Дюма спустился под воду и быстро нашел на дне каменную арку, но никаких горшков не увидел. Он выбрался на поверхность и сказал об этом Кусто. Последний решил, что из уважения к Кристианини можно поискать еще раз, и отправился под воду сам. Обследуя весь участок, он спустился на 220 футов, после чего решил, что уже достаточно потрудился. Ом поплыл обратно, но на глубине 200 футов наткнулся на амфору. Посмотрев еще, он больше ни одной амфоры не обнаружил и решил прекратить поиски. Кусто уже пробыл на значительной глубине довольно долго и не хотел рисковать, опасаясь, чтобы с ним не произошло то же, что с Кристианини. Он плыл вверх параллельно откосу, как вдруг на глубине 140 футов обнаружил целую «колонию», но не омаров, а старых горшков. Были там и другие вещи, но у Кусто уже не оставалось больше времени. Он взял три чаши и бронзовый багор и поднялся на поверхность.

На судне находился археолог профессор Бенуа. При виде терракотовых чаш он совсем не по-научному, словно был участником псевдонаучной телевикторины, воскликнул:

— Область Кампанья! От четвертого до второго столетия до нашей эры! Три очка в вашу пользу, профессор, три в пользу Кристианини за то, что он указал путь, и по крайней мере шесть очков в пользу Кусто — за открытие самого древнего из когда-либо найденных морских грузовых судов.

Осмотр судна, затонувшего у берегов острова Мэр, пришлось отложить. Оно уже пролежало две тысячи лет на дне и могло подождать еще немного. В конце концов, корабль у Гран-Конглуе ждал на два столетия больше.

Так были начаты первые крупные подводные раскопки. Они были научно продуманы и блестяще осуществлены. На них ушли годы.

Через много веков после того как судно затонуло, на него свалились со скал гигантские каменные глыбы. Их насчитывалось от тридцати до сорока. Самая крупная весила около двадцати тонн. С помощью вспомогательного судна местной службы маяков группа подняла эти камни и сбросила на небольшом расстоянии от места затопления. Камни не причинили судну вреда, наоборот, они помешали ему расползтись. Некоторые камни лежали даже на амфорах, но не раздавили их: слой воды действовал как подушка.

Первая задача группы подводных исследований заключалась в разгрузке корабля. Груз, видимо, состоял главным образом из вина и керамической посуды. Вскоре водолазы-аквалангисты начали посылать на «Калипсо» корзины с амфорами. В большинстве случаев амфоры были открыты и в них не было ничего, кроме ракушек, гальки, кусочков битой глиняной посуды и другого мусора, занесенного в них небольшими осьминогами, в огромном количестве поселившимися на затонувшем судне. С присущей им изобретательностью осьминоги приспособили эти кувшины для кладки яиц, укрепив их передвижными баррикадами. Во многих амфорах, которые поднимались на поверхность, все еще находились осьминоги. Их жизнь кончилась на обеденном столе водолазов.

Судно, по-видимому, везло много вина, поэтому люди внимательно смотрели, не попадутся ли кувшины с сохранившимися пробками и печатями. Когда одна из таких амфор была найдена, Кусто и Лальман, старший полевой археолог, решили отведать вина древних греков. Морская вода не проникла в вино, но в нем уже не было алкоголя; кроме того, оно, видимо, было уже довольно загрязнено. Лальман выплюнул вино на палубу; Кусто же выпил свой стаканчик, однако заметил, что вино либо немного передержано, либо год был плохим для винограда.

Было найдено еще несколько закупоренных амфор, по вина в них не оказалось. Причина была ясна: в шейке каждого кувшина было просверлено отверстие. Очевидно, команда решила почать вино в предвкушении конца плавания. Но праздник их был чересчур весел, а поэтому и плавание закончилось прежде времени.

Как кувшины для вина, так и прочие изделия из керамики (тарелки, миски, чашки, флаконы для духов и кувшины для воды) предназначались для продажи и не являлись произведениями античного искусства. Некоторые вещи имели особую ценность, но большинство предметов представляло собой массовую продукцию.

