Резко заложило уши. Амазонки свиты подали сигнал. Ну все — началось. Охрана вступила в бой. Значит все… Значит они решились. Ну что же, посмотрим как Шуйским понравится мой ответ.
Подготовились они, конечно, великолепно. Переиграли меня (и вообще весь Сестрорецк) вчистую. ТАКОГО варианта не предположили даже Кошкин. Да что он — даже Воронцов ничего не понял. Не заметил, что Шуйские собирают боевиков, не понял зачем его устраняют из резиденции именно на время моего приезда в Москву.
Я проигрывал в любом случае. Шуйские нашли того, кого они объявят убийцей. После приезда в Москву шансов выжить и победить уже не оставалось. Если бросаю все и бегу — мальчишку убивают, а меня объявляют убийцей (доказательством становится мое бегство из Москвы). Если остаюсь — убивают и меня, а затем также объявляют убийцей, которого они пытались остановить и не успели. И в любом случае коронуют себя. А затем… Война. Которую у нас в Сестрорецке никто не хочет начинать. И потому — заранее для нас проигранная.
Они считают, что шансов у меня нет. И это единственный плюс в ситуации. Ведь все очень просто — достаточно не допустить смерти Ивана Московского и убедить его в своей преданности… Сущие пустяки — привлечь на свою сторону мальчика, который никому и ничему не доверяет…
А потому — мои девушки прорвались к покоям Ивана и взяли их под свою охрану. И потому они сейчас умирают — там, за дверью, выигрывая для меня время. И потому я здесь и разговариваю с ним… И потому, когда погибнет последняя из них — мне придется умирать. Умирать в любом случае… Даже если Воронцов успеет собрать людей и привести их — все равно придется умереть. Иначе Московский князь мне попросту не поверит.
Там — дома, многие уже откровенно ждут моей смерти. Ну что ж, значит они дождались. Да, я слабый правитель (особенно на фоне отца), но на то чтобы смертью добиться победы меня хватит. Пусть посмотрят КАК умирает раб Моранны и Сестрорецкий князь.
Он не думал, что умрет так — в московском тереме, вдалеке от храмов. Он не очень-то боялся смерти (Князь Молния достаточно повидал ее на своем веку), он больше всего боялся, что о том, как он умер, так никто и не узнает. В ранней юности ему виделось, что он погибает героем на поле боя, защищая знамя или закрывая собой старшего брата. Красивая смерть, достойная песен.
Конечно же он мог и не жертвовать собой, а просто бежать из Москвы, но смог бы он потом нормально спать, зная, что вместо себя приговорил к смерти многих иных?
Игорь Седьмой до того никогда не обращался к богам со своими мольбами, считая, что богов по пустякам тревожить не стоит. Он потому и был посредственным князем, что берег свою единственную молитву, берег на тот случай, когда стоит воззвать к Моранне. И он воззвал, всей душой прося прекрасную повелительницу смерти даровать ему победу, цену за которую он был готов уплатить.
Князь встал в дверях. Пока за ними погибает последняя четверка амазонок — у него есть несколько мгновений для того, чтобы сосредоточиться.
Оставалось лишь ждать, когда враги явятся по его душу. На какой-то миг сестрорецкий князь пожалел, что на нем всего лишь легкая кольчуга, которую можно было носить под одеждой, а не его полный доспех. Да чего уж теперь жалеть? Ни шлема, ни щита, благодаря которому можно было продержаться очень и очень долго.
Из оружия лишь две молнии.
Дверь резко распахнулась и из-за неё показались враги. Шесть, десять, пятнадцать, семнадцать. Семнадцать уцелевших наемников из той полусотни, что вошла в терем.
Слишком глупых, чтобы понять что в живых их не оставят в любом случае. Свидетели Шуйским не нужны. Шансы выжить имелись только у организатора, набравшего этих боевиков (этот человек был посвящен слишком во многие тайны своих хозяев). Они заметили Молнию, и один из них поднял сжатый кулак. Князь усмехнулся. Луков у них не было.
