– Да.

– Все ясно? – с нажимом спросила я.

– Да, – вконец перепугано ответила она.

– Всё, свободна.

– Я… Я могу идти?

– Да!

Молоденькая divinitas рысью бросилась к окну-двери, бросив сочувствующий и виноватый взгляд на Шона.

Когда за ней закрылась дверь, я дала вою чувствам, подскочив к Шону и, постучав ему по лбу, проорала:

– Чем ты думаешь? А? Тебе вообще в голову приходило, что как бы нелояльно скрывать от своей госпожи такое, а? Макиавелли красный! Тебе в голову не приходило, что у меня тоже есть мозги! Что я не буду сначала калечить, а потом думать! Отчего ты мне не доверяешь ни на йоту? Отчего? Почему относишься, как к врагу какому-нибудь, Шон?! Ты ведь этим всё разрушаешь. Сам разрушаешь. Как мне тебе доверять?! А?! – кричала я, носясь по комнате, периодически подбегая к нему.

Я слишком увлеклась выпусканием пара и своими эмоциями и не сразу заметила, что он скрючился, и не просто закрыл ладонями лицо, а царапает себя.

– Прекрати! – скомандовала я, рабская метка отбросила его руки от лица.

Он стоял пустой и раздавленный.

– Да что ж такое?! – взвыла я в голос. – Свет и Тень, что ж творится?!

Я же просто бегала и орала, что думаю, я же не отдавала никаких приказов его метке, так что же с ним?

В дверях показался Лиан, надутый, с поджатыми губами, более чем когда-либо напоминая старика.

– Успокойся. Он сам собой это сделал, – сообщил флерс с порога. – Он не понимал, что ты ему доверяешь и что тебе можно доверять. И теперь понял, чего лишился.

Сказав это, флерс скрылся в коридоре с оскорбленным видом.

Дурдом.

Я упала в кресло и зажмурила глаза в глупой надежде, что последние минуты жизни мне привиделись. Но нет! Шон стоял все там же, как поломанная механическая игрушка, пустой настолько, что даже наша ментальная связь не работала. Вздохнув, я подошла к нему взяла за руку, отвела к дивану и усадила. Своей пустотой и безвольностью он до боли напомнил Пижму до выздоровления, я села рядом и, потянув на себя, уложила его голову на колени.

Покричала, выпустила пар, а инкубу-макиавелли этого хватило, чтобы довести себя до vis-комы.

Несправедливо. Даже поорать нельзя, ведь он был виноват, и еще как.

Теперь я понимала, как Шон выживал все эти столетия в рабстве: он опекал тех, кто слабее, прикрывал, брал их вину на себя. Наверное, это все из-за «подарка Уту»…. Эта белая сила, запертая в нем, не давала ему превратиться в безмозглое орудие, заставляла искать признания и самоуважения, заставляла не забывать себя.

Размышляя над этим, я перебирала мягкие шелковистые волосы, безотчетно подкармливая Шона. Через какое-то время он наполнился настолько, что я, настроенная на него, услышала его мысли.

– «Каких ошибок боишься, те и совершаешь…»

– «Шон…»

– «Я знал, что могу все испортить, но думал, что это касается кормежки… Я не умею доверять, Пати. Я не знаю, что это такое, поэтому и предал тебя, сам не поняв, что делаю. Конечно, ты ничего бы не сделала Ники и Грею. Конечно… Мне нет прощения, я предал.»

– «Чшш…Просто попробуй научиться доверять мне».

– «Ты простила меня, да?» Ай… – Шон вспыхнул, как и день назад, только сильнее.

– «Что? Опять? Почему это так больно и хорошо одновременно?» – он прижимал руку к груди, улыбаясь и вытирая слезы.

Тут в комнату вошел Лиан, и Шон поднял голову с моих коленей и чинно сел рядышком: мол, пришел старшой, и я ни на что больше не претендую.

Флерс без спроса уселся мне на колени и уткнулся носом в шею.

– «Ты перестала сиять. Из-за них» – грустно «произнес» он.

– «Из-за себя, Лиан. Мне нужна ясная голова. Мы ведь обсуждали это раньше. Я не могу уподобляться Светлым Матерям, иначе меня ждет их судьба. Ты ведь не хочешь этого?»

– «Не хочу. Но все равно…»

– «Как только будет можно, я верну это» – пообещала я.

– «Ладно».

Вздохнув, флерс спрыгнул с коленей, недружелюбно окинул Шона взглядом, тот благовоспитанно потупился, мол, уважаю и не нарываюсь, – и ушел на кухню, оставив собственное недовольство происходящим, подобно аромату, висеть в комнате.

