такое торт?

Антонио покачал головой.

- Ну, как бы тебе объяснить ... Это огромное пироженное, вот такое.

- Кассата?

- Хорошо, будет по-твоему, назови его кассатой. В него вставляется столько разноцветных свечек, сколько тебе исполнилось лет. Свечи зажигаются, и ты должен дунуть и погасить их все сразу.

- Все сразу? Почему?

- Тогда в этом году исполнится любое твоё желание. А не удастся потушить свечи, - не получишь ничего.

- В таком случае, если бы мне пришлось гасить свечки, я постарался бы потушить их все сразу и получил бы работу.

– Ты хочешь работать?

– Конечно!

– А что ты умеешь делать?

– Я гончар, - не без гордости произнёс Антонио.

– У нас в Лавено много таких фабрик. Одна из них большая-большая. Она рассылает свои товары по всему свету, - заявила девочка.

- По всему свету? - вскрикнул Антонио.

– Мне так сказал папа, - ответила девочка, несколько обескураженная. Дрезинами изделия с фабрики доставляются прямо в поезда, которые ожидают товар на станции.

Внезапно всё вокруг показалось Антонио чудовищным и враждебным: огромные гусеничные машины замешивали глину, в громадных печах обжигались сразу тысячи изделий, и никто не боялся, что разобьётся тарелка или суповая миска получится кривой. Всё здесь было колоссальным, механизированным, холодным.

– Тебе грустно? - услышал он тоненький голосок.

Антонио взглянул на дочку капитана, увидел золотые искорки в её глазах и печально кивнул головой.

- Но здесь есть фабрики и поменьше, намного меньше, - сказала девочка. - Если хочешь, я могу тебя проводить.

Мария взяла его за руку, и они пошли.

Нигде не требовалось рабочих. Под конец Антонио и его провожатая заглянули в совсем крошечную мастерскую. Хозяин её, старичок, в чёрном переднике, на носу очки в металлической оправе, с минуту почесал свою круглую лысую голову, потом сказал:

- Сейчас я не могу тебя взять, но, возможно, ты мне скоро понадобишься: мой помощник уходит в солдаты. Заходи, - хорошо?

Однако каждому нужна работа сейчас, сразу, немедленно. От «сейчас» до «потом» можно прийти в отчаяние, а порой даже умереть голодной смертью.

Когда ребята вернулись на пирс, уже смеркалось. С озера поднимался туман.

- Спасибо, Мария, - сказал Антонио. Им было грустно.

- Что ты собираешься делать? - спросила девочка. Антонио пожал плечами.

Они молчали, глядя на озеро, которое становилось всё темнее и темнее. Приближался паром. Будь Антонио один, он обязательно заплакал бы. Но тут мальчик почувствовал, как Мария взяла его за руку. Больше они не говорили ни о чём.

Паром подходил к берегу. На борту его стоял Карчофо. Мальчуган сиял от счастья.

Неожиданно Мария предложила:

- Дай мне твой адрес, Антонио. Я знаю Нандо и сообщу тебе, когда он уйдёт в солдаты.

Мальчик назвал адрес тётушки Пьерины. Мария повторила его несколько раз.

- Я запомню. До свиданья, - сказала девочка, встала нa цыпочки и поцеловал а Антонио в щёку. Потом она побежала навстречу отцу, который выходил из капитанской рубки.

Когда вернулись в Милан, было уже темно и очень холодно. Антонио и Карчофо даже не решались смотреть друг другу в глаза. Антонио не нашёл работы. Исчезла последняя надежда.

Друзья бродили по улицам, не осмеливаясь пойти домой. На площади под огромным тентом они увидели тир. Множеством огней горела световая реклама, а громкоговорители зазывали прохожих: «Одним спуском курка вы можете выиграть велосипед, десять бутылок вина, две бутылки ликёра, куклу. Стоимость выстрела пятьдесят лир». Некоторые попадались на удочку и выигрывали дешёвый галстук, плюшевую обезьянку или не получали ничего. Крупных выигрышей не доставалось никому.