Тарелки и чашки оказались так хорошо упакованными, как будто их только что вывезли из мастерской.

Один итальянский специалист, побывавший на судне, увидев, как поднимают всю эту керамику, пережил смешанное чувство удивления и сожаления. Много лет он потратил на изучение кампанианской керамики, ездил повсюду, где хоть что-нибудь находили. Он был лучшим в мире специалистом в этой области и незадолго перед тем опубликовал книгу—результат труда, которому посвятил всю жизнь.

— Моя книга уже устарела, — с грустью сказал он. Большая часть керамических изделий Римской Кампаньи, которые он изучал, состояла из отдельных осколков, добытых с древних мусорных свалок. Здесь же, на борту «Калипсо», перед ним лежали целые, не бывшие в употреблении, как будто только что сделанные вещи. Уже в течение первого года раскопок было поднято более трех тысяч амфор, сгруппированных по стилям. Археологи, работавшие на борту «Калипсо», переживали самые счастливые минуты в своей профессиональной жизни. Их интересовали не только сосуды сами по себе, не меньшее значение они придавали тому, в какой последовательности эти сосуды поднимали. Зная, что порядок погрузки посуды на судно был обратный, специалисты занялись определением курса корабля.

Корабль шел на Марсель, а последний порт, куда он заходил, был в Италии. Об этом можно было догадаться по тому, что кампапианская керамика лежала сверху. Под ней находилась еще итальянская посуда, вывезенная из разных районов страны, а еще ниже —предметы греческого происхождения. По стилю посуды можно было определить, из каких районов она вывезена, а также проследить курс корабля в обратном направлении: Неаполь, Мессинский пролив и далее к Греции. Порт назначения оставался невыясненным (по крайней мере в то время). Для очистки места раскопок от грязи применили гигантскую пневматическую всасывающую землечерпалку с гибким рукавом, напоминавшим рукав непомерно большого пылесоса. Но это не была всасывающая помпа: очень трудно поднять что-либо вместе с водой на поверхность, всасывая воду с такой глубины. Мотор, установленный в машинном отделении, специально построенном для этой цели на высокой скале, наоборот, накачивал воздух в рукав через присоединенный к нему шланг. Водолаз открывал клапан, впуская сжатый воздух через отверстие в дне рукава, и воздух, естественно, устремлялся к поверхности, захватывая с собой воду, ил и всякий мусор.

У другого конца рукава, на борту «Калипсо», помещалась корзина с фильтром, а рядом стояли археологи и смотрели, не появятся ли среди мусора какие-либо предметы, не замеченные водолазами. Таким образом было найдено много ценного, в том числе лакированная чаша. Да и сам мусор представлял интерес. В частности, землечерпалка извлекла черные полированные камешки величиной с фасоль, очевидно, вулканического происхождения, которые, по данным геологов, в этой части света не встречаются. Видимо, камешки попали сюда вместе с судном в качестве балласта, а может быть, — в мозаичной черепице.

В общем, встретилось много подобных маленьких загадок, над решением которых могут потрудиться специалисты. Работа всех очень увлекла, тем более что они не знали, что еще предстоит вытащить из воды. Время от времени водолазы посылали археологам осьминогов, заставляя ученых в испуге отскакивать. Поднимали и омаров Кристианини, и другие морские деликатесы. Довольно оригинальный скоростной метод ловли!

Водолазы старались удовлетворить и археологов, и поваров. Однажды Лальман выразил надежду, что землечерпалка извлечет какие-нибудь монеты. Через несколько дней в корзине-фильтре зазвенел металл, и из нее посыпался дождь монет. Возбужденные, все столпились вокруг. Может быть, они золотые? Нет, алюминиевые, достоинством пять франков каждая. Отчеканены во Франции в 1950 г. Это была одна из невинных шуток водолазов.

Специалисты сильно взволновались, когда были подняты блюда с сохранившимися пятнами черного лака.

— Хорошо бы достать вещь, на которой лак сохранился полностью, — сказал Лальман.