«Как они все мне надоели!» – я успела захлопнуть связь и не вывалить эту мысль на Шона и Лиана.

– Ладно, Шон, приходи в себя. Помнишь, как ты рассказывал мне про серн?

– Угу.

– Вот тогда ты мне нравился, и очень.

– Я понял, – с улыбкой ответил он и направился к двери. – Я очень постараюсь больше не ошибаться, – сказал он на прощание.

Я лишь улыбнулась.

Выскользнув следом за Шоном, я помчалась к себе в ресторан, как беглец в убежище. Я сбежала из дурдома!!!

Заскочив в кабинет, набрала Вика.

– Приезжай! – отчаянно потребовала я.

Повисло секундное молчание…

– Что случилось? – обеспокоено спросил он.

– Ничего. Просто ты мне очень-очень нужен.

– Хорошо. Буду через два часа.

Ура! Жизнь налаживается!

22

Мы с Виком отправились в Парк, в нашу излюбленную его часть – Рэмбл. И хоть там все создано руками человека, и даже ручеек фальшивый (его вода отдает железом труб), это все же один из самых живых уголков Манхеттена. Если совсем немного постараться, то вполне можно забыть о рукотворности этого маленького леса. Именно в Рэмбле проводили дни Ландыши, и им было там совсем неплохо, а к вечеру они приходили к ограде парка напротив моего дома. Так и мигрировали каждый день, покуда я вчера не спохватилась. Пройдя по всем тропкам, забравшись на каждый холм и утес, спустившись во все овражки, мы с Виком, перепачканные, но совершенно счастливые, не спеша вышли к Черепашьему пруду и устроились на его берегу, любуясь замком Бельведер.

– Знаешь, увидев тебя впервые, никогда бы не поверил, что ты способна часами лазить по кустам и оврагам, там, где водятся пауки и неизвестные ранее науке сороконожки, – смеясь, заметил Вик.

– Без тебя я бы туда не полезла. Мне нравится делать то, что нравится тебе, – вырвалось совершенно лишнее признание.

– Правда, Пати? Почему?

Ах, ну что же ему ответить, врать сейчас я совсем не хотела и даже не могла…

– Мне нравится, когда ты счастлив, – буркнула я, глядя на траву.

Он тихо и счастливо засмеялся и притянул меня к себе, я тут же уткнулась ему носом в шею.

– Пати, Пати… Девочка моя… Ты справляешься? – вдруг спросил он.

– Угу.

Он лишь молча кивнул головой, и я была безмерно благодарна ему за понимание и молчание.

– Знай, я рядом, – тихо произнес он, и я вдруг вспыхнула белым. Крепко-крепко обняв его, отдала столько, сколько он мог взять.

Время, проведенное с Виком, впоследствии вспоминалось, как попадание в «глаз» урагана. Несколько часов тишины и светлой привычности посреди разверзшегося безумия.

А ураган событий разразился, когда солнце стало клониться к горизонту. Не прошло и суток, как Самум проклял Шона, а это значит, что этой ночью инкубу придется избавляться от проклятия.

Хвала Свету и Тени, Шон не попытался корчить героя и к закату был в моем переулке. Мы держали с ним «связь», и последнее, что он успел «крикнуть»: чтобы я не спешила ему навстречу. Но я не послушалась, боясь за него, и выскочила через черный ход, как раз увидев всё. Это было ужасно. Как будто какое-то невидимое огромное чудовище с щупальцами терзало инкуба, подбрасывая в воздух, выворачивая раз за разом, заставляя харкать кровью, выдергивая из него всё до последней крохи. Наконец, наигравшись, это нечто бросило его, как сломанную куклу, и пропало, оставив тошнотворную смесь запахов жженого рога и серы.

Я почему-то подкралась к Шону, безотчетно боясь, что это нечто может вернуться, и аккуратно перевернула инкуба на спину. Его лицо было разбито в кровь от ударов об асфальт, но больше всего меня напугала темная кровь из глаз и ушей. Легко подхватив его на руки – он вдруг оказался очень легким – я рысью побежала к себе, умоляя Свет увести охрану и прочий персонал из коридоров. Свет или Удача услышали, и никто не увидел меня, несущую мужчину, как тряпичную куклу. В кабинете я уложила его, так и не подавшего признаков жизни, на диван и тут в дверь постучали. От этого звука я взвилась с придушенным перепуганным криком. Подойдя к двери, открыла ее в щель. На пороге стоял Родж, а за ним Эльвиса.