Он еще не успел сказать, кто этот человек, потому что был уверен, что мама сама догадается и, конечно, станет возражать или просто промолчит, что равносильно возражению. Она и в самом деле догадалась:

— Бакшин. — Минуту подумала и удивила Сеню своим согласием: — Да, он может дать верный совет.

Каким будет этот «верный совет», она не сказала, а Сеня, обрадованный тем, что она согласилась с ним, не стал допытываться.

И еще осенила его одна мысль, до того простая и ясная, что он даже не сразу поверил, что это как раз и есть то самое средство, которым хочет там, где он может это сделать, победить зло. Победить не злом, которым невозможно победить зло, а именно силой справедливого решения задуманного им дела. Осчастливленный ясностью этой мысли, он засмеялся, как тогда в разрушенном городе у Бакшина, когда так же неожиданно пришло счастливое решение стать строителем.

Глава десятая

ГОРОД НА ЛАДОНИ

«НЕ НАМЕРЕН ОТСТУПАТЬ!»

Поздней весной 1955 года Сеня — Семен Иванович Емельянов — приехал из Сосновых Гор, где работал заместителем начальника строительства жилого массива. Его вызвали в стройуправление радиограммой. Вызов был срочный, но рейсовый пароходик довоенного выпуска признавал только свои собственные сроки, не подчиняясь даже расписанию. Почти сутки вспенивал он винтами воды сначала неторопливой таежной Весняны, потом могучей Камы, пришвартовывался к пристаням или просто к мосткам, где его ожидали пассажиры — лесорубы, колхозники или такие же, как Емельянов, командированные.

В город пароход прибыл рано утром. Сеня решил сначала зайти в стройуправление и оттуда позвонить маме. Она, конечно, уже давно встала.

Широкую лестницу управления сторожили два железобетонных льва, по одному с каждой стороны. Почему львы? Об этом Сеня никогда не задумывался, прыгая через ступеньку, подгоняемый деловым пылом. Здание выстроено в те времена, когда еще не было борьбы с излишествами и каждый мог возводить все, что хотел, и в каком угодно стиле. Денег не жалели, размахивались монументально.

И только сейчас, когда торопиться было некуда, он, степенно поднимаясь по ступенькам, подумал: при чем тут львы — не зоопарк все-таки. Уместнее было бы поставить с одной стороны Давида, что ли, в ушанке и с мастерком в руке, а с другой — Венеру, приодев ее в комбинезон и вручив малярную кисть.

Тяжелые двери, солидно вздохнув, открылись. Сеня вошел в огромный и сумеречный вестибюль. Знакомый вахтер дядя Вася (почему-то повсеместно вахтеры считаются «дядями», а уборщицы «тетями») приветствовал его доброжелательно и слегка покровительственно, не поднимаясь из-за своего вычурного дубового столика, похожего на малый жертвенник. Непочтительно присев на столик, Сеня набрал номер домашнего телефона. Несколько длинных звонков — мамы нет, наверное, уже в клинике, срочный вызов. Позвонил в клинику и услыхал обесцвеченный усталостью женский голос:

— Клиника слушает…

— Доброе утро. Мне надо Таисию Никитичну. Это ее сын.

— А!.. Здравствуйте. Сейчас скажу.

Недолгая тишина, потом снова женский, но уже бодрый мамин голос:

— Сеня?

— Мама, я приехал…

— Ох, как хорошо! Я как раз думала о тебе. Ты очень мне нужен.

— Ты думаешь обо мне только когда я нужен?

— Да что ты. Я всегда думаю о тебе, но сейчас совсем особый случай… — Она помолчала, как бы раздумывая, говорить дальше или не надо, и Сеня понял, что мама особенно чем-то встревожена, и уже хотел спросить, что же такое случилось, но тут она сама неожиданно спросила:

— Ты помнишь Ожгибесова?

— Как же я могу его не помнить? — Он еще хотел добавить, что вообще старается не вспоминать о нем. Не особенно-то стремится он обременять свою память старым, отжившим злом. Но в трубке снова зазвучал мамин голос, непривычно медлительный и вроде как бы задумчивый:

— Я давно хотела с ним встретиться. Ты ничего этого не знаешь. Я не говорила тебе. И даже писала ему, а он все уклонялся. Избегал.

