Иного рода открытие под водой было сделано в 1948 г. у небольшого городка Фоссюр-Мер, недалеко от Марселя. Это было не судно, а целый город — римский порт с остатками виллы и многими другими следами поселения. Группа специалистов археологов под руководством доктора Бюкера подняла на поверхность несколько замечательных глиняных изделий и другие вещи. Археологи отнеслись к раскопкам так же внимательно и применили те же методы, которыми привыкли пользоваться в обычных наземных условиях. Это было возможно потому, что раскопки велись на мелководье (максимальная глубина— шестнадцать футов) и недалеко от берега.

Это не значит, что работа была физически легкой. Наоборот, она требовала исключительного напряжения сил и большой осторожности, вследствие чего заняла четыре года. Пришлось снять и отсеять большое количество песка, гальки и ила, чтобы не потерять каких-нибудь ценных материалов. Поскольку работа была тонкая, пришлось обойтись без механических средств. Под водой можно было действовать только ломом и лопатой, а нередко и голыми руками. Работа была не такой эффективной, как при глубоководных спусках, когда водолаз тащил наверх обнаруженную им статую, и, конечно, не такой опасной. Но зато она очень изнуряла людей. Несколько молодых и здоровых водолазов умерли от жары и истощения сил. Однако вместе с тем эта работа носила более научный характер и доставляло большее удовлетворение, так как представляла собой подлинный образец подводной археологии.

Подобные методы нельзя было применить при раскопках еще одного древнего судна, найденного в Средиземном море (на этот раз у берегов Италии). Местные моряки вылавливали там амфоры начиная еще с 1925 г. Ряд других находок свидетельствовал о том, что у порта Аленга, между Монте-Карло и Генуей, лежит затонувшее римское судно, относящееся к I в. до н. э.

Профессор Ламбоглиа, молодой археолог, государственный служащий, попросил выделить деньги для финансирования спасательных работ. Правительство отказало ему на том основании, что те ограниченные средства, которые ассигнуются на раскопки, лучше использовать для наземных экспедиций, чем для подводных. Тогда Ламбоглиа попробовал заинтересовать итальянских водолазов-любителей, которые, как и французы, объединялись в клубы. Но среди итальянцев не нашлось такого энтузиаста, как Анри Брюссар. Они были слишком заняты подводной охотой и поисками предполагаемого клада Муссолини, чтобы думать о каких-то старых руинах. В конечном счете помощь пришла от профессионального водолаза — владельца спасательного судна. Он решил оказать безвозмездную помощь. С этим человеком мы уже знакомы. Это Джованни Куалия — тот самый, который поднимал золото с «Иджипта». Куалия пользовался все тем же спасательным судном. В феврале 1950 г. оно стало на якорь в районе, указанном местным рыбаком. Под воду была спущена одна из патентованных наблюдательных камер Куалии. Когда она достигла глубины 120 футов, сидевший в ней человек сообщил по телефону, что он достиг дна и что кругом валяются амфоры. Куалия послал туда водолазов в скафандрах, которые собирали кувшины, связывали их за шейки веревкой и целыми партиями отправляли наверх.

Это были скоростные спасательные работы, и назвать их археологическими раскопками нельзя. Когда водолазы очистили дно, туда снова была послана наблюдательная камера, а за ней — один из прославленных механических ковшей. Римское судно оказалось хрупким куском дерева по сравнению с парой гигантских стальных челюстей, которые в свое время «пережевали» «Иджипт»; несчастный корабль был буквально разорван на части.

