Хлопнув крышкой погреба, Пивень поставил на нее пустое ведро и кастрюлю, которые должны были сигнализировать о том, что пленник очнулся и собирается податься в бега.

Внезапно где-то внизу около озера раздались выстрелы. Богдан остановился и вслушался. Стреляли из пистолета. И вдруг заговорило автоматическое оружие. «Узи!» — определил марку автомата Пивень.

Он открыл дверь в комнату и приказал вскочившему на ноги и бросившемуся было к окну литератору лечь на пол.

— И не подымайте головы! — сказал он с угрозой в голосе.

Половцев собрался возразить рыжеусому, что ложиться на пол глупо, что если только нападающим будет надо, они запросто расстреляют их, лежащих здесь на полу, даже из окна, что надо, пока не поздно, бежать отсюда.

— Или мы все же ваши заложники? — спросил он, пытаясь правильно выговаривать слова своей абсолютно не слушающейся челюстью.

— Может быть. А пока слушай мою команду: лечь! — сказал рыжеусый, с улыбкой направляя дуло пистолета на литератора. — Будете делать то, что я вам скажу. Лечь и не выходить из комнаты. Попробуете выйти — пеняйте на себя!

Отец и сын повиновались. Они легли на пол и испуганно смотрели на стоящего у окна рыжеусого, коренастого и хищно-пружинистого, по лицу которого пошли красные пятна. Стрельба приближалась. Бросив еще один, последний взгляд на испуганных «заложников», Пивень легко прыгнул в окно.

После того как шум ломающихся веток стих, Половцев поднялся с пола и выглянул в окно. Мальчик остался лежать на полу.

Прозаик наблюдал за рыжеусым, стоящим у бани с «Макаровым» в поднятой руке. Богдан осторожно выглядывал из-за угла бани и пытался определить на слух положение, а также направления передвижений противоборствующих сторон. Из низины доносилась то пистолетная, то автоматная стрельба.

И вдруг, пригнувшись, Богдан бросился вниз по склону — в низину. Совсем внезапно у него возникла мысль, так, предположение, на первый взгляд весьма нелепое, даже несуразное. Но оно само собой вытекало из всей этой странной и до сих пор непонятной. ему логики событий. «Зачем они так много стреляют?» — ухмыльнулся Богдан.

Крадучись и припадая ко мху, он приближался к тому месту, откуда прозвучала последняя очередь. Богдан старался не шуметь и не высовываться. Чтобы разгадать загадку, он должен был остаться незамеченным и при этом разглядеть действующих лиц. Вдруг кто-то побежал между деревьями метрах в пятидесяти от него. «Может, крикнуть, позвать его? — промелькнуло в голове Богдана. — Нет, подожди, спокойно. Сейчас я это дело…

Но Богдан не успел додумать!

Узи вдруг резко заговорил прямо напротив него из-за высокой, поросшей густым черничником кочки. Пули, ударяющие в грудь с силой и неожиданно острой болью, — это было так нереально!

С искренним удивлением он посмотрел на вспышки (лица стрелявшего человека он так и не увидел!), только и успев подумать: «Как?! Уже?!»

Банально, как фальшивый злодей из телесериала, он рухнул лицом в канаву с бурой, пахнущей гнилью болотной водой. Рухнул, даже не сумев заставить себя произвести ответный выстрел…

Половцев прислушивался к стрельбе. Там, в низине под дачей, продолжалось сражение.

«Но почему не здесь, в доме? — думал он. — Что-то здесь не так. Нет, все здесь не так. Даже эта ампула больного майора. Во всем этом нет даже элементарной логики. Кого защищают эти «друзья»? Андрея? Но от кого и почему именно здесь, в Васкелове? Елена Максимовна… Очень похоже на то, что у нее большие неприятности…»

Он продолжал размышлять… А тот невидимый, кто стоял за его спиной, кто уже не раз вмешивался в этот стремительно катящийся к развязке сюжет, все настойчивей стучался в него, вламываясь в сознание и буквально крича: «Уходи сейчас же! Скорей!»