— На его месте и я бы тоже…

— Не надо, все это не надо теперь говорить и вспоминать. — Короткое молчание, словно мама вздыхает или собирается с силами. И вот она сообщила: — Ну, а теперь мы и встретились…

— Отважился! Как это он?

— Вчера привезли к нам. Старые раны.

— Ах, да, Он ведь там здорово воевал. Ты, в общем, прости меня…

— Ты надолго? — спросила мама, завершая разговор.

— Еще не знаю. Откуда он взялся?

— Как только освободишься, сразу приходи. Слышишь, сразу. Я буду до обеда в клинике, а после, до шести, в институте.

Положив трубку, Сеня обратился к неиссякаемому источнику всех управленческих новостей — дяде Васе. Известно, что вместе с дежурством каждый вахтер передает своему сменщику всевозможные сведения и слухи обо всем, что произошло за часы его дежурства. Утомленный ночным одиночеством и вынужденным молчанием, источник заработал во всю силу. Новостей накопилось много, но из всего потока Сеня выделил одну, которая имела к нему прямое отношение: вчера днем из Москвы прибыла комиссия и вечером на специальном катере отправилась в Сосногорск.

— Такая, значит, сказать не соврать, комиссия ответственная, что наши все так и забегали. Буфетчица с катера приходила, продукты выписывать, рассказывала, какая там у них кормежка намечена. Закуска, говорит, четырех сортов, а обед, говорит…

Прерывая увлекательный рассказ о кормежке, Сеня спросил:

— А в комиссии кто, не слыхал?

— Вроде говорили, да вылетело из башки. Хромоватый у них председатель. Этого я сам видел. С палкой ходит, сразу видно, неудержимый. Впереди всех летит. Буря! Большой начальник, «наш» перед ним старается, как струнка…

Сеня насторожился. Хромой с палкой и бежит впереди всех. Уж не Бакшин ли? Именно таким он запомнился Сене во время их первой и единственной встречи на восстановлении разрушенного города. Встречи, определившей Сенину судьбу.

Распростившись с вахтером, Сеня вышел из вестибюля, прошел мимо бетонных львов и остановился только на крутом склоне к реке. Здесь, в тени старых тополей, он решил дождаться начала трудового дня и привести в порядок свои мысли.

Но мысли, взбудораженные болтовней истомившегося в одиночестве вахтера, не поддались его стараниям и продолжали буйствовать. Бакшин? Откуда он взялся, если никакого отношения к строительству комбината не имеет. И вообще — где он? Еще только Сеня собирался писать свое письмо в главк, он известил об этом Бакшина, надеясь на его советы и пожелания. Письмо он послал по домашнему адресу, потому что не знал, где сейчас Бакшин. Ответа он так и не дождался. Тогда послал в главк свое, как он сам считал, крамольное письмо. Это было почти год тому назад, потом он послал еще два запроса, но ответа не получил ни на письмо, ни на запросы. Теперь он, хотя и предполагал, что приезд комиссии вызван именно его письмом, но окончательно в этом не был уверен. Для чего-то его вызвали в управление как раз в то время, когда комиссия собиралась в Сосновые Горы. Отчего так получилось? Это он решил немедленно выяснить и, дождавшись начала рабочего дня, отправился разыскивать того ответственного товарища, который подписал радиограмму. На месте оказалась только его секретарша. Она встретила Сеню по-всегдашнему приветливо и разговаривала с ним с оттенком легкой иронии, как уже давно привыкла разговаривать с мужчинами, которые в свое время не оценили ее молодости и привлекательности.

— Уехал, — сказала она о своем начальнике. — Сопровождает комиссию. Вас просил обязательно дождаться.

— А что за комиссия?

Она подняла и без того высокие полные плечи и засмеялась, считая, что Сеня все отлично знает и только разыгрывает ее. Сеня подтвердил ее догадку и решил заодно уточнить насчет председателя комиссии.

— Как вам понравился Бакшин? — спросил он.

— Вот вы даже Бакшина знаете? — одобрительно отметила секретарша. — Очень представительный товарищ. Прошел по нашему управлению, как по детскому саду.