Эта усмешка решила дело. Враги, не торопясь, начали приближаться. Отчего-то в этот момент Игорю Седьмому вспомнилось детство. В шесть лет он впервые взялся за боевое оружие, но наука фехтования юному княжичу не давалась. Он не мог почувствовать ритм, музыку, пляску меча. Это продолжалось до тех пор, пока старая жрица не догадалась вручить ему легкий кистень на длинной цепи (скорее кнут чем кистень). Кистень, вращаясь издавал резкий свист. Кистень пел. Эта музыка помогла шестилетнему мальчонке почувствовать оружие. Так у него появилось прозвище Молния (так назывались эти легкие кистени). Музыка молний вела его за собой, подсказывала, когда следует ударить, когда сменить стойку или закрыться от удара. Старая Жрица Смерти был довольна младшим сыном своего князя. Шли годы, на её могиле уже давно выросли цветы, но песня молний навсегда осталась в сердце Игоря. Стоило лишь пошевелить кистями рук, спустить цепи вниз, и победная песнь молний просыпалась, пела в его ушах, помогая и в боях и в спорах. Наверное, только благодаря песне молний он в конце концов и мог оставаться Сестрорецким князем.
Вот и сейчас Молнии пели ему, пели в последний раз. Веселая, удалая мелодия подхватила Игоря Седьмого и бросила в бой.
Пой, молния! Пой!
Он встретил первого наемника и, не дожидаясь нападения, ударил первым. Противник, на свою беду, находился в левосторонней стойке, удерживая щит перед собой. Его левая нога оказалась лакомым кусочком, и правая Молния, сверкнув росчерком, стремительно свистнула, разрезая плоть и ломая кость. Враг закричал и дернул щитом. Князь тут же нанес другой рукой быстрый удар в открытое лицо. Граненое, остро заточенное лезвие левой Молнии прошло через глаз и достало до мозга.
Пой, молния! Пой!
Второй враг, несмотря на смерть своего товарища, бросился вперед. "Бросок змеи" правой молнией, наймит закрывается щитом и тут же наносит стремительный ответный удар. Сабля с неприятным шелестом вспарывает воздух и сталкивается с левой молнией. Цепь захлестывает вражеский клинок, уводя его в сторону, а граненый кистень бьет в лицо. Враг отшатывается, спотыкается о труп своего товарища и тут же расстается с правой кистью.
Пой, молния! Пой!
Добить его не удается. Очередной наемник перепрыгивает через раненого товарища и бросается в яростную атаку. У него в руках меч и длинный кинжал. Другие оттаскивают лишившегося кисти воина подальше от схватки. На этот раз князю попался опытный противник, причем отсутствие щита не делало его более уязвимым.
Меч и кинжал плели перед врагом сложный серебристый узор, через который невозможно было пробиться кистеням. Обмен выпадами. Еще один. И еще.
Пой, молния! Пой!
Враг, понимая что теряет время, перешел в атаку, меч рухнул сверху, и в этот момент князь ушел вправо и изо всех сил ударил врага кулаком в подбородок.
Пой, молния! Пой!
Цепь кистеня — молнии, привычно закрутившаяся вокруг кисти, стала тяжелым кастетом и раздробила кость. Наемник, потеряв сознание от дикой боли, мешком рухнул на землю.
Пой, молния! Пой!
Еще не время умирать! Еще немного танца и песен!
Тут же пришлось отскочить назад, размахивая перед собой молниями, дабы не подпустить к себе следующего врага. Времени перехватить цепи более удобным хватом не было, но для того чтобы удерживать противников на расстоянии, подходил и такой. Наемнику приходилось выжидать и, медленно наступая, прикрываться щитом.
Пой, молния! Пой!
Пока все шло в пользу князя, но долго так продолжаться не может. Левая щека отчего-то была влажной, и с подбородка противно капало. Пот? Он скосил глаза — вся куртка была залита кровью. А, тьма! Все же боец с кинжалом был быстр. Игорь и не заметил, когда тот успел дотянуться до него. Странно, что сейчас он не чувствует никакой боли. То, что левая половина лица распорота, — вне всякого сомнения. Хвала Моранне, что удар пришелся ниже глаз, иначе льющаяся со лба кровь помешала бы бою.
Все. Хватит ждать! Они не видят окон. Окон, за которыми видны всадники мчащиеся к терему. Пора!
Пой, молния! Пой!
Молнии пели. Сабля рассекала воздух. Когда правая молния в очередной раз хитро ударила, враг не стал тупо подставляться, а грамотно увел щит, тем самым погасив удар. Молния завязла в щите, и наемник, торжествуя, замахнулся клинком и открылся. Неожиданно укоротившаяся цепь левой Молнии принесла заточенную гирьку в левую руку и князь ударил в брешь. Без труда пробив куртку, гиря застряла в том месте, что у воинов называется "кровавым яблоком". Наемник захрипел и выронил саблю, Игорь отскочил назад, привычной волной — рывком высвобождая кистень.