Лишь на секунду прислушавшись к этому внутреннему крику, Половцев поспешил отмахнуться от него и тут же вступал с ним в полемику: «Но как я могу? Ведь там стреляют… А здесь, здесь мы, по крайней мере, в укрытии!»

«Не думай об этом! Уходи!» — волчком вращалось в его мозгах.

Литератор посмотрел на Андрея: мальчик спал на полу, положив голову на руки.

«Но я не хочу его будить! Он устал, и потом, я боюсь…» Внезапно Половцев услышал глухой стук, доносившийся из кухни и вспомнил о водителе.

«Этот рыжеусый оставил его где-то там. Ах да, он еще открывал крышку погреба. Я слышал, значит, водитель там!»

«Беги!» — острая волна страха ударила в виски литератору.

«Не могу, — оправдывался он, — ведь там живой человек, которому нужна моя помощь…» Конечно, этот Серега не вызывал у него особых симпатий. Но все же он казался литератору менее страшным человеком, нежели рыжеусый здоровяк, который всегда так неприязненно смотрел на инженера человеческих душ, что у того легкой поземкой пробегал мороз по спине.

Половцев бросился в кухню и, с одышкой нагнувшись, поднял крышку погреба, предварительно отшвырнув ногой ведро. Водитель стоял, повернув свое распухшее лицо к свету.

— Помогите мне! — прохрипел водитель. — Где Богдан?

— В доме никого нет, кроме меня и сына. Ваши коллеги «воюют» на болоте у озера, — ответил Половцев, стараясь не слышать свой «внутренний» голос.

— С кем воюют? — удивился водила.

— Не знаю… Какие-то люди сначала обстреляли нас у озера, — ответил литератор, с интересом глядя на одного из своих «преследователей», на лице которого выросли примерно такие же «излишества», какими пару часов назад «украсили» физиономию тишайшего литератора.

— Скорей развяжите меня! — глаза водителя лихорадочно заблестели. — Да нет, режьте ножом! Нельзя терять ни секунды, он может вернуться, и тогда всем нам крышка!

Половцев замер. Именно такой поворот событий он и предполагал, просто все это время боялся себе в этом признаться.

— Как?! Почему конец?! Что мы сделали?! — слова отчаянно прыгали у литератора в гортани, появляясь в эфире исковерканными и оттого немного смешными.

— Потому что этот Богдан… — Пахомов недоверчиво посмотрел на литератора. — Ладно, об этом после! А пока, — водитель легко выбрался из подпола после того, как Половцев разрезал на его руках ремень, — откуда стреляли?

— Со стороны озера, если я не ошибаюсь.

— Ждите меня здесь. Никуда не уходите. Я только разведаю обстановку… — и водила исчез на веранде, выходившей окнами в сторону озера.

По-рысьи мягко ступая по мху, Пахомов спустился к уборной и огляделся. Солнце едва просачивалось сквозь плотно сдвинутые кроны деревьев и лишь кое-где высвечивало ядовито-зеленые или малиново-красные фрагменты болота.

«Этот придурок издевается надо мной, что ли? Какая еще война? Здесь ведь стрельбище поблизости, вот ему и пригрезилась война… Хотя, может, это «братва» порезвилась?» — думал он, осторожно ступая по кочкам.

Выйдя на открытое место и ничего подозрительного не обнаружив, он начал разворачиваться, намереваясь бросить последний взгляд вокруг себя и бежать к машине…

И вдруг он замер: в пяти шагах от него лежал Богдан, погрузив голову и плечи в ржавую болотную воду. Водила присел и прислушался. Нет, Пивень уже не пускал пузыри. На корточках подобравшись к Богдану, Пахом стал его обыскивать.

Так и есть: его собственный «Макаров» был тут. Водила осторожно извлек из кармана Богдана вместе с какой-то бумажкой («Ага! План расположения „папиной" дачи!») свой пистолет и снял его с предохранителя. Потом он разжал пальцы правой руки мертво лежащего коллеги и сунул пистолет Богдана себе за ремень. Все это водила проделал быстро, с едва заметной улыбкой.

— Ну вот ты свое и получил, Богдаша! А это тебе на сдачу! — сказал сквозь зубы водила, приставив к затылку коллеги дуло пистолета.