Говоря это, Рогожин точно не в себе бешено тряс за плечи свою возлюбленную, совершенно позабыв о ее положении. Когда же он, наконец опомнившись, выпустил Лили из своих рук, она, как подкошенная, упала на пол, не издав ни стона, ни крика. И все внимание ее снова сосредоточилось лишь на том, что совершалось внутри ее тела.

Сердце ее на минуту замерло, но затем усиленно забилось. И в то же мгновение затрепетал под ним и ребенок. Почувствовав это, Лили жадно стала прислушиваться к беспокойному его трепетанию и думала только о том, что надо во что бы то ни стало как-нибудь успокоить ребенка.

Почти бессознательно она приложила к животу ладони и слабо, едва заметно ощутила под ними бившееся существо. Только тогда, когда ребенок успокоился, Лили заметила, что Рогожин стоит перед ней на коленях и, закрыв руками лицо, беззвучно плачет.

ХХХI

Она лежала на полу как во сне, полузакрыв глаза и не чувствуя никакой боли. В этом положении она была до того прекрасна, что, даже несмотря на весь ужас ситуации, Рогожин помедлил звать помощь, любуясь ею. Павел Ильич рыдал, как ребенок.

«О чем это он? — в недоумении подумала Лили. Потом вновь вспомнила про свое признание, против воли в ее голове пронеслось: — Как все это глупо!»

— Как все это глупо… — неслышно прошептали ее пересохшие губы. — Что ты потерял от того, что раньше тебя на один только момент я принадлежала другому? Разве я осталась не такая же, как была? — Лили отняла от живота руки и протянула их к Рогожину. — Подними меня… — сказала она уставшим, надорванным голосом.

Но вместо того, чтобы поднять Лили, Рогожин упал головой на ее грудь, всхлипывая от слез.

— Лили!.. Лили! — словно в безумии бормотал он.

Лили сделала неимоверное усилие и, опершись руками об пол, приподнялась и села. Голова Рогожина оказалась у нее на коленях. Лили машинально провела рукой по его волосам и тяжело вздохнула.

— Знаешь, что? — начала она, подумав. — Ведь если бы не случилось то, в чем я тебе призналась, я бы никогда не полюбила тебя. А теперь я люблю. Разве тебе этого мало? Вы, мужчины, часто говорите, что готовы какой угодно ценой достигнуть любви женщины, которая завладела вашим сердцем. Неужели же та цена, за которую ты достиг моей любви, слишком высока?

Рогожин поднял голову с колен Лили и, не сказав ни слова, порывисто встал с пола, затем протянул руку и помог ей встать.

— Если бы я мог вырвать из своего сердца то, что гнетет и мучает меня, я был бы счастливейшим из смертных, — тихо и задумчиво проговорил он, глядя куда-то в сторону. — Дай мне возможность забыть, и я все прощу, со всем примирюсь!..

Рогожин не сознавал, да и не мог сознавать, что говорит нелепость. Он мыслил и чувствовал, как во сне. А во сне часто кажутся естественными и логичными самые невозможные и нелогичные поступки и мысли.

На самом деле он вряд ли когда-нибудь смог бы смириться с тем, что Лили предпочла отдать самое ценное, что у нее было, не ему, а какому-то нелепому франту, пустозвону, оперному певчику. Да и вряд ли он сможет спокойно взирать на плод их воровской любви. Ведь этот ребенок каждый раз напоминал бы ему, как подло он был обманут.

Все эти мысли дурманящим хороводом крутились в голове Павла Ильича, отчего он имел вид плохо соображающего человека.

Лили с удивлением посмотрела на Рогожина и, оправив на себе измятое платье, молча прошла в ярко освещенную столовую, где на столе стоял уже самовар. Но, не дойдя до дверей, вдруг зашаталась и, слабо вскрикнув, вновь без чувств упала на пол.

— Берта! — диким, не своим голосом заорал Рогожин.

Прибежала Берта и, увидев Лили, лежавшую на полу в обмороке, всплеснула руками.

— Доктора! Ради бога, скорее доктора, иначе она умрет! — бормотал, как безумный, Рогожин, склонившись над Лили и в ужасе устремив взгляд на ее бледное, безжизненное лицо, судорожно стиснутые зубы и закрытые глаза.

Берта накинула на голову платок и помчалась за доктором.