Карчофо пошарил в кармане. У него оставалось всего сто лир, но сегодня они кутили, и мальчуган решил попытать счастья. Да и кто на его месте не поступил бы точно так же?

Он два раза выстрелил и действительно выиграл бутылку ликёра, только совсем маленькую. Ребята отошли в сторонку, но и здесь ещё раздавалось кваканье громкоговорителя.

Карчофо поднял бутылку и подмигнул своему другу, как бы спрашивая: «Выпьем?»

- Ну что ж, выпьем, - ответил удручённый неудачами Антонио.

Они откупорили бутылку, и Карчофо сделал первый глоток. Крепкий, горький ликёр обжигал губы, горло, желудок. Мальчугана чуть не стошнило. У Антонио получилось лучше. Второй глоток оказался вкуснее. Когда в бутылке ничего не осталось, ребята ощутили внутри приятную теплоту.

Они пошли дальше.

Улица, где находился самый роскошный ресторан Милана, была забита машинами. В аквариуме, выставленном в витрине, плавали живые рыбы. Огромные омары тщетно пытались вскарабкаться на горы салата. Возбуждали аппетит трюфели, куры, пирожные, а по краям витрины красовались пирамиды фруктов.

Через дорогу помещался более скромный ресторан. Белые тюлевые занавески стыдливо прикрывал и окна, выходящие на улицу. У двери висела табличка с перечнем блюд, возле которых были проставлены цены, а рядом виднелись фотографии залов. Кроме того, внимание прохожих привлекала афиша: крупными разноцветными буквами в ней было написано, что здесь каждый вечер на веранде устраиваются танцы под оркестр.

Должно быть, ликёр придал смелости мальчишкам; они толкнули стеклянную дверь и вошли в ресторан.

Глава 7. Друзей не предают

Проснувшись в то утро, Джанджи и Мантеллина ощутили в темноте какую-то непонятную тишину.

Они подбежали к окну. На улице было ещё темно, горели фонари и шёл снег. Среди света и тьмы в воздухе кружились белые хлопья. Теперь земля, помимо асфальта, приобрела ещё другой, чудесный белоснежный покров.

То здесь, то там уже заметны были следы лопаты, но белый слой тотчас же появлялся снова.

Тури отослал детей и собаку к тётушке Пьерине - у неё, по крайней мере, было тепло и велел оттуда никуда не уходить.

Снег валил весь день. Джанджи и Мантеллина почти не отходили от окна - они смотрели на улицу, как зачарованные.

На следующий день снег прошёл, но было пасмурно. Джанджи, Том и Мантеллина, несмотря на запрет Тури, вышли из дому и отправились туда, где не покрытую асфальтом землю, чтобы её не украли, ограждали решётки.

Действительно, решётки защитили снег. В саду он сверкал, нетронутый, будто сверху на нём лежали миллионы маленьких бриллиантов. Ветви елей, отягощённые снежным покровом, порой с глухим шумом сбрасывали его с себя, и белые хлопья падали в снег, покрывавший землю.

Из разных концов сада доносились голоса. Они резко выделялись в странной, снежной тишине. Город застыл, от снежных заносов остановились трамваи и машины; только изредка раздавался скрип лопаты, но и он вскоре пропадал вдали.

Джанджи и Мантеллина, привлечённые голосами, подошли к площадке, в центре которой возвышался большой фонтан. Здесь играли дети примерно их возраста. Они лепили снежки и бросали ими друг в друга.

Джанджи, Том и Мантеллина смотрели на происходящее, широко раскрыв от удивления глаза. Они не знали, что можно играть со снегом. Мантеллина потрогал в кармане розовую ракушку; оказывается, искать ракушки и бросать снежки - почти одно и то же.