После этого спасательные работы пошли еще быстрее. За один день ковш вытащил сотню амфор. Всего было поднято семьсот таких кувшинов наряду с разными другими предметами: тремя бронзовыми касками с полями, бараньим рогом, сделанным из свинца (вероятно, представлявшим собой украшение носовой части корабля), изделиями из бронзы и дерева, а также плавильным котлом и совершенно съедобными обыкновенными орехами. Вместе взятые, эти предметы порождали больше вопросов, чем ответов. Посыпались резкие и возмущенные протесты в адрес тех, кто был ответствен за уничтожение неизученного памятника древней культуры с помощью грубой механической силы. Кто в этом повинен? Разумеется, не Куалия, который великодушно предоставил имевшееся в его распоряжение снаряжение. Не его вина, если оно оказалось неподходящим для данной цели. Профессора Ламбоглиа тоже нельзя было упрекать, что он принял предложение Куалии после того, как его попытки получить помощь от других лиц потерпели неудачу. Водолазам-любителям нельзя ставить в вину нежелание заниматься этим делом, так как оно не входит в их обязанности. Могли бы, конечно, при желании надеть акваланги археологи… Но если затонувшему судну придавалось такое значение, то почему не захотело помочь правительство?

Значит, вина ложится на правительство? Видимо, опять нет. Деньги, ассигнуемые на археологию, приносят больше пользы при наземных раскопках, чем при подводных. Обнаружение амфор на морском дне не всегда связано с нахождением поблизости затонувшего судна. В силу разных причин эти греческие и римские кувшины универсального назначения могли упасть или быть сброшены с судна во время плавания, поэтому если попадается отдельная амфора, то такая находка, как правило, вызывает лишь ложную тревогу. Свободные водолазы, которым приходилось таким образом разочаровываться, часто теряют интерес к старым горшкам и оставляют их морю, как это делали в прежние времена рыбаки.

У Кристианини не было времени для амфор. Он видел их столько, сколько хватило бы для заполнения нескольких музеев. Молодой корсиканский аквалангист, охотившийся вблизи Марселя за всякого рода интересными и более пригодными для продажи пещами, он предпочитал помалкивать и держать свои находки в секрете. Но пришел несчастный день, когда ему пришлось раскрыть свои тайны, ибо он уже ничего не терял от этого. Надо было еще радоваться, что он вообще может о чем-то рассказать.

Однажды с ним произошла декомпрессиоиная авария, едва не окончившаяся трагически. Кристианини вынесли на берег с парализованными ногами. К счастью, это случилось недалеко от береговой базы группы подводных исследований в Тулоне, где его поместили в рекомпрессионную камеру, а затем постепенно декомпрессировали. Это заняло два дня, потом он пролежал шесть месяцев в больнице и потерял все пальцы ног.

Каждую неделю его навещал Дюма, все еще числившийся в группе как гражданское лицо. Дюма очень сочувственно относился к больному, и Кристианини был ему благодарен. Зная, что больше уже никогда не сможет нырять, Кристианини желал хоть чем-нибудь выразить свою признательность Дюма. Он раскрыл ему одну из своих подводных тайн. По его словам, недалеко от западного мыса скалистого острова Гран-Конглуэ, на дне, под самым утесом, на глубине около 100 футов имеется естественная каменная арка. Там валяется несколько старых горшков, по которым очень хорошо ориентироваться.

— Не теряйте их из виду, — сказал он Дюма, — и вы найдете омаров. Их нельзя не заметить — они живут там такой невероятно большой колонией, что я даже и вообразить себе этого не мог.

Разговоры об омарах заставили его снова с грустью вспомнить те времена, когда он мог нырять.

Дюма внимательно слушал, выяснял подробности, касавшиеся ориентиров, и записывал. Он тоже любил омаров, но больше его интересовали сосуды.

Как раз в те дни он разыскивал затонувшие суда, исследованием которых могла бы заняться группа. У группы имелось теперь научное судно — бывший американский тральщик «Калипсо», и Кусто с товарищами уже ходил на нем в научную экспедицию на Красное море. В августе 1952 г. они возвратились в Тулон, готовые к осмотру затонувших судов, которые обнаружил Дюма во время их отсутствия. Первым в списке числился корабль, относившийся к I в. до н. э. Он лежал у пустынного каменистого острова Мэр на глубине ста сорока футов, недалеко от Марселя.

По пути они решили взглянуть на старые горшки Кристианини и, может быть, заодно выловить пару омаров.