XXXII

Придя в себя, Рогожин бережно поднял с полу бесчувственную Лили и перенес ее на постель в спальню. Затем, неумело обрывая пуговицы и петли, расстегнул лиф и, отыскав графин с водой, смочил ей грудь и лицо.

Но это не привело ни к каким результатам. Лили не приходила в сознание. Не дрогнул ни один мускул ее мертвенно-бледного лица, и по-прежнему были судорожно стиснуты ровные жемчужные зубы и закрыты глаза.

К счастью, вскоре явился седенький и важный доктор в золотых очках и в длинном черном сюртуке, застегнутом на все пуговицы. Такие мухоморы, несмотря на свой заплесневелый облик, обычно хорошо знали свое дело. Поэтому Рогожин немного успокоился при виде старенького эскулапа.

— Я Павел Рогожин, — сразу внушительно объявил он. — Приложите все свои старания, герр доктор, а я оплачу любой ваш счет.

В ответ на это старичок странно захихикал и, не выражая ни малейшего почтения к высокому общественному положению и капиталу собеседника, нравоучительно произнес, доставая из потертого саквояжа свой инструментарий:

— Прошу прощения, милостивый государь, но в моем возрасте пора думать о встрече со Всевышним. Поэтому деньги для меня уже не имеют решающего значения, и к каждому пациенту я подхожу с одинаковым старанием. Но будьте покойны, супругу вашу я обследую со всем своим умением. Так-то вот-с.

Прищурив один глаз и оттопырив нижнюю губу, доктор сосредоточенно и молча осмотрел Лили, выслушал с помощью специальной трубки ее сердце, прощупал пульс, после чего с непонятной тревогой в голосе сообщил, что дама находится в глубоком обмороке.

— Но мы ее сейчас приведем в чувство! — успокоительно добавил он и слегка смочил нашатырным спиртом поданное ему Бертой полотенце.

Прошло несколько томительных минут.

Наконец Лили разжала стиснутые зубы, приоткрыла глаза и глубоко и протяжно вздохнула. А потом вдруг содрогнувшись всем телом, застонала от острой и мучительной боли в животе.

Узнав, что Лили беременна и что во время обморока она упала на пол, седенький доктор изобразил на своем лице многозначительную гримасу, неодобрительно промычал что-то и покачал головой.

— Потрудитесь выйти! — обратился он к Рогожину. — Мне необходимо исследовать больную. По всему вероятию, следует ожидать выкидыша. Положение очень серьезное!..

Рогожин весь сразу осунулся и послушно вышел из спальни. Берта плотно затворила за ним дверь.

Сев у окна в столовой, Рогожин замер в неподвижной позе. «А что, если Лили умрет?» — мелькнула вдруг в голове страшная мысль.

Холодная струя пробежала по спине Рогожина и жгучей болью отозвалась в сердце. И все ревнивые мучения сменились одним только невыразимым ужасом потерять навсегда Лили. Жизнь без нее показалась Рогожину ненужной и нелепой.

И нелепым показалось и то, что он так долго терзался от неожиданного признания Лили и никак не мог примириться с тем, что она отдалась Далецкому. Все это показалось ничтожным и глупым по сравнению с тем, что сейчас совершалось там, в спальне.

Рогожин как будто чувствовал присутствие в этой квартире старухи с косой, грозившей отнять у него навсегда, бесповоротно дорогую женщину. Впервые за долгие годы он начал произносить про себя слова молитвы, путаясь и сбиваясь от волнения и незнания текста. Бог долго ему не был нужен. А зачем, если все и так в его жизни складывалось превосходно.

«К чему Боженька человеку, уже имеющему несколько миллионов на банковском счете?» — недоуменно думал Рогожин, читая о неистовой вере банкиров Ротшильдов, самых богатых людей своего времени. Более того, долгое время Павел Ильич был уверен, что Бог является обузой для человека, привыкшего давить людей, подчиняя своей воле и не вникая в их мелкие заботы. «Бог нужен слабым и никчемным человекобукашкам, — иногда упиваясь своей силой и самодостаточностью, размышлял Рогожин. — Сильным он ни к чему. Сильные сами умеют построить для себя рай — здесь на земле, а не на призрачных небесах. Да и загробный рай сильному обеспечить себе гораздо легче, чем бедняку. Для этого всего-то и надо, что подкинуть церковникам деньжат на строительство нового храма или открыть богоугодное заведение».